Берта Рапопорт на фоне теплохода «Молдавия» / usionline.com
Первые женщины-капитаны в мореплавании являются важной частью морской истории, где с древних времен традиционно доминировали мужчины.
Берта Рапопорт (1914–1967) — одна из первых женщин-капитанов в мире. Родилась в Одессе. Морскую карьеру начала в 17-летнем возрасте и благодаря своему профессионализму, знаниям и навыкам в области мореплавания очень быстро продвинулась по карьерной лестнице.
Берта Рапопорт похоронена на Третьем еврейском кладбище в Одессе. В мае 2006 года на здании Одесского порта установлен барельеф с ее изображением.
В 1966 году режиссер Рафаил Гольдин снял фильм о Берте Рапопорт под названием «В одной семье».
Первые женщины-капитаны не только проложили путь в мореплавании для других представительниц прекрасного пола, но и стали символами мужества, независимости и преодоления стереотипов в обществе. Их достижения и истории вдохновляют и по сей день.
ЛЕГЕНДАРНАЯ БЕРТА
Море каждый день наблюдала из окна. Стоило открыть глаза, как возникало царство Нептуна. Выглянешь после обеда — снова овал зеленовато-синей воды. Вечером, когда надвигалась густая тьма и трудно было распознать, где начинается и заканчивается берег, длиннотелый волнорез или подпорная башня, соленую воду могла разглядеть всегда. Тяжелую, плотную, йодированную.
Сколько себя помнила, Берта обожала море и мечтала стать капитаном. Стоять на навигационном мостике, управлять судном, вести бортовой журнал. Желать себе и команде «Семи футов под килем».
Отец и слышать об этом не хотел. Мужчина всю жизнь работал столяром: зачищал бруски и доски тяжелыми шершавыми руками, в которых всегда сидели занозы, и требовал от других таких же полезных профессий. Мать вела домашнее хозяйство и неустанно объясняла, в чем смысл жизни женщины.
Берта возражала. Пыталась донести, что море — это такая жизнь. С детства девушка хорошо плавала, поэтому бегала купаться с соседскими мальчишками, а потом с интересом созерцала, как разгружаются корабли. Как важно заходят в порт и швартуются, а оркестр играет какую-то зажигательную мелодию.
Кроме нее в семье росли еще девочки. Младшие сестры оправдывали родительские надежды. Они умело шили и вышивали. Берта же хотела гораздо большего, чем было принято в уважаемой еврейской семье. Не рисовать на канве крестики и узелки, а стать с морем на «ты». Не просто получить какую-то портовую профессию, а управлять судном.
Сначала надеялись, что девушка перерастет. Вот влюбится, выйдет замуж, родит детей, и море быстро отойдет на задний план. Ведь она — красавица: круглолицая, с волнистыми густыми волосами и хорошей фигурой. Правда, нос немного великоват и ум слишком уж остер. Девушка быстро реагировала на любые изменения, обладала организаторскими способностями и командным голосом.
Отец, бывало, переспрашивал: «Кем собираешься руководить? Неужели матросами?» Услышав ответ, хмыкал: «Еще в 1562 году в Дании был принят закон, в котором говорилось, что для женщин и свиней доступ на корабли запрещен. Если подобные будут обнаружены, то срочно должны быть выброшены за борт». Берта упрямо замечала: «Отец, мы не в Дании и не в XVI веке».
Мама ничего такого не говорила. Только вздыхала: «Там такие грубые, неотесанные люди, биндюжники, как ты будешь среди них? Неужели не знаешь, что капитана между собой называют дядей, а боцмана драконом?»
Берта упорно шла к своей цели. В четырнадцать лет поступила в Одесский морской техникум на отделение судовождения и начала углубляться в наземные и береговые ориентиры, разбираться в маневрировании судна. Сначала к ней относились скептически, но девушка неутомимо аргументировала свое присутствие.
Получала высокие оценки, и впоследствии преподаватели прониклись к девушке большим уважением. Особенно один старый морской волк, который целый год носил бушлат, пропахший морской солью, и все считали, что он немного с приветом. Именно он потихоньку рассказывал о морских обычаях и законах:
«Во время праздничного ужина не следует чокаться бокалами. Этот звук тревожит души погибших моряков. Провозглашая тост, стоит сидеть (упаси Боже, стоять). Первый тост должен всегда быть за богов моря: Посейдона и Нептуна».
Девушка внимательно слушала и фиксировала. С началом практики на паруснике «Товарищ» получила звание штурмана дальнего плавания. Господи, какое это было счастье! Берта на равных несла с парнями вахту, мыла палубу, собирала и ставила паруса, а когда выпадала свободная минутка, забиралась на самую высокую мачту и пела.
