Упопулистов есть проблема с разнообразием общества. Все оправдывается уникальностью происхождения, фразами наподобие: «настоящий нидерландец», «настоящий украинец», «настоящий русский дух».
И все, кто в полной мере не отвечают этой идее, этой концепции, автоматически становятся проблемой.
Можем ли мы сказать, что популисты отрицают разнообразие? Или даже больше — что они борются против него?
Вернемся к определениям. Для меня множественность, многосложность, разнообразие — это наиболее органические характеристики общества. Ведь население состоит из групп, которые отличаются этнической принадлежностью, профессией, интересами, политическими или религиозными убеждениями — многим.
В то же время особенности каждого отдельного индивида в любой группе также отличаются. Поскольку индивиды привлечены к разным типам деятельности, что в конечном итоге и делает каждого из нас уникальным.
Идея однородного населения или общества связана с ситуацией, которая когда-то существовала в древних племенных организациях. Впрочем, не забывайте кое-что об этой племенной жизни: вряд ли в ней существовала свобода выбора, возможность найти собственный путь и развить определенную индивидуальность.
Однородное население, общество, связанное общей идентичностью, — это общество без свободы. В то же время общество множественности — это демонстрация свободы и возможностей найти собственный путь
Главной проблемой для разнообразного, свободного общества является налаживание общих базовых ценностей, общих институтов и правил, а также процедур поиска общепринятых решений в случаях, когда идеи или вкусы отличаются.
Поэтому конституционное государство с демократическими институтами и процедурами настолько важно. Существование таких конституционных государств — уже успех.
При этом основная ценность, фундамент для такого множественного общества — это толерантность, способность принимать это разнообразие в пределах норм права.
Это принятие разнообразия как нормы претерпевало немало нападений в ходе истории. Одно лишь количество гражданских войн показывает, что разнообразие и свобода даются людям непросто.
Отсутствие толерантности и страх перед разнообразием возвращаются вместе с популизмом. И потому популисты стремятся закрыть глаза на ключевую черту населения и заменить его «народом», пренебрегая ценностью толерантности.
Вместо этого они уважают единство, единодушие и унифицированное поведение. Все это оправдывается уникальностью происхождения, фразами наподобие «настоящий нидерландец», «настоящий украинец», «настоящий русский дух».
И все, кто в полной мере не отвечают этой идее, этой концепции, автоматически становятся проблемой. До сих пор открыт вопрос: исключат ли их лишь из определения народа или потом еще и из общества исключат?
Этот термин «население» происходит от древних греков и связан с их оценкой общества в целом. Не так ли?
Да, верно. Когда греки развивали свои идеи относительно демократии, они взяли за основную концепцию «demos» (дословно с греческого — население). Они рассматривали свое общество и население — город-государство — как множественность.
Это общество отличалось разнообразием. Были разные типы граждан, но еще — рабы и женщины. В организованном социуме можно было найти аристократов, торговцев, фермеров и тому подобное. Греки знали, что город-государство был разнообразным во многих отношениях.
И они понимали: каким-то образом нужно собрать это все вместе, чтобы можно было руководить обществом определенным упорядоченным образом. Это сформировало основную идею их демократии.
Такая концепция состояла из двух слов — «demos» (население), и «kratein» (держаться), и касалась управления, силы и власти. То есть демократия связана с разнообразием, численностью, и, конечно, со свободой.
Демократия также сопряжена с договоренностью, согласием населения сотрудничать в политическом плане — иначе говоря, вместе строить общество. Это согласие предусматривает соблюдение равновесия и сдержанность.
А популисты — сторонники противоположного?
Популисты предпочитают идею однородности и единодушия. Я вспоминал об этом, когда объяснял понятие «народ». Единодушие может быть результатом дискуссий, диалога и сближения. Но это не то, что нравится популистам. Им нужно единодушие сначала.
И обычно возникает проблема, поскольку население и общество уже являются неоднородными. Популисты не воспринимают «народ» как разнообразное население. И, соответственно, ненавидят дискутировать, вступать в диалоги или искать компромиссы ради объединения всех.
