Борис Бурда
Журналист, писатель, бард. Обладатель «Бриллиантовой совы» интеллектуальной игры «Что? Где? Когда?»

КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Серж Лифарь из Киева — легенда мирового балета

КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Серж Лифарь из Киева — легенда мирового балета
Откуда вообще берутся фамилии – дело забавное. Чехов, например, писал: «Нет такого предмета, который не подошел бы еврею для фамилии». Но по сравнению с запорожскими казаками, евреи – просто скучные и приземленные люди, лишенные фантазии. Куда еврейским фамилиям до таких шедевров, как Попсуйшапка, Скачистрибайло, Незовибатько, Умочиказан или Убийсобака?

Даже юмором это назвать трудно – злая насмешка здесь самое обычное дело. В «Реестре запорожского войска» 1756 года вам попадется и Сергей Рострипа, и Панас Рябый, и Василь Нудьга, и Кузьма Глыста, и Лазир Видьма – как вам приглянется такая компания?

А уж если фамилия происходит от профессии, то должно уж очень повезти, чтобы это было что-то безобидное, вроде Коваль, Музыка или Танцюра.  Вот если профессия презренная и неуважаемая, веками совершенно запретная для христианина, осужденная семнадцатью римскими папами и шестью вселенскими соборами, за принадлежность к которой в Нидерландах еще в 1657 году к причастию не допускали – тогда она для казачьей фамилии более чем годится.

 

ДЕТСТВО БЕЗ ТАНЦЕВ

 

Вот только кто бы поверил, что такая недостойная и обидная украинская фамилия станет одним из ключевых понятий такого высокого искусства, как французский балет? Правда, не в своем химически чистом виде Лихваренко или просто Лихвар – уже отец нашего героя стал называться Лифарем, поди еще догадайся, что это от ростовщика, на какое-то французское слово похоже. «Хв» на «Ф» заменить так же легко, как наоборот – знал я одного вполне успешного советского киносценариста, так он говорил: «Мои ХВильмы на ХВестивале» так же естественно, как птица поет.

Но про балет все равно удивительно – вроде бы все считают, что для успеха в этом жанре надо заниматься с раннего детства, а мальчик Сережа, родившийся 20 марта 1905 года в семье помощника лесничего Михаила Лифаря, как минимум до четырнадцати лет о балете представления не имел.

Вот казачьим прошлым рода, действительно интересовался – позже вспоминал, как, гостя у деда в Каневе, с интересом изучал пожелтевшие грамоты с восковыми печатями, полученные его предками от гетманов и кошевых атаманов. А к танцам очень долго – буквально никакого отношения. Вот музыку любил, даже пел в церковном хоре Софийского собора, брал уроки игры на скрипке у профессора Воячека, посещал класс фортепиано в киевской консерватории. Но, играя на скрипке, не очень-то потанцуешь. Да и времена к танцам не очень располагали…

 

ДАЛЕКО ЛИ ДО ПАРИЖА?

 

Все изменил его приход в студию «Школа движения» Брониславы Нижинской, сестры выдающегося танцовщика, звезды дягилевских «Русских сезонов» в Париже — Вацлава Нижинского, тоже родившегося в Киеве. Поначалу Нижинская считала Лифаря совершенно бесперспективным, но его работоспособность, упорство и любовь к балету изменили ее мнение.

Тем не менее, когда Нижинская, уже перебравшись в Париж, пригласила туда для работы с самим Дягилевым пять своих лучших учеников, Лифарь в их число не вошел. Помог случай – один из отобранных отказался, освободив для него место. Было понятно, что в 1922 году любой бы с удовольствием перебрался из Киева в Париж. Другой вопрос – как это сделать и получится ли это вообще.

С немалыми деньгами на дорогу помогла создающая костюмы для балетов Дягилева Коко Шанель. Но дело было не только в деньгах — чтобы вообще пересечь границу в 1922 году, требовалось огромное везение. Сергея ограбили, арестовали, четыре дня продержали в тюрьме (сказать «сидел в тюрьме» было бы неправдой, в набитой камере было невозможно ни присесть, ни прилечь – все стояли).

Он чудом бежал, чтобы не попасться снова в руки красноармейцев, спрыгнул с поезда на обледеневшую насыпь и еле унес ноги через заснеженный приграничный лес. Его ограбили и избили местные бандиты, не было ни билета, ни денег на него, но он попал на поезд – вцепился в поручень последнего вагона и провисел на нем все пять часов пути до Варшавы. Две недели он как-то просуществовал в Варшаве без жилья и денег, но за это время Дягилев прислал ему деньги на дорогу в Париж. Вот такое получилось путешествие в один конец…

 

ЗВЁЗДЫ СЕРГЕЯ ДЯГИЛЕВА

 

Вновь прибывших танцоров показали Сергею Дягилеву. Лифарь вспоминал это так: «Прыжки моих товарищей были более спортивными, чем танцевальными. Когда подошла моя очередь, я продемонстрировал их с большей легкостью, чем мои товарищи, потому что лицо Дягилева просветлело, и в глазах появились огоньки. Он на секунду задумался: «Пошли, — наконец сказал он. — Пусть остаются все, я верю в этого мальчика. Он будет танцором».

