Невыдуманные истории с ЛЕСЕМ ПОДЕРВЯНСКИМ: про певицу Манану — грузинскую Аллу Пугачеву и Роберта Редфорда в гостях у грузинского Пикассо (Часть III)

Лесь Подервянский — украинский прозаик, художник и драматург

ПРО СВАНСКОЕ СЕЛО И ХИНКАЛИ ДЛЯ ГУБЕРНАТОРА МИННЕСОТЫ

В 90-е годы я как-то написал работу «Манана». С ней тоже была связана интересная история.

Манана Менабде в те годы была популярна в Грузии, как Алла Пугачева в России. Певица, актриса. Она жила в самом центре Тбилиси. Когда мы с Ефимовым туда приезжали, то жили чаще всего у нее.

Мы познакомились в Киеве, а не в Тбилиси — она приезжала сюда с концертом. Манана раньше часу дня не просыпалась, и, когда мы первый раз у нее остановились, она сразу же нас предупредила, чтобы мы ее не будили.

Но каждое утро в ее квартире начиналось с гудков автомобилей под окнами. Я высовывался в окно и говорил: «Тише, Манана спит, что вы делаете?» Они: «Ах, извините». Потом заходили какие-то мужчины с суровыми лицами и несли охапки хризантем. После этого другие мужчины несли сыр, «Хванчкару» и виноград.

Когда схлынул этот первый вал мужчин, начали приходить прекрасные грузинские женщины. Причем я всем говорил: «Тихо-тихо, Манана спит!».

Они: «Да-да, конечно, мы на кухне посидим». И они сидели на кухне, занимались любимым тбилисским занятием — гаданием на кофейной гуще и курением «Мальборо». Отставленной рукой, с такими тонкими пальцами, они курили.

Потом когда уже и эти схлынивали, приходили нежные девятнадцатилетние газели совершенно потрясающего вида. Я помню двух близняшек разнояйцевых. Одна была рыжая, похожая на собаку Колли, а вторая такая черная, очень красивая.

Вот так у нас там было по утрам. Потом Манана вставала и говорила: «О, сколько всего у нас уже тут собралось». Я говорю: «Смотри, Манана, тут уже можно роту солдат накормить и напоить в ж..у». И мы начинали завтракать. Мы жили с Мананой совершенно богемной жизнью. После завтрака мы делали с ней светские визиты. Вообще, Манана — очень артистичный человек и хороший друг. Это была наша первая точка в Тбилиси.

Кроме квартиры Мананы, у нас была там еще вторая нычка. Есть такой художник Зураб Нижарадзе, по кличке «Пико» — уменьшительное от Пикассо. Он был ректором Тбилисской академии художеств.

Очень изысканный человек, чрезвычайно острого ума, прекрасный художник. Он был намного старше нас, но в прекрасной форме. К нему когда не зайдешь, он всегда бухает с друзьями, и обязательно будет молодая девушка рядом. Всегда. Тоже небесной красоты. У него мастерская в Ваке, с окнами, выходящими на парк.

Однажды он нам сказал: «Ребята, вы можете тут жить, в моей мастерской, пожалуйста». И мы там тоже любили жить, и там тоже было много интересных историй.

Однажды мы пришли такие грязные, дикие с гор, от нас воняло козлами. А там, как всегда, происходило застолье. В мастерской стоял стол, куча людей. Зураб говорит: «Ребята, кладите вещи свои туда, никто их не с…..т и присоединяйтесь». Мы присоединились.

И тут я вижу, что напротив меня сидит какой-то мужик совершенно не грузинского вида, и странным образом откуда-то я его знаю. Я спрашиваю: «Зура, а это кто?» Он говорит: «Ты что, не узнал? Это Роберт Редфорд». Так что я бухал с оскаровским лауреатом. Тогда еще Параджанов был жив, Тонино Гуэрра к нему часто ездил. И Редфорд тоже туда как-то попал через все эти связи киношные.

А вообще, когда мы заходили в квартиру к Зуре, он всегда нас встречал словами: «Мы немножко кутим». Когда грузины говорят, что они немножко кутят, то это точно трое суток подряд. Все это время, пока они кутят, вечер перетекает в ночь, ночь в утро. А на кухне ночью женщина в костюме ниндзя, вся в черном, варит хаши.