Их ответ — всегда самодержавный, определенный симбиоз лидера и людей. Очевидно, что современные популисты не считаются с древнегреческой традицией демократии.
Следующий вопрос, конечно, заключается в том, стремятся ли они установить авторитарный тип лидерства и управления, а еще хуже — привести население к однородности?
Недавняя история содержит много подобных примеров. Произойдет ли это опять — вопрос открытый.
Подобное было при коммунизме. Тех, кто не относился к «народу», просто изымали из общества: сажали в тюрьму, высылали в концлагеря или сразу физически уничтожали. Не кажется ли вам, что история может повториться?
Ужасные сигналы уже можно заметить в Китае. Например, как там ведут себя с уйгурским меньшинством, или как они пытаются создать однородное китайское сообщество. Я не могу предусмотреть, чем это закончится, как и не могу спрогнозировать — станет ли что-то подобное распространяться в мире.
Что скажу наверняка: не стоит сравнивать эту политику китайцев с современным популизмом, о котором мы говорим. Также не хочу приравнивать нынешних популистов к фашистам или нацистам. Современные популисты не впадают аж в такие крайности — они пока не выгоняют тех, кого не считают «народом».
Но некоторые из них могут радикализироваться. Да, например, течение «белого преимущества» («White Supremacy») в США уже указывает на такую тенденцию. Следовательно, это может случиться. Радикализация может развиваться быстро, непредсказуемо и, скорее всего, неявно.
Доныне в той или другой степени, но большинство из популистов принимало принцип равенства перед законом для разных типов граждан. Но имейте в виду, что и это может измениться. И учитывайте, что радикальную политику могут осуществлять не только открытые популисты.
Поэтому я и привел пример «белого преимущества»: это типичное радикальное движение, которое развивается в обществе снизу вверх. Сначала оно было тайным, потом стало более открытым. Политикам достаточно лишь не реагировать до определенного времени, следовать по течению событий.
Заметьте, что популизм — это больше, чем политическое движение. На ментальном уровне он привлекает людей, которые чувствуют себя одиноко, находятся в отчаянии, пытаются найти пристанище и защиту, — потому люди и присоединяются к движению или к лидеру, если им обещают все это дать.
Как именно популистские лидеры собирают такие одинокие души?
Им помогает иллюзия идентичности. «Мы, народ» должны держаться вместе. Пребывание в толпе дает иллюзию какого-то убежища и чувства дома. Иллюзия идентичности может дать ментальному бездомному чувство, что он — опять личность.
Популисты часто используют это суггестивное слово. Но есть ли за ним какая-то конкретика? Что означает слово «идентичность»? Этого никто не может сказать, и популистов это не тревожит.
Идея идентичности предусматривает убежище, чувство, что ты являешься кем-то среди многих других, что ты защищен. И кто может дать лучшее убежище, чем лидер, который является носителем вашей идентичности и представляет вас самих?
И люди верят, что действительно получают убежище?
Все эти эмоции, чувства, иллюзии — они тоже могут быть своеобразной реальностью. Кто-то назовет это безумием, но это все равно работает.
Такие люди и лидер — они нуждаются друг в друге и искренне верят, что достигли взаимности. Подобное взаимодействие между лидером и группой может быть невероятно сильным. Лидер находит уверенность в этих людях, а люди находят в нем прибежище.
Возможно, Зигмунд Фрейд увидел бы в этом что-то вроде сублимации: проектирование себя в чем-то большом и в конечном итоге потерю себя самого. Но не забывайте, это сублимационное убежище — иллюзорная коррекция чувства дискомфорта.
Поэтому, даже когда вы считаете, что получили убежище, вы не перестаете обвинять других в том, что до сих пор чувствуете себя потерянными. Такое популистское настроение — это выражение неуверенности в себе и отсутствия сил преодолеть это состояние. Принять всю вину на себя им просто не по силам. Поэтому кто-то должен быть виноват в этом.
