Невыдуманные истории с ЛЕСЕМ ПОДЕРВЯНСКИМ: о Ницше, монахе Такуане и Котляревском (Часть V)
Лесь Подервянский — украинский прозаик, художник и драматург
Что касается моего отношения к философии, то я считаю, что, например, Ницше — он же не философ, а гениальный поэт. Все, что он делал, никакого отношения к философии не имеет. Это высокая поэзия. Кстати, я про Ницше очень смешную историю знаю.
Ну, не совсем про Ницше, а про моего друга Крота. Так вот однажды, он путешествовал по швейцарским Альпам вместе со своим немецким другом. Они куда-то залезли в горы и нашли там какой-то отель, который принадлежал украинцу.
Естественно, в фойе отеля висел портрет Шевченко в тулупе и в шапке — классический. И Крот спрашивает: «Пэтэр, а ты знаешь, кто это?» Пэтер говорит: «Конечно, каждый ребенок его знает. Это ведь Ницше зимой».
Из своих любимых философов я все же назову Лао Цзы, хотя он бы меня побил палкой, если бы я назвал его философом.
И здесь не обойтись без истории о монахе Такуане. Это был знаменитый монах, который выдрессировал Миямото Мусаси — японского воина, именем которого назвали линкор во время Второй мировой войны. Это непревзойденный мастер стратегии и японский фехтовальщик.
Однажды он один победил семьдесят человек в бою. Его «Книга пяти колец» до сих пор, как и книги Сунь Цзы, изучается в Сендхерсте, Вестпоинте. В молодости он был совершенно диким человеком. Никто с ним ничего не мог сделать. Вся деревня за ним охотилась, потому что он был совершенно деструктивный пацан.
Но монах Такуан его поймал, связал и повесил на дерево. Мусаси, которого тогда еще звали Такэдзо, был идиотом. Он висел на дереве, проклиная этого монаха нечистыми словами, а тот читал ему проповеди и бил палкой и действительно его воспитал, сделал из него того, кем он впоследствии стал.
Про Такуана есть еще одна история. Однажды к нему пришел за наставлением монах. Такуан вынул палку и ударил его по голове. А тот спрашивает: «Учитель, за что?» На что Такуан ему сказал: «Нет никакого смысла ждать, пока такой м…к, как ты, откроет рот». Такое было воспитание.
Восточные философы, в отличие от европейских, умеют просто объяснять очень сложные вещи. Европейская философия многословная, и она только все запутывает. Если сравнить Гегеля и Лао Цзы, то сравнения будет не в пользу первого. Лао Цзы почти вообще ничего не написал.
Он написал «Дао дэ дзин», после которой никто уже не может успокоиться. И то он не хотел ведь это произведение писать. Он считал, что все написанное — лайна варте, а истина передается от сердца к сердцу.
Но как-то он путешествовал верхом на быке и приехал к какому-то богатому китайцу. Тот его запер и сказал, что не отпустит, пока он не напишет, с..а, эту «Дао дэ дзин». И тот, чтобы его выпустили, написал «Дао дэ дзин» и уехал.
Лаконичность — это способ китайского мышления. Китайцы очень не любят сложных вещей. Они все оптимизируют. Для них человек, который много говорит, учителем не является. Учителем является человек, который может свистнуть в три пальца, прилетит желтый дракон, он сядет на него и улетит.
О, тогда чувак что-то умеет. Или ты завис в воздухе или еще сделал что-то такое. Китайцы ни во что не верят. Это совершенно прагматичный народ, который сложно чем-то поразить.
Думаю, что японцы в этом смысле еще круче. Потому что они еще больше любят оптимизировать. Если ты сравнишь каратэ с кунг-фу, то увидишь, что каратэ — это упрощенная версия кунг-фу, очень оптимизированная. Фехтование такое же у японцев. Китайцы любят всякие украшения, а вот у японцев все совершенно четко. Конечно, когда знакомишься, например, с чань-буддизмом, это все чрезвычайно привлекает, и на этом е…..ь очень много европейцев.
Вспомни, как The Beatles съездили в Индию. Это все вещи одного порядка. Как правило, все приезжали, курили травку и сваливали. В Катманду в 70-е годы была мекка хипарей — там травы было, как на сенокосе.
Конечно, если ты какой-то голливудский артист, то рано или поздно там окажешься. Кроме особенно бездуховных, все остальные туда ездят. Это очень привлекательная вещь. Все люди одинаковые.
Восточные учителя считают, что их учение не имеет никакого отношения к расе или к религии. Это общечеловеческие вещи, которые может понять каждый. Потому что все восточные учения — это в первую очередь практика. Если ты не практикуешь, н…я ты не поймешь.
