Всеволод Швайба. Внутренние дворы III. 2020
Редакция Huxley продолжает международный конкурс фантастического рассказа, и сегодня мы публикуем очередное произведение из отобранных для участия в конкурсе «Кибериада-2021»
УСЛОВИЯ КОНКУРСА:
- Принимаются рассказы на русском языке объемом до 22000 знаков с пробелами
- К участию в конкурсе допускаются ранее не публиковавшиеся рассказы
- Рассказы не рецензируются
- От одного автора принимается один рассказ
- Страна проживания автора значения не имеет
- Рассказы проходят предварительный отбор редакцией на соответствие правилам
- Выбор победителей осуществляет открытое жюри
- Кроме рассказа, победившего в конкурсе, к печати могут быть отобраны произведения других авторов
- Прием рассказов продолжается до 01.11.2021
- Результаты будут объявлены 15.01.2022
Рассказы отправляйте на почту editor@huxley.media
Я не археолог и не скульптор, не архитектор и даже не прораб. Но на интуитивном уровне чувствую красоту старинных зданий, уцелевших в буре событий, таинственный шепот их камней, почти стертых ветром времени, тихую колыбельную статуй. Возможно, на своем языке они пытаются сказать что-то важное.
Из родительского дома в городе, на том берегу Южного Буга, я вижу маленький куполок. Что это? Может, стилизованный под древность частный дом или же церквушка? Такая даль, что не разглядеть креста. Этот крохотный купол, непохожий на весь типичный городской массив Николаева, невольно запускает игру воображения.
У старинных зданий и мест своя жизнь, свое очарование. Не зря миллионы туристов ежедневно устремляются исследовать роскошные улочки старой Европы, чтобы восхищаться, ощущать чистое вдохновение без привкуса заношенной обыденности.
Мы много работаем и мало кого слушаем и слышим. Не тонко, а топорно настроены на распознание собственных внутренних порывов, не открываем, когда стучат, и не придаем значение подсказкам.
Так, больше десяти лет я хочу снова посетить Национальный историко-археологический заповедник «Ольвия», что в селе Парутино Николаевской области. Все не хватало времени, и находились дела поважнее.
Я ведь живу в полутора часах езды от такой красоты. Да разве ж это расстояние, чтобы так долго и безрезультатно чего-то хотеть? Но до ремонта дороги, из-за сплошных ям и ухабин, мы могли добираться туда целую вечность и под конец разбить машину.
Она одинока и совершенно неприметна для сотен возможных туристов, абсолютно не популяризируемая историческая особенность края. Словно счастливое родимое пятнышко, место, подаренное самой историей. Когда-то Ольвия была одним из самых крупных городов-полисов Великой греческой колонизации Северного Причерноморья.
Кто знает, может, я или вы – далекий потомок ольвиополитов, основавших на степной земле новую жизнь, окутанную тысячами надежд.
Мне стыдно просить родителей поехать в заповедник. Мол, нечем заняться, что там смотреть. Хотя они никогда не откажут. Со мной ведь еще и маленький сын Сашка, а это режим еды, сна и бодрствования.
Надавила на жалость, сослалась на душевный порыв и застойность мыслей в декрете, потому в середине июля таки поехали все вместе.
Вчерашнее лето еще пахло вечерней грозой, а сегодня упорно сулило особенно жаркий день. Мы взяли сумку, закрыли машину и погнали за полуторагодовалым малышом с большим желанием бегать и отрицанием какой-либо помощи и поддержки.
Из административного корпуса вышел пожилой, слегка сутулый мужчина — Владимир, сотрудник заповедника.
Летом обычно здесь проходят практику студенты-археологи со всей Украины, но сегодня было безлюдно и очень тихо.
— Копачи-искатели старины все время пытаются разрывать ближние склоны, — сетует наш экскурсовод. — Ладно бы с благой целью, чтобы передать в музей, так нет же ж, ради заработка, продают желающим в частные коллекции. Идите вагоны разгружайте, лодыри! Такое место и в таком упадке.