Обвинять себя — значит взять на себя ответственность. И не только за ошибки. Придется самостоятельно и выход искать. Для некоторых это может быть слишком. Вместо того чтобы встать, двигаться — искать лучшие варианты, многие из нас все же хотят сидеть на месте и укореняться — прямо как деревья.
Да, может быть. Многие люди хотят быть укорененными — прямо как деревья или растения! Мне нравится эта метафора. Конечно, человеку нужно интегрироваться, нужно чувствовать себя защищенным — то, что дети имеют в семье или школе.
Мне бы хотелось, чтобы люди находили все это в своем обществе, институтах, в этической организации жизни. Но, пожалуйста, не ищите этого в популистских идеях идентичности, не перекладывайте все на лидера. Мы имеем свободу делать выбор, ведь мы не укоренены, как деревья.
И эта свобода выбора отображается в морали, свободе избирать между добром и злом или чем-нибудь другим. Не отдавайте этого. Тем более популистам.

Как следует решить эту проблему? На личном, социальном, правительственном уровне? Может ли один человек это изменить?
Здесь нельзя выбрать лишь один вариант. Сочетание свободы и защиты должно развиваться на всех уровнях. Одно лишь правительство не может этого сделать. Ожидать такого от правительства — значит переоценить мощность политики, а в то же время и лишить себя же личной свободы и обязанностей.
Ответ нужно искать повсюду в социуме. Это должно быть похожим на активную тенденцию во всем обществе. И при этом каждый из нас должен быть активным членом такого общества. Помните, что я говорил о греческом значении демократии? Каждому нужно принимать участие в общественной жизни — как уверенному в себе, ответственному гражданину.
Надеюсь, понять проблему лучше нам поможет история Европы, особенно с начала XIX века. Именно тогда состоялся всплеск политической активности, интенсивно развивались демократия, политические идеологии и организации, а с ними и общественные объединения — профсоюзы, альянсы фермеров и бизнес-ассоциации.
В этот промежуток времени даже религиозные организации переосмыслили свои социальные обязанности. Интересно, что все они были определенным образом эмансипационными движениями.
Их объединяла идея о том, что мы — вместе — строим общество, поэтому должны активно участвовать в его формировании и находить свое место в нем. С тех пор мы разработали или обновили наши институты, наши конституционные государства, создали прочное основание для воплощения принципа равенства перед законом.
Здесь можно увидеть баланс между свободой, обязательствами и защитой для каждого. Однако этот баланс будет всегда нарушаться, и обществу приходится искать его снова и снова, ведь поиски такого баланса — это бесконечный процесс.
В настоящее время это главный вызов и для Украины. Не отдавайте этого права никому, ведь в результате получите не баланс, а лишь ошибочные иллюзии популизма.
Но имели ли люди в XIX веке намерение искать эмансипации — или было это лишь побочное следствие, с которым пришлось смириться? Можно сказать, что мы и до сих пор боремся за эмансипацию? Или теперь берут верх контрдвижения?
Да, тогда люди целеустремленно хотели эмансипации. И не только ради себя! Они заботились еще и о будущем, работали на перспективу и были готовы инвестировать во что-то большее, чем мгновенный результат для себя здесь и в настоящий момент.
Люди хотели работать на результат, который должны были получить не столько они сами, сколько их дети, внуки и правнуки. Сделать что-то и для следующих поколений — характерная черта инвестиций тех людей! Их инвестиции, так сказать, имели «длинное дыхание».
Давайте внимательно посмотрим, что тогда делали, например, женские эмансипационные движения. Шаг за шагом они добывали в борьбе не только политические, а еще и юридические и социальные права. Они осознавали, что быстрых результатов не будет.
И одним из аспектов подобных движений стало формирование принципа равенства перед законом и принципа недискриминации относительно гражданских прав и прав человека. Как итог, современные законы в конституционных государствах устранили нормы, которые закладывали разное отношение к разным людям.
