Наталья Амирова. Возвращение домой, 2020 / Facebook, «Сіль-соль»
В донецкой степи уже стемнело, но тишина не наступила. То дальше, то ближе слышатся взрывы снарядов, а иногда пулеметные очереди, но интенсивность боев все же ниже, нежели днем. За несколько километров от этого к небольшой посадке подъезжает пикап. У него в багажнике находится антенна для спутникового соединения Starlink. Молодой солдат пытается найти лучший сигнал для связи, для связи со мной, ведь у нас запланирован семинар…
Мог ли я представить несколько лет назад, в то время, когда я организовывал философский кружок, что ребята, которые решили заниматься литературой и философией, будут выходить со мной на связь из окопа? Мог ли я представить, что потеряю близкого друга на войне?В то довоенное время, после защиты докторской диссертации, работа над которой частично проходила в Вене под руководством профессора Георга Штенгера, в то, как сейчас уже стало ясно, благополучное время я мечтал о создании места, где свободные занятия философией не были бы отягощены бюрократизмом и инертным академизмом.
Мне казалось необходимым, чтобы философия, как когда-то, могла объединять людей разных призваний, чтобы политик, художник, ученый, инженер и философ могли за одним столом говорить о наиболее важном, чтобы дух взаимоуважения, а также вдохновенный поиск истины облагораживал людей так, как в былое время.
Я стремился также найти людей не только тех, кому нужна философия, но и тех, кто нужен философии. Я искал людей, для которых желание мыслить было связано с желанием творить, а также тех, для которых мысль и поступок не отделялись непреступной стеной, а соединялись в едином творческом порыве. Молодое поколение откликнулось. К своему радостному удивления, я встречал молодых ребят, умственная зрелость и этическая чистота которых меня восхищали.
Тут я должен кое-что объяснить. Есть одна примечательная особенность молодого украинского поколения, которая состоит в том (и в этом я много раз убеждался), что вопросы, которыми они задаются, связаны не только с тем, как что-либо улучшить или урегулировать, а с сущностью самих вещей, с чем-то изначальным; не только с тем, как, например, функционирует литературная критика, а с тем, в чем сущность литературы вообще, не только с тем, как укротить механизм политического давления, а с тем, что же такое политика как таковая и в чем, в конце концов, состоит ее смысл, и т. д. В этом я видел знак того, что Украина находится на концептотворческом этапе своего исторического развития, а это значит, что философия должна была играть одну из важнейших ролей в этом процессе.
Киевский философский кружок оказался узким и малоизвестным в Украине. Хотя некоторая мода на интеллектуализм была, мы все же остались в стороне. Причиной этому также было и то, что наш подход к философским вопросам был определен полным погружением в проблему, доскональным изучением предмета, высочайшим вниманием к тонкостям и нюансами философской работы.
Мы таким образом желали соединить междисциплинарность со строгой методической работой, направленной на системную разработку тематизированного поля. Ясно, что в наши задачи не входило «просвещение», мы не желали упрощать или смягчать всю глубину философских концепций. Мы желали служить философии, а не превращать философию в инструмент для самоутешения.
Феноменология была в центре наших устремлений. Через феноменологию мы смотрели на всю историю философии. В частности, феноменологическое прояснение текстов философов немецкой классической философии было особенно важно.
Также во время моего пребывания в Венском университете я решил перевести фундаментальное исследование Георга Штенгера «Философия интеркультуральности. Феноменология интеркультурального опыта». Этот трактат сочетает в себе филигранно выверенную методологию, основанную на глубокой феноменологической традиции, с анализом актуальных и даже острых проблем современного мира. Моя робота над переводом продолжается и сейчас.
Но вот утро 24 февраля. Подлое и коварное нападение страны-террориста. В Киеве слышны гулкие взрывы. Царит паника. За первые недели войны кто-то из участников кружка записался в территориальную оборону, кто-то стал волонтером. Мой близкий друг Евгений Волченко, активный участник нашего кружка, врач, организовал центр для реабилитации военных.