Карьера развивалась довольно стремительно. Сначала занимала должность четвертого помощника капитана на теплоходе «Батум-Совет», через год стала третьим помощником капитана на самоходном судне «Кубань», через два года дослужилась до второго помощника капитана на теплоходе «Катаяма», а с февраля 1936 года Берта стала старшим помощником капитана на «Катаяме». Пока ее сестры шили плиссированные юбки и блузы с жабо, кроили крепдешиновые платья (обязательно в мелкий цветочек), Берта ловко курсировала из Одесского порта в порты Англии и Франции.
Как-то раз зашли во французский порт. На пристани собралась большая толпа желающих понаблюдать, как женщина руководит швартовкой гигантского корабля. Невысокого роста, миловидная, задорная. Но матросы слушали ее беспрекословно. Когда судно было прикреплено к причальному сооружению, зрители взорвались громкими аплодисментами.
Дети дарили цветы, мадам обнимали и расспрашивали о жизни в СССР. Всем было интересно взглянуть на женщину-старпома. В другой раз судно прибыло в Лондон, и ее снова ждала толпа. Собралось много репортеров, поэтому на следующий день в местных газетах появилась статья о первой в мире женщине-моряке.
В ней корреспондент — манерный английский денди — подробно описал внешность, цвет глаз и волос, одежду и маникюр. Точнее, то, что никакого маникюра не наблюдалось. Никто не мог понять, как подобное возможно. Ведь она прежде всего дама, а тут такая собачья должность.
Спит фрагментами, по четыре-пять часов в сутки, постоянно заступает на вахту, отвечает за работу основных устройств судна, руководит палубной командой, контролирует запасы еды и воды, заботится о чистоте и порядке. Даже невкусно приготовленный обед оставался на совести старпома, но Берта с легкостью выполняла свои «собачьи» обязанности.
Женщина свободно владела английским языком, находила подход и к матросам, и к кочегарам, могла унять недовольных и тех, кто просто устал от замкнутого пространства и несносного коллектива. Старпом имела волевой характер, не брезговала терпким крепким словцом, с удовольствием курила «Беломор» и как специалист ни в чем не уступала мужчинам.
Уже в то время моряки между собой называли ее Легендарной Бертой и относились с большим уважением. Казалось, ничего не могло сбить женщину с толку: ни бессонные ночи, ни качка, ни бесконечные смены часовых поясов. Она стойко переносила тропическую жару и невыносимый арктический холод, длительную разлуку с родными и невозможность ходить по твердой земле. Глядя на нее, ни у кого не возникало желания сетовать на судьбу или устраивать бунты. Потому что, выходит, женщина может, а мужчины что, слабаки?
Ее личная жизнь оставалась самой большой тайной. Никто понятия не имел, кого она любит, о ком плачет, как проводит свободное время. Лишь со временем заметили, что как будто поправилась. Сменила китель с сорок четвертого размера на сорок шестой. Периодически выглядит бледной и уставшей. Когда выпадает свободная минута — спит. Через несколько месяцев стало понятно, что Берта ждала ребенка. Моряки растерялись, попытались хоть как-то облегчить старпому жизнь, но Берта от поблажек решительно отказывалась, ведь беременность, как и море, — это такая форма жизни.
На сушу сошла, чтобы родить и прийти в себя. Девочку назвали Жанной. Молодая мать кормила грудью, стирала пеленки, время от времени поглядывала в сторону моря. Туда, где Карантинная гавань и причалы под номерами четыре и три. Где виднелось кафе «Маяк», которое когда-то называлось «Буфет Келя». В нем, как и полвека назад, вкусно кормили, предлагали прохладительные напитки, а на Приморском бульваре играли посменно три оркестра: военный духовой, итальянский и румынский.
На тот момент женщина имела комнату в четырехэтажном доме на Дерибасовской, 4. Дом был добротным, с высокими окнами, мраморными лестницами. Все квартиры — коммунальные, поэтому жили дружно. Когда кто-то возвращался из рейса, устраивали шумные праздники. Накрывали столы, сносили икру из синеньких и жареную до золотого камбалу и выкрикивали тосты. Поднимали бокалы за тех, кого сейчас качает, за тех, кто в море, на вахте и гауптвахте.
Когда пришло время отправляться в рейс, выбирать между любимой работой и ребенком не довелось. Конечно, нужно идти в море. С малышкой оставалась мама, потому что Берта знала, что лучше ее мамы никто не справится с ребенком.
