Конструирование памяти добавляет авторитарному политическому проекту целостности и понятности. Создается что-то неизменное, незыблемое — фундамент, который «был всегда». А масштабы сообщества умозрительно увеличиваются за счет тех, кто «был до тебя». Это, в свою очередь, укрепляет в коллективе чувство целого
Зачастую, говоря о «русском мире», упускают из виду его основу. Но мало назвать россиян орками, а Путина — тоталитарным вождем и военным преступником. Необходимо понять ядро, стержень этого явления…
Нынешняя война является мировой по еще одной важнейшей причине. Она уничтожила тот мир — я имею в виду некую человеческую эйкумену, с ее порядками, ценностями, способом реакции восприятия, — который существовал до этой войны. Того мира уже нет, и его не будет. Этот мир упразднен нынешней войной, и, в общем-то, здесь мы наблюдаем ту ситуацию, о которой в свое время говорил Адорно, что после Освенцима…
Эта война действительно является мировой, конечно, она еще не является таковой непосредственно, по театру военных действий и, дай бог, таковой не станет, пожалеем мир. Однако по своему характеру это мировая война. Во-первых, потому, что само явление путинского режима и его возможностей, которые возникли на данный момент, — это же выпестованное, собственно, Западом явление
Зачастую люди считают авторитаризм чем-то диаметрально противоположным демократии. Определенную роль здесь сыграла популярная культура, из которой мы черпаем карикатурные и катастрофические представления об авторитаризме. Из-за этого начинает казаться, что мы сразу заметим изменения, такими разительными они будут. Но так ли все просто?
Люблю и продолжаю любить слова. Герман Гессе все обо мне знает, читаю его в голос, трепещу, наливаюсь счастьем. Флобер пока недоступен. Несерьезен в отношении к Гоголю. Проблеск Бальзака, но нужны еще годы. И вот главное событие — Рильке. Жизнь моя стала другой. Рильке всегда рядом…
Те, кто выступает за меньшую поддержку Украины и большее давление на нее с целью склонить к переговорам, любят повторять, что Украина просто не может выиграть войну с Россией. Верно, но именно в этом я вижу величие украинского сопротивления: они рисковали, делали невозможное, вопреки прагматическим расчетам, и самое меньшее, что мы им должны, — это полная поддержка
Путин возрождает своего рода одновременно архаический и постмодерный нацизм. Это идеология, которая основана на вере в существование непримиримых врагов без реальных на то причин. Россия окружена экзистенциальными врагами — а на деле это оборачивается крайне опасной идей — уничтожения всего, что не Россия, потому, что для Путина не Россия — это анти-Россия
Культура — это субстантив от «культивировать». Культивировать — значит избирая обрабатывать. Если культивирование — это процесс, то культура — это состояние. Это состояние, в котором желаемое не только достигнуто, но и постигнуты ценности как принципы желаний. Постижение принципов связано со свободой выбора, поскольку предполагает дистанцию и разрыв между желанием и желаемым
Цель тоталитарного государства — покорить мир, чтобы освободить его от зла. Отношение к окружающему миру как к злу превращает архаичный империализм в тоталитарный, с позиции которого власть нужна ради власти. Страх перед сложностью мира превращает тоталитарный империализм в некрофилический, т.е. в некроимпериализм, с позиции которого власть нужна для разрушения
Я верю в политический национализм. Этнический национализм можно понять во время войны, но он не создает привлекательный образ будущего, он сужает рамки, не давая реализоваться шансу
Можно ли игнорировать абсолютные критерии добра и зла? Можно ли идти на компромисс со злом, называя это реальной политикой? Для европейской интеллектуальной традиции это немыслимо. Но теперь это называют реальной политикой и призывают «не унижать Россию». Запад перестает видеть сущность. Запад отказывается от абсолютизма этики. Понимаем ли мы, что это прямая дорога к смерти Запада?