Слышу все как со стороны, хотя Володя идет совсем рядом, разделяю его боль.
Наконец удалось уговорить сына идти за руку, но веточки да камушки не дают ребенку покоя, и мы почти на каждом шагу останавливаемся.
С недовольным видом, прикрываясь от солнца шляпой, которую обычно использует для огорода и картошки, рядом шагает мама, высокая, стройная и загорелая. Не иначе повзрослевшая согласно степным законам.
— Вообще не понимаю, что ты в этих черепках находишь. Ямы, камни, скелеты. Какой-то могильник, прости Господи! — громко бурчит она.
— Это не яма, а древнее захоронение знатных горожан. Могла бы не ехать с нами, посидела бы дома. И тише говори, вон человек старается, рассказывает нам историю. Возьми лучше Сашу, он все равно будет еще минут десять гипнотизировать найденную божью коровку.
Тут особенное место. Обрывистые холмы с когда-то нижним городом, лиман бирюзово-зеленого оттенка местных маслин. Кажется, вода тихим прибоем охраняет степной покой, опасаясь нарушить единение прошлой и будущей жизни.
С берега виднеется такой же одинокий остров Березань, где в воздухе беспрерывно и обреченно вальсируют белоснежные чайки и бакланы.
Небо над Ольвией всегда безоблачно. Счет времени в этом месте не ведут.
Абсолютная древняя степь, обвитая синей лентой воды. Ее не обманешь, даже не старайся. Здесь человек остается один на один с небом и его дыханием. Ни дерева, ни ущелья — ничего не оставляет тени. Только путник. Ты беспомощен и безоружен между вечными силами неба и земли. Не могучий титан, не сверхсильный атлант — просто маленький человек, бегущий свой отрезок времени по узкой дорожке жизни.
— А что у берега под водой? Может быть, что со временем земля сошла в лиман и там замыло песком часть города? — с жадным любопытством спрашиваю нашего гида.
— Подводное исследование запланировано на перспективу, но, сами понимаете, когда и сколько это займет времени, найдется ли достаточное финансирование, неизвестно, — скептически ухмыляется Владимир, — там могут быть остатки каменных причалов и прибрежной аллеи. Вы представляете, сколько наслоений, ведь речь идет о тысячах лет. Все немыслимо глубоко утопает в песках, разве что бычков можно словить на донку, да и только.
После часовой экскурсии сотрудник музея удалился, оставив нас на пустыре, в центре когда-то кипящего жизнью торгового города.
Кто знает, сколько мне еще потребуется лет, чтобы побывать здесь снова? Почему бы не проплыть пару метров и не изучить дно? Не прощу себе, если не посмотрю, хоть уверена: ничего впечатляющего не увижу.
Порывшись в безразмерной сумке, достала маску и тихо выругалась, что не захватила купальник, хорошо, что платье короткое и легкое, потому не должна утонуть или запутаться в мокром тряпье.
— Только не заходи и не ныряй глубоко, ты не знаешь дна! — как всегда поучает мама.
— Мам, мне 34 года, я уже закрашиваю седину и страдаю остеохондрозом, но, давай начистоту, плаваю намного лучше тебя! — вообще, не знаю, можно ли по-другому общаться с родителями, хотя подобные нравоучения для нас давно превратились скорее в символические словесные перепалки «для годится».
Пока я заходила в воду, боясь наступить на бычка, бодро выскальзывающего из-под пятки, родители поставили зонт, разложились в теньке и принялись кормить моего мелкого обедом из термоса. Пожелаю им удачи. Вокруг такая природа, если удержат на месте это шило хоть на пять минут, считай, побьют мой рекорд.
Пора нырять. Вода такая же мутная, как и дома, надеюсь, хоть напротив заповедника нет выставленных рыбацких сетей, а то уж будет им находка.
Жаль, совсем ничего нет, только песок на дне стелется волнами. Пора возвращаться.
Неужели я так глубоко заплыла? Вода становится все прозрачнее и чище, вот она уже совсем приобрела другой синеватый оттенок.