В рейс отправлялись в пятницу. Среди моряков во все времена это считалось недобрым знаком, поскольку ничего не следует начинать в пятницу (в день распятия Христа), тем более, такие серьезные дела, как международный рейс (по плану должны были зайти в Мариуполь, загрузиться зерном и взять курс на запад).
Рано утром Берта покормила дочку, поцеловала в макушку и крепко перевязала грудь. Внутри скреблось нехорошее предчувствие, и женщина вдруг вспомнила, что «Катаяму» переименовали. Вдруг перед глазами возник старенький учитель в бушлате. Однажды он пересказал легенду, в которой говорилось, что все имена кораблей хранятся в «Книге бездны», которой руководит сам Посейдон. Поэтому, когда имя корабля меняли, это приравнивалось к попытке обмануть бога.
То был октябрь 1938 года. В Испании бушевала гражданская война. СССР помогал правительству республики оружием и продовольствием, вот и везли в воюющую страну зерно. Небо в тот день нависало седое и негостеприимное, море потеряло цвет и прежний блеск, но «Катаяма» упрямо держал курс. Его было не испугать тяжелыми волнами и прихотями природы.
Ночью неподалеку от Мальты пароход осветили мощные прожекторы. Как оказалось, Средиземное море патрулировали корабли испанских фашистов. К ним приблизился военный корабль и подал сигнал: «Немедленно остановитесь! В случае неповиновения — расстрел».
Капитан «Катаямы» «нажал на тормоза», и той же ночью была арестована вся команда, кроме Берты и пяти моряков. Арестантов отправили на берег, а на пароходе осталась женщина, боцман, два матроса, машинист и кочегар. Покидая борт, капитан сложил на Берту свои полномочия и посоветовал не поддаваться на провокации.
У женщины не шевельнулся ни один мускул, только промелькнуло в сознании лицо дочурки: упругие кудряшки и глаза-бусинки. На утро Берта подняла на палубе флаг. Когда преступники захотели его сорвать, возразила: «Пока я на борту, здесь будет мой порядок и мой флаг». В тот же день моряков отправили в концлагерь, а Берту — в женскую тюрьму, где требовали письменного заявления или признания, что судно везло оружие, а не хлеб.
Во время допроса женщину били. От одного мощного удара Берта упала, потеряла сознание, а когда очнулась, была ошарашена увиденным. В камере — грязь, чрезмерная влага, отсутствие кроватей и стульев. Кормили ужасно. Мыться приходилось из помойного ведра. Женщина сразу объявила голодовку. К ней прибыл директор тюрьмы и предложил лучшие условия, если та прекратит голодать. Берта отказалась, и в качестве наказания была переведена в концлагерь. Моряков-коллег удерживали в тюрьме города Пальма на острове Майорка.
За колючей проволокой Берта провела восемь месяцев. Держалась достойно. Плакала один раз. В тот день ее дочери исполнился год, а она не могла малышку поздравить. Приготовить рулет с яблоком или хотя бы «кашу-ляпу». Подарить медведя из ваты или юлу. В июне наконец освободили, поэтому попрощаться сошелся весь концлагерь. Испанки подарили женщине букет полевых цветов и что-то долго лепетали о несокрушимости и стойкости одесских моряков.
Жанна мать не узнала мать. Увидев на пороге осунувшуюся женщину, обиженно заголосила. Долго не шла на руки, а Берта не понимала, как подступиться к собственному ребенку. Что сказать, в какую игру играть, каким образом укачивать. Со временем все наладилось, старпом оправилась и снова вознамерилась идти в море. Мать не удержалась и посмотрела на дочь с укором. Та вздохнула: «Мама, пойми наконец! Море — это моя земля».
С 29 апреля 1941 года Берта была старпомом на судне «Молдавия». Стоило только произнести название, как во рту становилось сладко. Будто глотнула пряного виноградного вина с черешневым привкусом. Женщина, как и раньше, руководила, следила за работой команды, отдавала распоряжения и сыпала байками, пока не началась война. Город в одночасье изменился.
С неба вместо снега и дождя летели серые гранулы смерти. Фашисты захватили под Одессой водонапорную станцию, и вмиг не стало воды. По вечерам обязательно кто-то горланил: «Граждане, соблюдайте светомаскировку, гасите свет». Одесситы послушно одевали окна в черные наряды. «Молдавия» с первых дней получила флаг Красного Креста и стала вывозить из Одессы женщин, стариков, детей.
Не заметили, как побледнел октябрь. Море остыло до тринадцати градусов, ясени покрылись буро-желтым, орланы-белохвосты особенно жутко залаяли. Десятого числа, снова в пятницу, Берта должна была вывозить одесситов в более безопасные места. Женщина нервно раскурила папиросу и отметила полные кубрики людей.
