Huxley публикует очередной рассказ из отобранных для участия в конкурсе фантастических рассказов «Кибериада»
УСЛОВИЯ КОНКУРСА:
- Принимаются рассказы на русском языке объемом до 22000 знаков с пробелами
- Рассказы могут быть как неопубликованные, так и опубликованные в печатных и интернет изданиях
- Рассказы не рецензируются
- От одного автора принимаем один рассказ
- Страна проживания автора значения не имеет
Конкурс действует на постоянной основе
Рассказы отправляйте на почту futuro@huxley.media
Стелла нажала на кнопку звонка, экран вспыхнул. Дзынь, дзынь.
— Миа, скорее беги сюда, поговорим с бабушкой! — крикнула она дочурке.
Дзынь, дзынь. Бабушка не торопилась отвечать на видео-звонок. Ее всегда приходилось ждать, все-таки возраст.
— Мама, а может бабушка умерла? — с неподдельным интересом Миа заглядывала в глаза мамы. — Может все-таки умерла?
— Имей терпение, ребенок, — одернула Стелла. Но на секунду поверила в это и ей стало страшно.
Дзынь, дзынь. Стелла старалась не нервничать. Она даже приняла профилактически успокаивающую таблетку, но ее действия не хватало на все сто. Нервничать нельзя, нервные клетки плохо и долго восстанавливаются. Лучше в следующий раз принять полторы таблетки, так себе дешевле будет. Сейчас вспыхнет экран и появится мамино лицо. Они не виделись около тридцати лет, только на экране видеосвязи.
Стелла всегда боялась этого момента, мама менялась и в последние двадцать лет стремительно. Сначала появились морщины на лбу и переносице, выдававшие мамину усталость. Потом лучики возле глаз, придававшие лицу сходство с пыльными картинками в золоченых рамах, которые валялись на дне ящика в кладовой и имели странное название — иконы. После как-то «упали» щеки и вдоль носа протянулись борозды.
Но самое невероятное началось десять лет назад — мама постепенно начала напоминать авокадо, о котором забыли на пару недель, а потом нашли в холодильнике. Все ее лицо покрылось мелкой сеточкой морщин, а потом его порезали глубокие борозды. Стелле было страшно первую минуту общения. Человек не может так выглядеть, ведь маме всего семьдесят пять! Здесь, за городской стеной, семидесятипятилетние барышни только начинали думать о рождении детей.
Стелла подошла к зеркалу, на нее смотрела идеальная пятидесятилетняя девушка: молодая светлая кожа сияла, каштановые волосы без намека на седину красивыми локонами падали на плечи. Она покрутилась еще немного и стала на ростомер с весами. «Отлично, — сообщил прибор баритоном, — Ваш весо-ростовой показатель идеальный, Вы прекрасны, потенциал жизни высокий!»
Это заключение ее успокоило, все на этот раз складывалось хорошо.
Дзынь. Дзынь. Упс!
— Смурфик! Мой Смурфик! — Заорала Миа. — Ты живой! Ура!
Стелла слегка сдавила запястье дочери. Это был их знак, что нужно успокоиться. Нервничать нельзя, нервные клетки плохо и долго восстанавливаются. Миа послушно и разочарованно поползла в свою комнату.
Стелла подумала, что мама — призрак не только для трехлетней дочурки, которая никогда не видела бабушку. Она и сама в какой-то момент стала воспринимать маму как плоскую картинку на экране, как Смурфика. Когда же это случилось? Мама ушла из города, почти тридцать лет назад, когда приняли «Закон о Бессмертии», по которому все горожане должны жить вечно. И «Закон об Обязательной Профилактике», обязывающий ежедневно по часам принимать препараты и пищу, чтоб обеспечить выполнение первого закона.
Исполнение законов строго контролировалось, нарушение грозило непомерными штрафами и бесплатной работой. Дополнительная работа требовала дополнительной профилактики, за которую нужно платить или отрабатывать… Мама так и не смогла смириться с навязанными сроками жизни и системой поддержания здоровья, которую назвала «рабской». Как не смогла до конца стать городской, деревенские корни крепко проросли и при случае выдернули ее обратно к грядкам-курочкам, хотя необходимость самому производить еду давным-давно отпала. Стелла же выбрала бессмертие. Теперь мать и дочь разделяла городская стена.