Глаза слепит солнце, сейчас сниму маску. Так, где мои отдыхающие?.. Стоп. Что это? Где я оказалась? Город, причал, корабль. Господи, что со мной?
Значит, я все же запуталась в сетях и сейчас умираю, а мозг при утоплении посылает такие странные сигналы. Нет, я, наверно, сплю и вообще никуда не ездила сегодня.
Открыла глаза снова, но осталась в том же неизвестном месте.
Примерно в двухстах метрах в непривычную синеву Днепро-Бугского лимана, в древности Гипаниса, врезался длинный каменный причал. Возле него разгружали пришвартованное широкое черное судно с зеленым форштевнем. Со спущенного трапа одну за другой крепкие мужчины сносят большие греческие амфоры.
Если отбросить страх и на минуту предположить, что это она… древняя Ольвия, то, скорее всего, греческое торговое судно из Афин привезло в одну из колоний вино или растительное масло.
Еще пару раз попробовала нырнуть, проплыла пару метров, но, увы, снова оказалась вблизи порта. Когда я хотела приехать в Ольвию, то не в полном же смысле этого слова!
Что ж, пойду в город, хотя в таком виде и в такой одежде я сойду скорее за сумасшедшую и рискую быть забитой камнями.
В порту перед массивной городской стеной, что служила защитным укреплением, возле торговых лавок суетились продавцы, расхваливая свой товар неспешным покупателям. Здесь ароматно пахли пышные хлеба, вина, оливки, диковинные сладости и фрукты.
Загорелые горожане в светлых льняных хитонах меня совершенно не замечали, смотрели словно сквозь.
Ворота в нижний город были открыты. Поскольку пока ничего не предвещало опасности, Ольвия проживала свой обычный жаркий день. Еще час, и жители полиса разойдутся по домам трапезничать и отдыхать, пока солнце не перестанет так безжалостно жечь все живое, а время не повернет к вечеру.
С нижнего города, усеянного дорогими усадьбами, на возвышенности виднелись два теменоса — Аполлона Дельфиния и Аполлона Врача — с небольшими храмами и алтарями, а также очертание главной площади — агоры.
Пройдусь еще немного, вернусь в воду и попробую нырнуть. Господи, надеюсь с Сашенькой все хорошо, главное, что он на суше, в отличие от его идиотки-матери.
Брела босая, испуганная и мокрая по нижнему городу, всматриваясь в лица людей, меня не замечающих. На узкой улице, выложенной подобием большой гальки, один за другим за высокими стенами вырастали макушки домов знатных ольвиополитов. Дома были обвиты плющом, обрамленные рядами стройных кипарисов. Как им удавалось сохранять такую зелень в нашем жарком климате?
Возле ворот одной из усадеб стоял высокий черноволосый мужчина с пытливыми зелеными глазами. Он единственный смотрел прямо на меня пристально и спокойно.
— Пойдем со мной, я — Геродот, — протянул мне руку незнакомец.
Так он ко мне обращается? Геродот — это тот, что в книгах, «отец истории»?
— Когда мои глаза перестанут так таращиться на все происходящее, я скажу что-то внятное. Если это действительно вы, то из учебников представлялись мне совсем иным.
— Да-да, бородатый старик не совсем презентабельной внешности. К моему великому сожалению, попались неумелые ваятели. Не будем тратиться на пустые мелочи. Пойдем, ты меня искала? Мне сказали, что давно хотела поговорить, и у тебя очень мало времени. Пойдем в перистиль, я здесь расположился на время пребывания в Ольвии. У бассейна тихо и прохладно, думаю, пара минут у тебя есть. Знаю, там тебя ждут.
Поверь, потеряем много времени, адаптируя для разговора наши миры, хотя в действительности он един и крайне противоречив. Книгу за книгой мы создаем для вас знания и записываем мудрости, набиваем, как это называется, шишки, становимся на грабли, чтобы будущим людям было легче. Торопись с вопросами. Тебя ждет маленький сын.