Конечно, есть некоторые особо тупые, которым практика точно не помогает. Есть у меня таких примеров куча, когда люди занимаются и все делают, а при этом — дебилы дебилами. Но это исключения. Важно только понимать, что эта философия ни от чего не спасает. Как и начитанность.
При этом всю античную литературу я обожаю. Хотя я их философские тексты не читал, я читал их литературу. Читал Гомера, Софокла, Эсхила, Аристофана, Плутарха, Светония, Тацита, драмы Сенеки и других. Катулла я очень люблю, но это поэзия. В общем, д…я я всего прочитал, и с тех пор больше ничего не читаю.
У меня это все дома стоит. Мне ходить никуда не надо. В детстве, когда мне нечего было делать, я вместо уроков читал греков. Библиотека у нас шикарная, но я не помню, кто собирал. Мама, наверное, все же больше других, дед и отец меньше.
Вся стратегия моего выживания состоит в том, чтобы делать то, что нравится, и не делать то, что не нравится
Если говорить уже не о философах, а о писателях, то для меня на вершине всегда был Котляревский. Он ведь не только подарил нам украинский литературный язык, бурлеск, традицию смеховой культуры, но и так называемую “котляревщину” — весь этот китч с галушками, вышиванками и шароварами.
И я бы здесь прежде всего говорил о «Наталке Полтавке», а не «Энеиде». Но обвинять в этом Котляревского так же глупо, как обвинять Ницше в том, что из-за него возникла нацистская философия. Я заметил, есть такая тенденция — быдло никогда не любит талантливых людей, они чувствуют ущербность и всячески пытаются своими высказываниями о……ь великих.
Как говорил Пушкин, когда кто-то сказал плохое о Байроне: «Да, низок, да, слаб, но не так, как вы, подлецы». «Не ваше собачье дело, вы мерзкие это обсуждать. На колени, б…ь, и поклоняйтесь», — вот что скажу я.
Сейчас эти ничтожные личности будут рассказывать, что, видите ли, Котляревский не так что-то сделал. Человек написал «Енеїду», когда Пушкин еще не родился.
Кстати, у меня есть грамота — из Полтавы.
Та грамота у мене в Запсіллі висить. Мені як видатному полтавчанину, і даже ордєн дали від Полтавського землячества. Одного разу, мій приятель Ромчик показував мені Полтаву, і зайшли ми до садиби Котляревського. Були нетверезі і попадали на коліна перед портретом. Я кажу: «Батьку, благословіть!» А гід о…в від такого і почав нервуватися, бо ж хотів нам провести екскурсію. Яка, в п…у, екскурсія?! Люди на колінах стоять, як в церкві!
Когда я стал уже постарше, мне попался совершенно раритетный «Кобзарь» — 1936 года, без купюр, с иллюстрациями бойчукиста Василия Седляра. Его расстреляли в 37-ом.
Он был блестящим художником. Я не видел лучших иллюстраций к «Кобзарю». Все работы он делал камышовым пером, так лихо-лихо… Очень кайфово. И вот вместе с этими картинками я прочел Шевченко, которого ненавидел в школе, и понял, что это очень сильные вещи. Я тогда въехал.
Вообще, все художники «Розстріляного Відродження» были очень сильными, хотя я не могу сказать, что они на меня повлияли. Они были монументалистами, у них было монументальное мышление.
Бойчук, Рокицкий, Седляр, Павленко — это очень известные люди. Анатоль Петрицкий был сильным театральным художником. Живопись его мне меньше нравилась, а театральные вещи его просто божественные. Они были все сильные люди. Мастера!
Из писателей на меня еще большое впечатление произвел Павло Глазовой. Он очень близок мне по духу. Его тексты, правда, очень смешные:
«Ходять двоє зоопарком, обидва під «газом»,
біля кожної тварини спиняються разом.
Перший каже — зажили б ми з тобою як «графи»
якби мали шиї як ото в жирафи.
Ото була б насолода; випив чарку вранці,
а горілка до вечора текла б по горлянці.
Другий каже: залиш мене краще у спокої
Не хочу я мати шиї довгої такої,
мені часом бува нудно, після перебору,
я не хочу, щоб так довго ішло знизу вгору…»
Я считаю, что Глазовой незаслуженно забыт. А он на самом деле очень кайфовый. У меня есть его книжка. В советское время было много таких крутых вещей, например, был отличный журнал «Перець».
Он в корне отличался от аналога — журнала «Крокодил». Там был український гумор. Самые смешные были последние страницы, которые были посвящены политике. Это было вообще — у…..я!
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media