С первых дней войны Саша Смаглюк вступил в ряды обороны Киева. До войны он много писал. Его стихи выверены, тонкий их узор проявляет сложные интуиции и неожиданные темы. Он знаток кино. Он восхищается Новалисом, Рильке и Гофмансталем. Под моим руководством он, как и несколько других ребят, уже несколько лет упорно работает над трактатом Шеллинга «Система трансцендентального идеализма». Автору трактата на момент написания было двадцать пять лет, как и Саше, когда он начал над ним трудиться. Сашу интересует тема воли. Имея военный опыт, он на пути к своей философии воли.
Некоторые ребята сразу же решили вступить в вооруженные силы Украины. Серафиму и Саше было по девятнадцать лет, и поступить на военную службу было не так просто, но они добились своего. Впереди были страшные бои, радостные победы, военные учения в Англии и многое другое. Но одно оставалось неизменным — наши философские беседы и семинары.
Конечно, выход на связь спрогнозировать нельзя. Бывает период затишья, и Саша успевает написать замечательное эссе (опыт самоосмысления происходящего), а бывают целые недели, когда выйти на связь невозможно. В это время интенсивность боевых действий повышается, что требует полного вовлечения и концентрации. Саша штудирует тексты Хайдеггера о поэзии Гельдерлина.
Все трое ребят пишут стихи. Они писали их и до войны, но сейчас их стихи читаются особенно трогательно.
На их судьбу выпало познать жизнь там, где она часто и внезапно может оборваться. Каждый раз, когда они рискуют жизнью, попадая под очередной обстрел, мысль о ценности жизни встает перед ними грубым фактом. Есть нечто общее между философией и войной. Война выбрасывает человека из ясно очерченного жизненного мира в новое, неизведанное измерение. Так проявляется вся укорененность человека в привычный и знакомый мир.
На войне, попадая в пограничные ситуации, человек обретает опыт конечности собственного существования. И главное слово тут «опыт», ведь взрывы от артиллерийского обстрела именно переживаются, охватывают все тело, иногда парализуя сознание. Солдат на передовой постоянно на грани. Эта грань становится новым измерением существования. Тут смерть рядом с жизнью, они так близки, что иногда их отделяет несколько секунд, несколько метров.
Философия также движется к границам, желает их выявить, схватить и преодолеть. Философ — это человек, который, с одной стороны, созерцает и мыслит многообразие сущего, но с другой стороны, философ — это тот, кто обращен взглядом к иному, к ничто, к чему-то пограничному. Саша и Серафим в свои двадцать лет уже знают об этом. Они видели этот мир уже по обе стороны. Для них извечный вопрос «почему есть сущее, а не ничто?» обретает уже не лишь спекулятивный, а вполне конкретный характер.
Придет время, и все ребята, дожив до старости, напишут свои мемуары об этом страшном времени, напишут о своих подвигах, о друзьях, которых они потеряли, и о том, как именно они встретили нашу победу. Когда-нибудь…
Но сейчас философская практика продолжается. Стремление к культуре и познанию молодых солдат не остановит война. Наоборот, она лишь углубит их опыт и укрепит уверенность в том, что культурное развитие и философское постижение являются неотъемлемой частью победы над оголтелым варварством.
На следующем семинаре с Серафимом мы будем обсуждать «Логико-философский трактат» Л. Витгенштейна, который и сам писался в окопах Первой мировой войны. История любит подобные игры. Серафим, когда есть свободная минута и когда позволяют обстоятельства, тщательно ведет заметки по каждому положению трактата. На следующем семинаре из тьмы донбасской ночи возникнет его лицо, и мы вновь углубимся в стихию мышления. Я надеюсь…
Этот текст публикуется по материалам статьи Philosophie-Seminar an der Front (derstandard.at)