Однако перспектива последующей эмансипации сегодня понемногу угасает. Движение снизу вверх трансформируется во что-то совсем противоположное, когда люди начинают требовать все большего — от государства.
Явно эта тенденция прослеживается в 1960-х и 1970-х годах — преимущественно в левых либеральных и социал-демократических движениях и политических организациях. Их члены считали нормой требовать от государства, правительства или политиков все большего.
С каждым днем мы осознаем, что имеем определенные права, но в то же время понимаем, что должна быть и определенная инстанция, которая обязана эти права обеспечивать. Всю эту ответственность в определенный момент просто и перевели на государство.
Чем больше прав получал человек, тем более ответственности полагалось на государство и тем меньшей становилась личная ответственность каждого. Чем больше мы ожидаем от власти обеспечения наших прав, тем менее активными мы становимся в их отстаивании и тем меньшим будет вклад от нашего имени для будущих поколений.
Мы забываем быть открытыми для будущего, забываем работать ради него вместе: зато лишь требуем, чтобы наши права были реализованы здесь и сейчас!
Такой государственно-ориентированный подход к жизни способствует резкому политизированию жизни. И эту тенденцию современный популизм не просто отображает, а еще и существенно радикализирует.
Вместе с политизированной жизнью пропадает готовность работать сообща — политические партии в Европе теряют партийцев, своих активистов теряют и профсоюзы — в настоящее время участие в массовых протестах кажется людям более производительным, чем планомерная работа снизу вверх.
В то же время политики не могут перестать обещать избирателям все, что от них просят. Политизированная жизнь и государственная власть становятся взаимодополняющими силами. Политические партии, равно как и выборные представители, «забывают» дискутировать о стойкости государственных институтов и силе закона. Политики также действуют достаточно политизировано.
Результат: политические организации начинают все чаще собираться не вокруг идеи, позиции или программы, а исключительно вокруг лидера, на которого полностью и полагаются. Именно лидер становиться тем, кому население, электорат передает все свои пожелания.
Этот процесс — яркий признак популистского способа мышления и действий, которые каждый из нас уже может наблюдать здесь и сейчас. Во многом само перекладывание обязанностей исключительно на государство и политических лидеров является полной противоположностью эмансипационным движениям.
Ведь их участники чувствовали себя ответственными — потому и начинали свою деятельность снизу вверх. И действовали так не только в «государственных», но и во всех общественных вопросах. Нынешняя же демократия лидерства создает полностью зависимых людей.
И так всюду — идея эмансипации почти исчезла. Готовность к социальной и политической самоорганизации также исчезает.
Я называю это эрозией — размыванием — современных институтов. Поверьте, это очень опасно — ходить на выборы и ожидать, что политики или правительство решат все ваши проблемы за вас. Правительство не способно это делать и ему не стоит даже пробовать за это браться.
В 2019 году в Украине состоялась, как ее называют, «полная перезагрузка власти»: мы избрали нового президента, парламент, появилось и новое правительство. В то же время социологи поинтересовались у украинцев: что они ожидают от парламента, правительства и президента. Результат был показательным. Многие ждали от этих инстанций изменений, которые им не по силам, которые находятся не в их компетенции и даже больше — которые прямо нарушают нормы Конституции
Подобные ожидания есть не только у украинцев. Это мировая тенденция — всех стран, где развивается культура лидерства. Везде неправильно организованы политические союзы.
Люди все более и более полагаются на вождя. Политические партии начинают строиться исключительно вокруг определенного лидера. Нет лидера — исчезает партия. Хотя было бы лучше готовиться к выборам, основывая политические организации с четкими программами, которые способны функционировать как стабильная институция и будут открыты для политических дебатов.
То есть партии, «укорененные» в обществе, которые имеют глубокие отношения с населением. Именно такой подход должен быть нормой для демократии.
Когда вы организуете все вокруг определенных людей, которые должны выполнять эту работу, и забываете строить стабильные институты, — вы просто распространяете популизм.
Потому что этим создаете персонализированную политику и неудовлетворенное всем, пассивное население.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.