Публикуем вторую часть воспоминаний ветерана труда из Одессы, Данилова Михаила Ивановича, чье нелегкое детство пришлось на годы страшной Второй мировой войны.
Машина нас довезла до города Борисов, прямо к железнодорожному вокзалу. Мы пересели на платформу грузового поезда, который нас должен был везти в тыл. Весь грузовой состав был полностью набит людьми и только поезд собрался начать движение, как налетели немецкие самолеты и начали стрелять из пулеметов и бомбить эшелон.Мы с «Болячкой» спрыгнули с платформы и спрятались под ней. Когда самолеты улетели, не причинив никакого вреда поезду, наступила кромешная тишина и мне показалось, что я оглох от разрыва бомб, но все обошлось. Потом все вернулись на свои платформы и поезд тронулся.
Во время движения немцы еще несколько раз атаковали поезд, но ни одна бомба так и не попала в эшелон. Возможно, эти летчики были гуманными людьми, но скорее всего, у них был приказ не разрушать железную дорогу, по которой немецкие войска планировали двигаться на Москву. Наконец, мы доехали до города Вязьма, где милиция собрала всех детей, у которых не было родителей и отправила в местный детский дом имени Ленина.
Немцы все чаще и чаще бомбили Вязьму. По прерывающемуся гулу немецких бомбардировщиков мы определяли: будут они бомбить город или полетят дальше. Чтобы нас, детдомовцев, не подвергать опасности, весь детдом отправили в деревню и поселили в школе.
Как-то мы с «Болячкой» были на лугу за деревней и откуда не возьмись, вынырнул немецкий истребитель. Он летел так низко над нашими головами, что казалось вот-вот заденет. И тут он начал по нам стрелять из пулемета. Мы бегали, как зайцы, зигзагами, на ходу снимая белые рубашки. А самолет, делая разворот за разворотом, все стрелял и стрелял в нас.
Мы видели звериный оскал этого двуногого существа арийской расы. Ему подобные существа, миллионами убивали невинных людей. Потом я видел, как эта высшая арийская раса превратилась в шакалов и дрались они между собой ради куска хлеба. Но, в 1941 году, эта раса нуждалась в расширении жизненного пространства.
В деревне мы пробыли недолго — немцы подходили к Вязьме. Весь детдом погрузили в товарные вагоны и мы поехали в глубокий тыл, подальше от фашистов. На пути нашего следования немецкие самолеты постоянно атаковали наш поезд.
Эшелон останавливался и мы дружно выпрыгивали из вагонов, ложились спиной на землю и с детским любопытством разглядывали черно-белые кресты, несущие нам смерть. Самолеты улетали, мы снова запрыгивали в свои вагоны и поезд продолжал свой путь.
Так продолжалось довольно долго, пока мы не заехали так далеко, что немецкие самолеты до нас уже не долетали. Поезд нас довез до далекого города Чкалов, который находился в глубоком тылу. Мы пересели в автомобили и колонна машин повезла нас в степной совхоз «Электросталь», находящийся очень далеко от железной дороги. В совхозе нас поселили в дом с большими комнатами, где уже стояли заправленные койки, столы, табуретки и прочая мебель.
День шел за днем. Детдомовские будни все больше и больше втягивали меня. Стал курить, на руке появилась первая татуировка, мат стал для меня привычным.
По вечерам мы устраивали своеобразные игры. Играли в чехарду; так я был легкий и прыгучий, то прыгал последним наверх. Или играли в конницу. Маленькие садились на плечи больших мальчишек и размахивая подушками скакали друг на друга: кто кого собьет.
Но самая веселая игра была, когда полотенцем душили кого-то из мальчишек, потом полотенце отпускали и удушенный начинал носиться по спальне, а мы убегали от него. Он бил, валил тех, кто попадался ему под руку. В спальне стоял шум, смех, грохот — удушенный переворачивал все вверх ногами. Потом кто-нибудь подскакивал к нему и бил его по щеке. Удушенный очухивался, говоря, что ничего не помнит.
Такие игры проходили у нас каждый вечер. Игры играли, а кушать постоянно хотелось. В детдоме кормили плохо. Мы с «Болячкой» лазили по хозяйским огородам и садам, рвали, выкапывали все, что было съедобно. Тоже самое делали и другие детдомовцы: голод убивал чувство страха, мы воровали, чтобы выжить в этой голодной жизни.
Многие детдомовцы становились профессиональными ворами, а я не хотел быть вором, я хотел стать летчиком, чтобы сбивать немецкие самолеты. Эти самолеты разбили мой дом. От их немецких бомб сгорели мой отец, моя мать, мой брат и мои сестры. Их четвертая еврейская кровь* не пролилась, а испарилась в пламени огня и превратилась в красное облако
Я очень тосковал по своим родителям и в душе теплилась маленькая надежда, что они живы и я их найду. Детдом есть детдом. Детдомовец есть детдомовец. И уважение к себе он завоевывает кулаками. И уважение к себе я завоевал кровью и топором.
Во время какой-то игры плотный «Литовец» ударил меня в нос и обозвал жидом. В моей голове мгновенно мелькнули слова отца: «Нас жидами обзывают потому, что мы — евреи». Взревев от боли и обиды, и пролитой четвертой еврейской крови, которая текла из носа, я схватил топор и набросился на обидчика. Я загнал «Литовца» на горящую плиту, на которой он плясал и визжал, как недорезанная свинья.
Топор из моих рук вырвали и «Литовец» соскочил с плиты и убежал на улицу. После этого случая, меня в детдоме никто не обзывал. Если возникал какой-либо конфликт с кем-либо и дело доходило до драки, то перед дракой договаривались: до первой крови или синяка, лежачего не бить.
Хотя, мы — детдомовцы, не были дворянами, но благородство по отношению друг к другу, во время драки сохраняли. Так как нос у меня был слабый, то я всегда договаривался драться до первого синяка. Тот, кто не соглашался с моим условием, признавался побежденным. Но, если кто соглашался, то в окружении мальчишеской толпы, начинали мы драться на кулачках до первого синяка.
Обливаясь четвертой еврейской кровью, я дрался до тех пор, пока сопернику не ставил «фингал», то есть синяк или он мне. В детдомах мне часто приходилось драться и со мной старались не связываться. В детстве я был резкий, ловкий и терпеливый к боли.
*Согласно расовому закону фашистской Германии от 1935 года: «Евреем является тот, кто в третьем поколении происходит как минимум от трех чистокровных евреев — бабушек или дедушек».