Многие из описавших эту сцену сходятся на одном: Дягилев выбирал замену Вацлаву Нижинскому. Что они имеют при этом в виду – вопрос интересный. Вацлав Нижинский был звездой дягилевских «Русских сезонов», прекрасным творческим партнером Дягилева – только творческим? Нет, разумеется – интимным не в меньшей мере.

Дягилев придерживался нетрадиционной сексуальной ориентации, того же Нижинского не только жарко любил, но и жестоко ревновал. Когда Нижинский осмелился жениться на венгерской аристократке Ромоле де Пульски, Дягилев немедленно вышвырнул его из своей труппы и пару лет не поддерживал с ним никаких отношений.

Лифарь опасался чего-то подобного и поначалу держался с Дягилевым осторожно, но Дягилев сумел добиться от него взаимности. Они оставались вместе всю жизнь (не только вдвоем, были у Дягилева и другие симпатии, но это мало кого беспокоило). Лифарь ухаживал за Дягилевым во время его предсмертной болезни, и он умер у Лифаря на руках.

 

ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА

 

Меняет ли это мое отношение к их творчеству? К Дягилеву – может быть, немножко и меняет. Не только Нижинского, но и другого замечательного танцора, Мясина, он после разрыва личных отношений выгнал из всех своих проектов, а это уже точно злоупотребление служебным положением. Что же до Лифаря – лишь бы ему нравилось. Не наше это, сами понимаете какое дело. Если у него и возникли новые заботы, то чисто творческие.

Он практически сразу становится премьером дягилевского «Руского балета», исполняет в его спектаклях несколько главных партий. Их успех был настолько несомненным, что когда после смерти Дягилева его антреприза распалась, Лифарь поставил в Гранд-Опера  балет «Творение Прометея», причем сделал это настолько блестяще, что ему сразу же предложили всего-навсего возглавить балетную труппу Гранд-Опера. Можно сказать, что этот киевлянин стал тем же для парижского балета, что и марселец Мариус Петипа для балета петербургского – преобразовал его, поднял на новый уровень и задал ему неожиданный и мощный вектор развития.

До Лифаря в Париже вообще исчез балет, как отдельный спектакль – балеты показывали после оперы, как дополнительное развлечение.

Лифарь позже писал: «В Парижской опере танец умирал, напоминая Спящую красавицу.
Мне выпала честь оказаться ее волшебным Принцем. Я горд тем. Могу сказать без обиняков:
дом развлечений я превратил в храм».

Действительно, при нем балет стал самостоятельным представлением, причем весьма престижным.

Сенсацией стал поставленный Лифарем в 1935 году балет Артюра Онеггера «Икар». После него Лифарь получал звание «этуаль» («звезда») – первого танцовщика Гранд-Опера (раньше это звание получали только балерины-дамы).

Как постановщик этого балета, он благоразумно отказался от его оформления Сальвадором Дали, нарисовавшим для него занавес с тридцатью мотоциклами и предложившим в качестве главной детали костюма самого Икара костыли вместо крыльев. Более спокойно сложилось его сотрудничество с Марком Шагалом, Пабло Пикассо и рядом других замечательных художников, оформивших многие его балеты.

 
ПРЕВРАТНОСТИ ВОЙНЫ

 

После поражения Франции в 1940 году, Лифарь остался в Париже, и городские власти предложили именно ему возглавить Гранд-Опера в оккупированном городе. Как бы человек себя на таком посту ни вел – всем он не понравится. И Гитлера со свитой пришлось встречать, когда он осматривал достопримечательности захваченного Парижа, и на личном самолете Геринга в Берлин летал – там балеты ставить, и с Геббельсом вопросы организации зрелищ в «новой Европе» обсуждал…

От личной беседы  с Гитлером, Лифарь, правда, уклонился, Геббельсу портрет Вагнера работы Ренуара, несмотря на его требование, не отдал; театр, как мог, берег от разрушения, выполняя там, если надо, работу не только директора, но и консьержа, и электрика, и курьера, и рабочего сцены… Продолжал много ставить, в том числе знаменитый балет «Ромео и Джульетта» и один из своих шедевров, «Сюиту в белом». Как это теперь оценить?