— Мне очень страшно от всего этого, дрожь по всему телу и озноб, немеет нижняя челюсть, но все же я расспрошу тебя немного. Это важно для меня. Правда. Кто ты, раз знаешь обо мне и даже о ребенке, ведь нас разделяют тысячи лет? Откуда столько проницательности? Это магия, колдовство?
Если мы учимся на ваших произведениях и книгах, то кто столь искусно в незапамятные времена занимался вашим образованием, учил мировоззрению?
Ты полубог или инопланетянин? Пусть я не соблюдаю места происхождения и годы жизни, но вот все вы — Аристотель, Архимед, Платон, Сенека, Сократ, ты, Геродот. Кто учил вас, если всех нас учили вы? Умнее, интереснее и гениальнее открытий первооснов науки никто еще не изобрел. Вы все уже знали. Но откуда?
— Нам положены неограниченные знания за искреннее желание и готовность всегда и повсеместно нести просветительскую миссию. Меня и моих друзей наделяет ими Чистая энергия. Она бесконечна и пронизывает все жизни, во всех возможных измерениях и формах, от начала существования до последнего вздоха последнего существа в его перевоплощениях.
Я бесконечно путешествую из жизни в жизнь. Люблю писать обо всем, что вижу. Это мой дар, и он всегда ведет меня за собой, живя в центре странствующей веками души. Лелею свою способность играть словами и помогать людям, после прочтения странствовать в воображении, плакать и смеяться, обретать из всех жизненных смыслов тот самый, свой. Знаешь Хемингуэя? Так вот, это я. «Старик и море» читала? Это мое зашифрованное послание.
— Ты так спокойно говоришь о сверхъестественных вещах, о реинкарнации душ, о высшем разуме, что у меня кровь стынет, хотя на улице жара плюс сорок. У нас такая информация лишь на уровне предположений или догадок, открыто даже не поговоришь на людях, потому как примут за сумасшедшего и вызовут бригаду в белых халатах.
В эти минуты я то ли во сне, в игре бушующего подсознания, то ли уже на ином свете вела невероятно странный диалог с самим Геродотом, а он при этом просто водил рукой по водной глади бассейна.
Величественно спокойный, согласно книгам, древнегреческий историк, а исходя из моих ощущений, человек и полубог, излучал энергетику, подобную мощи умиротворенного ночного океана. С воды он перевел взгляд прямо на меня, как огромный тигр заглянул бы безоружному путнику в самую душу без желания уничтожить.
— Люди перестали верить в себя. Исполняя свое просветительское предназначение, мы прикладываем поистине титанические усилия, чтобы им жилось легче, но, видимо, в этом и заключается наша самая большая ошибка. В чем-то мы идем против законов бытия, и ось Земли, которая беспрерывно вращается с новыми и новыми жизнями, постоянно смещается.
У вас есть все необходимое, чтобы быть счастливыми. Почему вы этого не видите? Узрите!
Всегда легче просто бояться, просто называть тысячу «нет» перед одним-единственным «да». Вам нужны кары Господни, неотвратимые обстоятельства, злые роки, чтобы не брать ответственность за свою жизнь.
Не обесценивай свои внутренние силы! А теперь спеши домой. Прощай!
Душа разрывалась от бури эмоций, а в голове еще звучали ошеломляющие выводы Геродота, когда я спешила снова зайти в воду.
Лиман действительно был совсем иной, нежели в моей реальности. Намного чище и прозрачнее. Когда нырнула, через несколько мгновений увидела стаю больших рыб, их серебристые бока переливались от далеких солнечных лучей, призрачно плывущих сквозь водную толщу.
Вынырнув из воды, поспешила снять маску и осмотреться. Берег, пустырь, маленькие развалины, жгучее солнце и наш зонт Сoca-Сola.
— Вы долго сидите? Долго меня ждете? — я рванула на берег, задыхаясь от волнения.
— В смысле? Тебя не было всего минуту. Что за это время могло произойти в такой глуши? – иронично ответила мама.
— Все изменилось… – прошептала я.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.