Бессмысленно рассказывать, что такое хаши, если ты его никогда не пробовал. Это такое блюдо, которое едят на похмелье. Оно сваренное из телячьих ножек и телячьего сычуга. Подается совершенно пресным на стол, ты сам его солишь и заправляешь чесночной подливой. И оно снимает все похмелье н…й. Хаши варится шесть часов.

Однажды мы сидели с Ефимом в квартире Зураба вдвоем, все уже ушли, прекрасная тбилисская ночь, сквозь открытые окна виден парк Ваке.

Пластинка Доницетти играет, на столе сыр, виноград, «Хванчкара» и у нас такой легкий ужин. А дверь Зура сказал не закрывать вообще. И вот в дверь заходит очень элегантный пожилой джентльмен и говорит: «А где Зура?» «Зуры нету, — отвечаем — мы его гости, присаживайтесь». Он присел.

Оказалось, что это Буца Джорбенадзе — знаменитый тбилисский архитектор, который воздвиг в Тбилиси здание, всем известное под неформальным названием «группен секс». Оно состоит из таких блоков, положенных один на другой. И вот Буца начинает совершенно изысканный разговор об архитектуре.

«Я своих студентов часто вожу в Армению, — говорит Буца — где показываю им приземистые армянские храмы. Я прошу их посмотреть на них и увидеть красоту гориллы, красоту павианов.

А потом прошу посмотреть на грузинскую архитектуру и увидеть в ней красоту газели». Я пинаю кума под столом ногой, мол, слушай, потому что нам такую х…ю никто не расскажет. Надо запоминать. Мы слушаем и впитываем это все.

Потом нам посчастливилось побывать у него дома. К сожалению, Буца уже умер. У него был дом возле Метехи и памятника Вахтангу Горгасали. Я совершенно о…л, потому что, когда ты только заходишь в этот дом, ты видишь на стенке работу Антуана Ватто.

Я не знаю, сколько это может стоить, понимаешь? Дальше идет целый зал классицизма. Второй зал — это Восток. Там персидские сюзане свисают со стен, стоит антиквариат высшей пробы — какой-то шкаф черного дерева со слоновой костью… Теперь это музей — Буца завещал свой дом городу.

И я его тогда спросил среди всего этого великолепия: «А где тут п…..ь у тебя можна?» Он говорит: «Пройдешь всю эту роскошь, потом налево, потом направо и потом будет каморка, но ты от каморки еще направо, и там будет туалет в стиле Мис ван дер Роэ».

Я прихожу и вижу общепитовский стул на черных железных ножках без сидения. «Если будешь с…ь, отодвинешь», — сказал он мне. Туалет в стиле Мис ван дер Роэ. Такой человек был!

Помню, мы утром как-то поехали в Мцхету на Зурабовой машине. Наша цель была пожрать хинкали и лобио. Лобио, зелень и белое вино — больше ничего не надо. По дороге мы зацепили какого-то мужика, который отчаянно голосовал, увидев нашу машину на дороге. Они сказали: «Возьмем его, это Михо. Это грузинский буржуазный националист».

Мы погрузили Михо в машину, он стал жестикулировать бешено и «крошить батон» на Параджанова. А Зура и Буца — его ближайшие друзья. А Михо говорил: «Что эти армяне вообще понимают в грузинском искусстве? Сержик, что он сделал? Он в своей картине «Сурамская крепость» всех нарядил в персидские костюмы, как так можна?»

А эти два аристократа, я их не могу назвать интеллигентами, они молча терпели эти выходки, а потом Зура сказал: «А в какие костюмы он должен был нарядить?

Грузия была провинцией и смотрела на Персию снизу вверх. Ты посмотри на них, — показывает на нас с Ефимом, — во что они одеты?» Михо отвечает: «А, это молодежь, они все в джинсы одеты». Зура: «Вот, они одеты в джинсы. Почему? Потому что для них ментальная столица — это Америка. Точно также грузины смотрели на Персию и надевали на себя персидские костюмы».

А Буца, который до этого молчал, подытожил: «Вообще, я тебе так скажу, Михо. Когда мы, грузины, начинаем слишком много думать, что мы грузины, мы становимся похожими на армян». Это такие высшие грузинские сливки!

Читать часть V

При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media