Жанна Крючкова
Основатель альманаха Huxleў, фонда «Интеллектуальный капитал»

РАЗГОВОР С ПАВЛОМ МАКОВЫМ, автором инсталляции «Межа» на обложке третьего номера Huxley (Часть I)

РАЗГОВОР С ПАВЛОМ МАКОВЫМ, автором инсталляции «Межа» на обложке третьего номера Huxley (Часть I)
Павел Маков «Межа», 2020. Инсталляция. Находится в частной коллекции Олега Сегина

 

Павел Маков — украинский художник, член Королевского общества живописцев и графиков Великобритании и член Союза художников Украины, член-корреспондент Национальной академии искусств Украины.

Один из немногих украинских художников, чьи картины были проданы на аукционе Sotheby’s. Провел более ста зарубежных выставок, его работы находятся в музейных коллекциях по всему миру.

Создал графические циклы — «Место», «Книга дней», «Мишени», «Сады» и другие. В 2018 году стал лауреатом Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко.

Мы встретились с художником в его мастерской. Говорили о культурной политике нашей страны, о технологическом будущем мира и о том, почему гражданство важнее этничности.

Павел Маков родился в Санкт-Петербурге, жил в Ровно, в Киеве, в Симферополе и уже почти 40 лет живет Харькове.

 

УКРАИНА В ЦАРСТВЕ ТЕНЕЙ

 

Наша страна так и не вышла из царства теней. Украина — независимая страна на протяжении 29-ти лет. До этого она веками пыталась стать независимой, но у нее не получалось.

Откуда начинать отсчет истории? С Киевской Руси? А Киевская Русь — это Украина или начало имперской России? Эту тему можно поворачивать как угодно.

Факт в том, что мы были провинцией разных империй: Австро-Венгерской, Польско-Литовской, Российской. Можно бить себя в грудь и кричать, что мы сами по себе, но это не так. Даже Шевченко жил и творил в империи. Он любил Украину, хотел свободы, но по факту ее тогда не было.

Павел Маков «Зазеркалье», цикл «Сады», 2008−2009. Фрагмент. Многократное интаглио, рисунок, акрил, бумага.

Теперь части империй оказались в одном независимом государстве, а это непросто. У нас все страдают отрицанием очевидного — того, что Украина до сих пор в процессе формирования — не только институционно-политического, но и творческо-интеллектуального.

Мы бьем себя в грудь, а сами возим мешками янтарь за границу. Мой друг-львовянин хорошо сказал: «Дивись, вони всі українці, а в кожного третього або паспорт угорця, або паспорт поляка, або карта поляка, або взагалі паспорт румуна. Так, про всяк випадок. То він вже готовий переїхати, як щось станеться».

Когда с Востока смотришь на Запад, то хочется туда. Когда из Львова смотришь на Запад, то видишь границу с Польшей, а то, что на Востоке, уже не видишь.

Когда началась война, то вслух не говорили, но в душе думали: «Да гори она огнем, вся эта левобережная Украина! Нам бы тут «приполячиться» сбоку». А нашим на Востоке, наоборот, хотелось «приворонежиться», «прикурскситься» или «примосковиться».

 

МЕСТО, КОТОРОГО НЕТ

 

К сожалению, Украины нет на культурной карте мира. В 2001 году я получал в Таллине премию «Золотая книга» на выставке международной авторской книги. На фуршете японка меня спросила: «Украина, а где это?»

Я ответил: «Европа» и начал ее троллить: мол, это рядом с Таллином, 1000 км на юг.

И тогда у меня возникла ассоциация, что Украина — это утопия. Не в смысле «государство с идеальным устройством», а в прямом значении этого слова: «утопия — место, которого нет»

Что Украина сделала в плане культуры за последние 29 лет? У нас до сих пор нет государственного музея современного украинского искусства. Чтобы посмотреть, что делают художники, нужно ехать в мастерские. Культурный атташе Украины во Франции не знает, кто такой Сергей Жадан.