Тогда поначалу оценили очень жестко – французское Движение Сопротивления в Лондоне приговорило его к смертной казни. Дожидаться ее он не стал, бежал из Парижа – но куда? В Монако – формально другое государство, но такое, в котором Франция что хочет, то и делает, а в монакской армии людей меньше, чем в монакском военном оркестре! Ставил там балеты три года и ждал, чем это кончится. Похоже, что не сильно-то и боялся…

А в 1947 году национальный французский комитет по вопросам «чистки» рассмотрел его дело и оправдал по всем позициям, полностью, даже официальные извинения принес. Лифарь вернулся в Париж, на свое рабочее место в Гранд-Опера, и никто его не преследовал. И мы, пожалуй, не будем – им там виднее. Или как?

 

ЗАВЕРШЕНИЕ КАРЬЕРЫ

 

В Гранд-Опера  Лифарь проработал еще 11 лет, доведя счет поставленных там им лично балетов до двухсот.

Его удостоили множества наград, в том числе и ордена Почетного Легиона. На его вручении большой поклонник Лифаря — 
Шарль де Голль — сказал ему: «Вы столько сделали для Франции, сколько мало кто из знаменитых французов.
Не пора ли стать французом и по паспорту?». Лифарь ответил: «Сердечно благодарен, месье президент,
за Ваше предложение. Но я никогда не был и не буду французом – я украинец».

Так он и остался жить со своим нансеновским паспортом – документом полулегального эмигранта.

В 1958 году Гранд-Опера выезжал на гастроли в СССР, и Лифарь не получил визы – сослались на ошибку в заполнении документов. Более того – от него скрыли, что его имя, как автора и постановщика балетов, не будет указано на афише. Он возмутился и подал заявление об отставке со всех постов в Гранд-Опера, и это заявление приняли – похоже, кое-кого в театре это даже обрадовало.  Так закончилась самая блистательная в истории французского театра балетная карьера. Он хотел вернуться, но помочь ему не смог даже де Голль, его верный поклонник.  Говорил он об этом относительно спокойно: «Я никогда не мщу. Моя месть – мои достижения».

Занятий и после отставки у него хватало. Он начал выставлять свои живописные работы, посвященные балету – их с успехом показали в Каннах, Венеции, Монте-Карло и Париже. Он собрал ценную коллекцию книг и рукописей – в ее основе было собрание Дягилева, посвященное балету, Лифарь в свое время выкупил ее у французского правительства за свой годичный гонорар в Гранд-Опера (он позже вспоминал: «Деньги на покупку дягилевского архива я заработал ногами»). Он читал лекции по истории танца в Сорбонне, был ректором Университета танца в Париже и почетным президентом Национального совета танца при ЮНЕСКО. 

 

СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ

 

Даже в истории фехтования, он умудрился остаться – в 1958 году он обвинил владельца труппы балета Монте-Карло маркиза де Куэваса в плагиате, и, подобно д’Артаньяну, вызвал его на дуэль на шпагах! Дуэль была совершенно серьезной – маркиз даже ранил Лифаря шпагой в руку, к счастью, не опасно. После дуэли они сердечно обнялись и торжественно примирились. Когда вскоре после этого маркиз де Куэвас скончался, Лифарь был одним из тех, кто нес на руках его гроб. Вроде все прекрасно, но шпагами пыряться было зачем?

А в 1959 году Лифарь наконец-то женился! Его избранницей стала шведская графиня Лиллиан Алефельд-Лаурвиг, давняя его поклонница. С ней он благополучно и счастливо прожил 27 лет – до самой смерти. Лучше поздно, чем никогда! Это касалось и возвращения в родные места – в 1961 году он был почетным гостем Первого международного конкурса молодых артистов балета в Москве и смог инкогнито приехать в Киев, побывать на могилах родителей на Байковом кладбище и встретиться с родными. Но это было в первый и в последний раз…

Он скончался в Лозанне в 1986 году, а похоронен был на знаменитом кладбище русской эмиграции в Сен-Женевьев-де-Буа. На его могиле, вроде бы по его собственному желанию, написали только четыре слова – «Serge Lifar de Kiev».

 

ОТ МОНЕТЫ ДО ТРАМВАЯ

 

Память великого танцора и балетмейстера увековечена многократно. В Украине выпустили посвященную ему марку и памятную монету.

Его супруга подарила украинским музеям 817 предметов из его коллекции, в том числе орден Почетного легиона, «Золотую туфельку», украшенную бриллиантами, пуант Анны Павловой, работы Шагала и Пикассо, чемоданчик Сергея Дягилева, скульптуру Лифаря, созданную скульптором Бельмондо, отцом кинозвезды – все это можно увидеть в киевских музеях.  

Мемориальные доски украшают дом в Париже, в котором он жил, и здание киевской Восьмой гимназии, в которой он учился. Его имя носит академия танца в Киеве, киевская улица и даже станция скоростного трамвая  – это почесть уникальная, никто из героев моей рубрики, о которых я уже писал, ее не был удостоен! О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух…

Вступая в клуб друзей Huxley, Вы поддерживаете философию, науку и искусство

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Получайте свежие статьи

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: