Photo by Luís Moura on Unsplash
Это произошло в пятидесятую годовщину освобождения концлагеря. Ева поднялась на трибуну, сделала несколько глубоких вдохов и публично произнесла: «Я прощаю Йозефа Менгеле и всех врачей, которые ставили ужасные эксперименты надо мной и моей сестрой Мириам. Я прощаю им то, что они убили моих родителей, отобрали у меня мою семью и детство и превратили в ад мою жизнь…»
Ева Мозес Кор (31 января 1934 — 4 июля 2019) — румынская еврейка, пережившая опыты над людьми в концентрационном лагере Освенцим.
Поезд замедлялся и со свистом тормозил. Сквозь доски вагона пробивалось склеротическое майское солнце, которое не давало и джоуля тепла. Вскоре заскрежетал засов, выпрямился перрон, прорисовался длинный гнетущий вокзал. Люди зашумели, съежились.
Несколько бравых молодых людей начали сортировать прибывших, словно это был скот. Как будто из вагонов ссыпали орехи, тыквы, картофель. От матерей отдирали детей: и тех, кто еще сосал палец, и тех, кто уже умел считать до десяти.
Ева с близняшкой Мириам оказались по ту сторону от родителей и двух старших сестер. Девочек (как подопытных) облюбовал врач Йозеф Менгеле, а родные через мгновение зашли в псевдодушевые, наглотались горького газа, трансформировались в пепел и удобрили окружающие кукурузные поля.
Жизнь растрескалась, как земля после сухостоя.
Солнце окончательно погасло.
Это был Аушвиц-Биркенау: самое страшное место на земле. Небо в течение года казалось желатиновым. Окрестности огибал провод с топорщащимися иглами, по которому катился электрический ток. Смотровые вышки оседали от старческой черепицы. Бараки напоминали конюшни для лошадей. Земля с каждым днем становилась все более глинистой. Трава пробивалась тусклая. Сладковатый дым из крематориев ползал под заборами. Его подсвечивали ощетинившиеся фонари.
День начинался с гонга. Летом поднимали в четыре утра, зимой — на час раньше. Следовало вскочить на ровные ноги, застелить нары, быстро умыться и выпить баланду. В пять — перекличка. Стояли по несколько часов, несмотря на погоду. Шевельнешься — мертвец. Выкрикнешь свой номер вяло — тоже покойник. Позже одни шли на работу, другие на прием к доктору Менгеле: высокому, подтянутому красавцу в белом халате.
«Ученому» исполнилось всего тридцать три года, но его фантазия не знала границ. Молодой человек любил эксперименты на карликах и близнецах. Вживую сшивал между собой и пытался изменить цвет лица путем впрыскивания всевозможных химических веществ. Исследовал зубы и костный мозг: все искал причины наследственных болезней.
Вживлял детям под кожу ржавые гвозди, стекло, всевозможный мусор и испытывал различные методы лечения. Вводил смертельные дозы транквилизаторов и равнодушно фиксировал, на каком этапе начиналась агония. Ампутировал органы. Детей заставлял становиться донорами, но брал не по сто-двести граммов, а обескровливал до последней капли. Менгеле вместе с коллегами анатомировал живых малышей, кастрировал без анестетиков мальчиков и мужчин, бил электрическим током женщин, чтобы проверить их на выносливость.
Проверял, как люди реагируют на высокие температуры и на каком градусе умирают. Подвергал большим дозам рентгеновского облучения. Удалял половые органы. У беременных принимали роды, далее слышался плеск воды. Младенца на глазах у матери топили в бочке и выбрасывали голодным крысам. Самое интересное, что охотно экспериментировал с младенцами, а у самого дома в колыбели гулил новорожденный Рольф. Дрыгал ножками и пускал пузыри.
Чем громче кричали дети и взрослые, тем громче играл лагерный оркестр. Музыканты сидели перед девятым блоком и захлебывались бравурными мелодиями четыре раза в день. Особенно часто — «Маршем Радецкого» и «Освенцимским танго».
Ева получила «курс лечения», состоящий из пяти уколов еженедельно. Девочке вводили «коктейль» смертоносных бактерий, которые вызывали лихорадку и галлюцинации. Температура доходила до сорока и выше. Врач только злорадствовал и цокал языком: «Ах, как жаль. Такая молодая, а уже почти покойница. Тебе осталось от силы две недели». Ева смотрела сквозь своего палача и в который раз давала обет выжить несмотря ни на что.
К вечеру заключенные возвращались в бараки и радовались короткой передышке. Могли наконец сходить в туалет, потому что уборную разрешалось посещать только дважды в день. Укладывались спать на сенниках, а часовые бродили туда-сюда: проверяли чистоту ног. Ступни должны были быть выставлены из-под одеяла подошвами вверх.
От отчаяния спасали воспоминания. Сестры обнимались и вспоминали Трансильванию. Свой уютный дом на большой ферме. Родители выращивали кукурузу, пшеницу, бобы, картофель. Держали коров и овец, имели сыр и молоко. Ухаживали за большим виноградником, делали вино. В саду родили яблони, сливы, персики и вишни трех цветов: красные, черные, белые.
Летом девочки надевали ягоды на уши: представляли, что это серьги. Мама заказывала детям платья у настоящей модистки. Среди палитры цветов выбирала бордовый, бледно розовый, голубой (близняшки даже прибыли в лагерь в одинаковых бордовых пальтишках). Когда были совсем маленькими, одевала в кружево, и высаживала на подоконнике. Прохожие думали, что это фарфоровые куклы.
Вскоре ночь сходила туманом или паром, и раздавался свисток. Вдруг возникали двухэтажные здания, сложенные из осыпающегося кирпича, и узкие обшарпанные окна, разделенные на шесть. Стекол в них отродясь не было. Забор, остроносые камни, дымоходы. Деревянные ботинки, изношенная одежда, хитромордые крысы. Заводили плачи дети; они без конца звали своих уже мертвых матерей.
Пытки продолжались девять месяцев, пока 27 января 1945 года около трех часов дня в лагерь смерти не вошли советские войска. В бараках оставалось около семи тысяч узников, из которых почти семьсот — дети. Еду им не давали уже десять дней. Ева с сестрой чудом выжили.
Девочки поднялись на ноги и получили от спасителей печенье и шоколад. С тех пор вкус свободы ассоциировался со вкусом какао-бобов. Вечером советские солдаты выпили немного водки и принялись танцевать. Дети стояли в стороне и аплодировали.
Со временем девочки вернулись домой в Румынию и дом не узнали. Он стоял пустым, разграбленным. Пожили некоторое время в городке Клуж-Напока, эмигрировали в Израиль, после — в Соединенные Штаты. Совсем в другой мир, в котором прекрасно уживались христиане с мусульманами и буддистами, звучали все языки мира, а температуру за окном измеряли не в градусах Цельсия, а в Фаренгейтах.
Ева вышла замуж, родила двоих детей, устроилась риелтором, но прошлое не отпускало. Стоило закрыть глаза, как снова оказывалась в бараке и ждала следующей инъекции. Созерцала длинный забор, который заканчивался где-то за горизонтом, три спутанные между собой колеи и прибывающие поезда.
Перед глазами зацементировалась платформа расставаний, тяжелое мглистое небо, смотровые башни. В ушах — лай служебных собак, которые срывались с поводков, «Марш Родецкого» и мамин испуганный голос. Она заглядывала папе в лицо и все спрашивала: «Где мы? Где мы? Где мы?»
Ночные кошмары наступали на пятки несколько десятилетий. В конце концов женщина решила раз и навсегда избавиться от собственного травмирующего прошлого путем прощения. Это произошло в пятидесятую годовщину освобождения концлагеря. Ева поднялась на трибуну, сделала несколько глубоких вдохов и публично произнесла: «Я прощаю Йозефа Менгеле и всех врачей, которые ставили ужасные эксперименты надо мной и моей сестрой Мириам. Я прощаю им то, что они убили моих родителей, отобрали у меня мою семью и детство и превратили в ад мою жизнь…»
Признание вызвало осуждение. Большинство не могло понять, как подобное возможно, но Ева понимала, что это единственный способ получить контроль над собственной жизнью, избавиться от состояния жертвы и почувствовать себя свободным человеком.
P. S. Главный врач концлагеря Йозеф Менгеле спасся от правосудия бегством. Сначала скрывался в Баварии (работал на картофельной ферме), далее промышлял нелегальными абортами в Аргентине, в конце концов осел в Бразилии на плантации кофе. Изредка выходил из дома, а если и приходилось, то прятал лицо под шляпой. На досуге перечитывал Гете и слушал Штрауса. Как утверждал его сын Рольф, в собственных деяниях не раскаивался. Считал, что никому не принес вреда, просто выполнял свой долг.
«Ангела смерти» разыскивали тридцать пять лет, но нашли только его могилу. Как бы там ни было, но из «царства теней» возврата не бывает.
А Ева прожила долгую, насыщенную жизнь и отправилась в рай.
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