— Доченька, как дела? — мама сняла резиновые перчатки и стала вытирать руки влажным полотенцем. — Что случилось? Миа, ты где? Поцелуйчик ей!
— Ничего, мамуля, мы хотим приехать, у меня отпуск через две недели. Я собрала достаточно денег и хочу спросить тебя… только честно скажи, — руки дрожали, язык заплетался. — Ты нас встретишь в Нейтральной Полосе?
Морщины на лбу мамы стали домиком, лучиков вокруг глаз и губ стало очень много. Губы слегка задрожали, рука легла на левую грудь.
— Разрешение есть? — выдохнула она.
— Пока нет, сегодня день контроля.
— Доченька, ты держись, только не волнуйся, а то не выпустят, давай прощаться, а то все испортим. Целую!
Бип. Бип. Экран потух.
Стелла смотрела на черное окно экрана и не могла пошевелиться.
— Мамочка, мамочка, а правда я увижу живую бабулю? — дочка вернула ее к реальности.
— Может быть, не думай об этом, — бояться было нельзя. Нервные клетки плохо и долго восстанавливаются. И дорого.
Стелла подошла к котроллеру. Простая металлическая пластина каждый месяц определяла ее судьбу и быт. Она закатила рукав шелковой белоснежной рубашки, освободила запястье от браслета и приложила руку к плоской холодной пластине. Сразу же вспыхнул монитор над пластиной и на нем побежали зеленые буквы и цифры. Один огонек мигнул красным.
— Третье ноября: повышение давления, учащение пульса. — Раздался скрежещущий голос робота.
— Миа упала, повредила колено…
— Повышен риск инсульта, инфаркта и язвенной болезни. Дополнительная профилактика подключена. Счет на оплату выслан.
— Как Миа?
— Уровень радости по выходным доходит до пограничного состояния, обратите внимание! Меньше играйте с ребенком. Рекомендован покой. Счет на оплату выслан.
— Хочу поехать в отпуск к маме, прошу разрешения. Я и Миа. — Стелла старалась не волноваться. Чип передавал показатели сердечных сокращений и давления, компьютер не обманешь, это не мама.
— Девочке стресс не нужен. И Вам. Я против. Можете настаивать.
— Настаиваю.
— Где мама?
— За стеной, в Старой Деревне. Но она нас встретит в Нейтральной Полосе.
— Проверяю Ваш счет.
Компьютер замолчал. Пять самых долгих минут.
— Ответ через неделю. Вероятность положительного ответа пять процентов.
Стелла опустилась на пол, ногти впились в ладони. Пять, всего лишь пять. А ведь она так старалась! Она сдерживала жалость, когда Миа было больно. Она контролировала пульс, когда малышка пошла, когда сказала первое слово. И даже сейчас ее внутренний голос автоматически произносил: «Один, два, три…»
Подошла Миа и с усилием разжала мамины кулаки:
— Мамочка, не надо! Нервные клетки… — продолжили уже хором, — плохо и долго восстанавливаются.
Они обнялись, Миа положила голову на колени Стелле. Та гладила дочь по голове и вдруг увидела себя маленькой девочкой. Маме двадцать восемь, она точь-в-точь как Стелла сейчас — красивая и молодая. Что они делали в тот день? Скорее всего, ходили на пикник все вместе: папа, мама и Стелла. Папа был жив. Они ели шашлык и играли в мяч, падали и безудержно смеялись.
Папа хватал за ноги и переворачивал вниз головой, трехлетняя Стелла визжала и просила отпустить. Но как только она оказывалась на земле, начинала кричать: «Еще, еще разок!» Хохотала до икоты. Мама поила ее водой и заставляла задерживать дыхание, чтоб избавиться от этих всхлипываний. Все это осталось в другой жизни, в жизни за стеной. Там можно было грустить и смеяться сколько хочешь, можно испугаться и удивиться, можно плакать, когда больно и тосковать за любимыми. И это все бесплатно и сколько хочешь!
Никаких лотков с таблетками, разделенных на ячейки по времени для ежедневного приема. Никаких коробок с безвкусной и полезной едой. Никаких отработок за нарушение режима сохранения здоровья! Никакой профилактики и законов, обязывающих жить бесконечно! Там даже можно съесть настоящий помидор! Там пока есть мама, но уже нет папы. Там нужно умирать. Там можно умирать… ВСЕМ.
Орфография и пунктуация автора сохранены