АЛГЕБРАИЧЕСКАЯ ПОЛИТОЛОГИЯ РОМАНИСТА: досадная актуальность Джорджа Оруэлла
Источник фото: twitter.com
«Трудно сказать, актуальнее ли роман «1984» сейчас, чем когда-либо, но он, черт возьми, актуальнее, чем должен был бы быть!» — читаем в весьма интересной книге британского критика (литература, кино, музыка) Дориана Лински «Министерство правды. Биография романа Джорджа Оруэлла ‟1984”» (Х.: Фабула, 2020).
Вариацию этой шоковой мысли находим и в статье Виктора Шендеровича в альманахе Huxley: «Настоящая победа антиутопии — в том, что она не сбылась. Не сбылась, заметим, там, где ее вовремя прочитали». Если сблизить эти размышления, возникает парадоксальная искра: достаточно ли ныне актуализирован «1984», чтобы роман наконец утратил свою злободневность?
Старт продаж этой антиутопии (июнь 1949) — памятен в истории книжного дела: в течение года в Британии разошлось несколько сотен копий, в Америке счет пошел на миллионы; новинка держалась в списке бестселлеров The New York Times двадцать недель подряд.
Читательский бум, подпитываемый телевидением и кинематографом, продолжался вплоть до середины 1950-х: В 1954-м на английском ТВ появилась телеадаптация романа, которую посмотрели более семи миллионов британцев, а в 1956-м вышла первая полноформатная экранизация. Конечно, все это сопровождалось переизданиями книги.
Второй пик актуальности вполне прогнозируемо пришелся на дату, зафиксированную в названии. В начале 1984 года в мире ежедневно продавалось по 50 тысяч экземпляров новых изданий романа. А за весь период «празднования» было куплено почти четыре миллиона «1984», опубликованного на шестидесяти двух языках. Антиутопия вернулась в топ-списков The New York Times, и это было первое литературное произведение, которое попало в списки бестселлеров спустя столько лет после публикации.
Первая волна популярности «1984» подпитывалась страхом перед советской экспансией — роман резонировал и с фултонской речью Черчилля, и с антикоммунистическим вектором маккартизма. За сорок лет без войны эта тревога почти улеглась, «забылись» и зверства советской военщины в «освобожденной» ею Европе, и сама военная доктрина России, вполне чингисхановская, с нулевой ценностью солдата.
Это теперь понятно, что холодная война могла завершиться поражением Запада, если бы не сибаритство Брежнева. Для западного читателя 1984 года это было неочевидно, а потому он в основном радовался, как об этом свидетельствует Лински: «Запад был унижен и искажен ходом холодной войны, однако не превратился в деспотию».
Вот главная формула: страна, в которой можно свободно читать «1984», не является такой, которая описана в «1984». Как сейчас хорошо видно, это была страусиная радость. Временная. На следующие сорок лет. Пока Путин не взялся исправлять брежневские «ошибки».
Следующий всплеск актуальности вызвал Трамп в январе 2017-го, когда вопреки очевидной статистике назвал свою инаугурацию самой массовой за всю историю США, а пресс-секретарь новоизбранного президента вынужден был дезавуировать это утверждение с помощью элегантного заменителя слова «ложь» — «альтернативный факт».
Мониторинг книжного рынка сразу зафиксировал резкое увеличение продаж романа «1984», а четыре дня спустя эта пенсионного возраста книга вновь вошла в топ продаж.
«Давние дистопические ужасы «1984» с новой силой возродились в Америке Дональда Трампа», — пишет Лински. Новые читатели заметили, что новый президент соответствует большинству критериев из определения фашизма, которое Оруэлл сформулировал в 1944 году: «Нечто жестокое, недобросовестное, напыщенное, мракобесное, антилиберальное». Выплыло, что в 1970-х наставником Трампа был один из протеже сенатора Маккарти, который как бы передал вирус «демократического фашизма» начала 1950-х.
Ко всему, очередное обострение интереса к «1984» подпитывалось тогдашним расследованием кибервмешательств России в американскую избирательную кампанию. А тамошние аналитики — в том числе и от литературоведения — хорошо помнили Гарвардский проект двухтомного исследования Михаила Геллера и Александра Некрича «Утопия при власти», где Оруэлл описан как «вероятно, единственный западный автор, который понял природу советского мира».
А что же в самой России? Вот как описывает судьбу Оруэлла (в Британии — третьего по цитируемости автора после Шекспира и Кэрролла) в СССР украинский издатель Алексей Жупанский: «Роман «1984» побачив світ лише 1989 року, одночасно із «Архіпелагом ГУЛАГ» Солженіцина… Дозволили тоді, коли вже кілька років дозволялося все, включаючи рок-музику, Бога, проституцію, рекет і навіть найжахливіше — приватну власність».