Те, кто не поместились в трюмах, настороженно сидели на палубе и затравленно сканировали линию горизонта. Выглядели взволнованными, напуганными, бледными. Море терпеливо ждало начала путешествия. Небо нависало чистое, но одиночные чайки тревожились и дичали. Берта еще с детства понимала их язык. Поскольку всем известно, что в птичьих горлышках прячутся души погибших моряков. На этот раз бакланы предупреждали о чем-то страшном и неизбежном.
Трагедия произошла вблизи Тендровской косы. Сначала в небе появились металлические птицы: самолеты 77-й Эскадры пикирующих бомбардировщиков, имевшие прозвище «Лаптежники». Они охотились на корабли Красного Креста, словно быки на багровую тряпку. Безжалостно топили раненых, детей, женщин и получали от этого небывалое наслаждение.
И вот, зафиксировав добычу, стали забрасывать бомбами. От детского крика заложило в ушах. Судно опасно накренилось, потому что в нем твари наделали несколько десятков дыр. Берта стиснула зубы и изо всех сил вцепилась в штурвал. Ей удалось дотянуть до мели, и началась эвакуация. Слава Богу, на помощь пришел экипаж спасательного судна «Юпитер».
Спасение «Молдавии» продолжалось до позднего вечера. Повсюду стонали раненые, кричали испуганные, молчали убитые. Среди команды не досчитались четырнадцати мужчин, двадцать пять получили ранения, в том числе и сам капитан. Семьдесят пассажиров лежали окровавленные, но живые. Корабль тоже казался потерявшим сознание.
Последней с него сошла старпом — Берта Яковлевна Рапопорт. Вскоре бедолаг переправили в безопасное место, а теплоход, точнее, то, что от него осталось, простоял на мели до конца оккупации. Со временем его списали и разрезали на металлолом.
В ноябре Берта уже руководила судном «Туркменистан», а когда закончилась война, женщину перевели на должность старшего инспектора конторы капитана Одесского порта. Через два года началась борьба с космополитами. Из Черноморского пароходства уволили высококлассных специалистов только за то, что они поляки, греки, болгары и евреи.
Капитаны, боцманы, механики родились и выросли в Одессе и не знали другой родины, но это никого не волновало. Советская власть пыталась сохранить «чистоту расы». Берта тоже попала под маховик: женщине, дослужившейся до капитана, предложили должность диспетчера.
Выбора не было. Нужно было кормить дочь, маму, себя. Поэтому с 1948 года стала сменным диспетчером морфлота. Безошибочно отправляла буксир нужной мощности на тот или иной участок, контролировала выполнение судами графиков движения и планов перевозки грузов.
В 1962 году бывшего старпома выдвинули на награждение нагрудным знаком «Почетный работник морского флота», однако награду не дали, поскольку почти год находилась в капиталистическом плену. Женщина проглотила очередную обиду и через время заболела раком. Отправляясь на тот свет, просила поставить кровать к окну так, чтобы было видно море. Ведь море — это как татуировка, которую вывести практически невозможно. Что бы ни делал, остается белый след.
О ней говорили разное. И что всегда ступала на борт правой ногой, и что имела на ногах «наколки» свиньи и петуха (свинья — на левой, петух — на правой, но никто и никогда их не видел) — якобы это позволяло выжить при любом кораблекрушении. Самые дерзкие рассказывали, что под коленом «носила» настоящий крест, который делал женщину невкусной и незаметной для акулы.
На борту Берта не позволяла свистеть, потому что это могло спровоцировать бурю или шторм. Обожала красное вечернее небо, ведь оно предсказывало хорошую погоду. Когда шторм затягивался, бросала в воду хлеб, чтобы улучшить природные условия и задобрить стихию.
Отправляясь в длительный рейс, тщательно следила, чтобы никто из команды подолгу не стоял на корме и не смотрел на волны. Знала, что у моряков возможны трансформации сознания: когда слишком долго не видно на горизонте земли, не помня себя от тоски могут прыгнуть в воду.
На самом деле, о Берте Рапопорт никому ничего не известно, кроме нескольких общеизвестных дат: даты рождения, поступления в техникум, ареста и потопления «Молдавии». Мы не знаем, что ее смешило, а что, наоборот, тревожило. Какие сны видела, чему учила Жанну и каких мужчин любила.
Дочь Берты уже старая и больная, поэтому отказывается хоть что-то рассказывать. Внук давно в Израиле, а в архивах — диплом и еще несколько пожелтевших бумажек. Известно лишь ее твердое убеждение относительно морской стихии. Потому что любое море — это такая земля.
Материал предоставлен автором на украинском языке
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.