Игорь Гусев создает свои шедевры под актуальные звуки нынешнего времени и говорит о них следующее: «Сирена вместе с колокольным звоном — то, что я часто слышу сейчас, — это очень экзистенциальное переживание!»
А что, что я такого сделала? Обшарила пеленку и выбросила ребенка обратно, да? Так ведь нас там несколько сотен женщин стояло, и все, все до единой, сделали то же самое: пошарили в пеленке и вернули ребенка матери. Понимаете, все до единой! Так почему же только мне одной это аукнулось?!
Екатерина Степанкова о театре, волонтерстве и о том, как семья Ады Роговцевой помогает армии во имя победы
Мы сами для себя стали привычны, мы не вызываем у себя интереса. При образовании разрыва в привычном возвращается способность к различению привычного и непривычного, при этом так, что мы в привычном опознаем себя, мы становимся непривычными для себя в своей привычности. Само же пространство между привычным и непривычным есть открытая возможность со своей внутренней геометрией
Генерал! Только душам нужны тела.
Души ж, известно, чужды злорадства,
и сюда нас, думаю, завела
не стратегия даже, но жажда братства:
лучше в чужие встревать дела,
коли в своих нам не разобраться
Эта книга не является ни обвинением, ни исповедью. Это только попытка рассказать о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от снарядов
Я понял тогда, что, когда белый человек становится тираном, он уничтожает свою свободу. Он превращается в пустую, податливую куклу, условную фигуру сахиба. Потому что условием его правления становится необходимость жить, производя впечатление на «туземцев», и в каждой кризисной ситуации он должен делать то, чего ждут от него «туземцы»
Народ стал единым целым. Нет больше бандеровцев и ватников, ваксеров и антиваксеров, нет оппозиции — есть один народ, готовый сражаться и защищать. Какой дух, какая самоотверженность! Города превратились в крепости. И в этих крепостях рождаются дети. Печется хлеб. И продолжается жизнь
За металлической оградой детсадика «Яблунька», как за решеткой концлагеря, — какие-то дети, в смешных курточках и шапочках. Они стоят и смотрят, как мимо них по улице проходят соседи-беженцы, а с ними проходит весна — для кого-то одна из первых, для кого-то одна из последних в жизни. В их спину пялятся дула танков. Они под охраной. Они — живая охрана. «Русская весна русского мира»
Мы живем в опасное время. Чума в нашем доме.
Можно ли повернуть историю вспять? Наверное, можно — если этого захотят миллионы. Так давайте же этого не хотеть. Ведь многое зависит от нас самих. Не все, конечно, но многое
Русским, «ничего не знающим» о войне против населения Украины, необходимо показать разрушенные украинские города и трупы людей, убитых русскими ракетами
Блокпосты. Комендантский час. Ночью — нет-нет и слышны взрывы, а то и выстрелы. Творог, курица и путешествие в Одессу — это не то, о чем думают сейчас крестьяне. Но мама не хочет смириться — она родилась в войну и считает, что на ее жизнь одной достаточно. Я наспех одеваюсь, и вместе идем на угол. Конечно же, «бабки» нет