Конечно, подпольные переводы распространялись в элитарных читательских кругах. На черном рынке ксерокопия перевода стоила две трети от среднемесячной зарплаты. Но и читатели в погонах не дремали: латвийский переводчик «1984» Гунарс Астра получил семь лет исправительно-трудовых лагерей за «антисоветскую агитацию и пропаганду» — те самые преступления, о которых шла речь в романе Оруэлла.
А еще раньше пять лет каторги получил Андрей Амальрик — за публикацию на Западе очерка «Доживет ли Советский Союз до 1984 года?» (1970). То же самое происходило и в советских протекторатах Европы. К примеру, в 1958 году в ГДР подростка приговорили к трем годам за чтение и обсуждение «1984».
В Украине бум актуальности романа Оруэлла пришелся на начало войны с Россией. Первый профессиональный перевод вышел в 2015 году в киевском «Издательстве Жупанского». В тогдашнем всеукраинском рейтинге «Книга года» перевод Виктора Шовкуна соседствовал на пьедестале с «Улиссом» Джойса в переводе Александра Мокровольского и «Божественной комедией» Данте, переведенной Максимом Стрихой.
Правда, двумя годами ранее появился любительский перевод, который — хоть в Кривом Роге и напечатали небольшое количество бумажных копий — распространялся преимущественно в электронном виде через ресурс Hurtom.com.
С тех пор осуществлено еще несколько разных переводов и книга опубликована в разных издательствах полтора десятка раз. В прошлом году даже харьковский «Виват» выпустил графическую версию по французской лицензии (адаптация и иллюстрации Ксавье Коста).
То, что украинский перевод появился гораздо позже российского, имеет вполне понятное — колониальное — объяснение. Но вот интересный факт: первым в мире переводом повести «Скотный двор», которая была своеобразным «пробником» к более позднему шедевру Оруэлла, стал именно украинский, осуществленный в 1947-м в лагере Ди-Пи будущим профессором Гарварда Игорем Шевченко. Правда, на подсоветскую Украину добрались разве единицы из того тиража. Как свидетельствует Дориан Лински, «большинство экземпляров по просьбе россиян перехватило армейское командование США».
Если внимательно читать Оруэлла, непременно настигнет вопрос: кем он был на самом деле? Романистом, политическим публицистом, литературным критиком, визионером? Оруэлл-критик? Да, незаурядный. Вот лишь некоторые его прозорливые тезисы: «Гамлет» — это трагедия человека, который не знает, как совершить убийство. «Макбет» — это трагедия человека, который это знает».
Или о Герберте Уэллсе: «Наши взгляды, а потому и физический мир, были бы заметно иными, если бы его не существовало». Или о Джеке Лондоне, «социалисте с инстинктами пирата». И даже о своем литературном оппоненте Ивлине Во: «Настолько хороший романист, каким только может быть человек».
И романистом Оруэлл был в полной мере еще до «1984». Написал несколько социальных мелодрам, к которым сам относился скептически, считая их лишь подработкой. Биографы некритично подхватили эту самооценку, но когда «Издательство Жупанского» опубликовало все эти романы (а позже их продублировало и издательство «Фолио»), стало очевидно, что это твердый средний уровень тогдашней европейской романистики.
Сам Оруэлл изначально представлял себя политическим публицистом-расследователем. Ныне его назвали бы, пожалуй, фактчекером. Когда в 1936 году он поехал в Испанию, целью было воочию убедиться в масштабах фашистской опасности и эффективности сопротивления ей социалистических идей. Но результат оказался совершенно неожиданным.
«Оруэлла привела в Испанию ненависть к фашизму, но шесть месяцев спустя он уехал оттуда, обнаружив другого врага. Поведение фашистов было точно таким, как он и ожидал, но беспощадность и бесчестность коммунистов его глубоко поразили», — пишет Лински.
Модные левые предпочтения молодого Оруэлла совершенно развеялись. По возвращении из Каталонии он вспоминал социализм в Британии, адептом которого был до тех пор, как то, что «имеет запах комичности, почитания станков и глуповатого культа России. Если вам не удастся устранить этот запах — очень скоро фашизм получит шанс на победу». А после нацистско-советского пакта 1939-го Оруэлл окончательно разорвал отношения с бывшими коллегами-социалистами и высказался о пацифизме как об «объективно профашистской форме самоуспокоения».
Да, Оруэлла вполне можно считать визионером. Он предсказал многое — например, первым использовал термин «холодная война» еще в декабре 1943-го. Его отточенные до математической ясности метафоры тоталитаризма вошли, как политологические формулы, в учебники. Поэтому Оруэлл, к сожалению, остается актуальным до сих пор.
Есть ли возможность списать гениальный роман «1984» в архив? Избавиться от депрессивной тревоги, которую он мощно излучает уже более семидесяти лет? Кажется, этот вопрос решается именно сейчас, хотя и озвучивается другими словами: что считать победой в российско-украинской войне.
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.