Может, она разбирается во французской литературе, но она не в курсе существования украинского писателя, переведенного на 29 языков.

Социолог культуры Гелен говорит, что есть три составляющие: политика, экономика и культура. Без последней не работают и две другие. Даже проблема коррупции связана с отсутствием культуры.

Цивилизация существует только там, где философия является центром высокой культуры. Как только этот стержень вынимается, все распадается

А у нас демонтируют доску с дома, где жил филолог, языковед с мировым именем — Демьян Шевелев. Многие философы в ХХ веке начинали с филологии. Весь структурализм начался оттуда. Парадоксально, что местные правители заявляют: «Зачем нам Шевелев?»

Сейчас каждая страна борется за культурное наследие. В Вильнюсе слышал, как местные говорят, что Мицкевич — литовский поэт. Да, он жил в Вильнюсе, но писал на польском. А что у нас?

Вся наша культура принадлежит разным этносам, жившим на территории бывших империй. Нужно вешать мемориальные доски, что Малевич жил и преподавал в Киеве, но при этом признавать, что он был частью Российской империи, и многое из того, что он создал, спровоцировано ею.

Мамардашвили говорил о России, что это «страна вечных повторений». Украина не лучше. Сдвига нет. Потому что такова ментальность. Но даже ментальность русскоязычного населения Украины отличается от таковой в России. Ментальность россиян — «нас это устраивает», а украинцев — «нас все не устраивает».

Я очень хочу, чтобы Украина вышла из утопии, и делаю для этого все возможное. Но за 29 лет независимости народ не избрал ни одного политика, который задумался бы, как вывести эту территорию из царства теней.

 

О СВОЕМ МЕСТЕ

 

С 1993 года я работаю с понятием места. Потому что когда СССР распался, я сознательно выбрал остаться в Харькове. Мне, мягко говоря, не нравилось жить в Советском Союзе, и я понял, что в Украине у меня намного больше шансов жить так, как я хочу.

Этническое происхождение — последнее что меня волновало. Тогда меня интересовало только мое гражданство

Я понял, что нужно оставаться здесь и «натоптать» свое место. Тогда меня вдохновила выставка офортов Моранди в Глазго. Я увидел, как человек может создавать шедевры из двух простых вещей: натюрмортов в мастерской и вида из окна.

Я не харьковчанин. У меня нет сентиментальных воспоминаний детства. Я понимал, что Харьков — это среднестатистический индустриальный город. Драйзер в 20-х годах, когда путешествовал по России, сказал: «Это ваше советское Чикаго». А я пытался понять, как жить в украинском Чикаго.

 

КРЫМ И ДОНБАСС

 

Может, я не прав с точки зрения геополитики, но Крым — это не украинская территория. Я там прожил 10 лет. Выскажу непопулярную мысль: Украина только выиграла, когда Крым забрали. В плане культуры и ментальности Крым никогда не был украинским. Там живут 2,5 млн людей с другой ментальностью.

Павел Маков «Донроза», цикл «Сады», 2008−2010. Фрагмент. Многократное интаглио, рисунок, акрил, бумага.

Заставлять нас держаться вместе — все равно, что наливать воду в бензин: бензин — это хорошо, вода — это хорошо, но машина не едет.

Что касается Донбасса, то в комиссию стоит ввести не только людей, которые там живут, хотя я уверен, что там есть истинные патриоты Украины, но и тех людей, которые оттуда уехали. Они ведь тоже с Донбасса. Те, кто уехали, — это наш народ, даже если они не говорят по-украински.

Пытаться вернуть эти земли — абсурдное решение. С территориальной точки зрения, аннексия — нарушение всех возможных правил со времен Второй мировой войны, с ментальной — нет. Конечно, это результат недоработок со стороны тех, кто много лет занимался Украиной до конфликта.

Нужно было сосредоточиться не столько на Львове, сколько на Крыме и Донбассе. А теперь «маємо те, що маємо».

 

ЕСЛИ БЫ У МЕНЯ БЫЛА ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА

 

Я художник и в этом смысле индивидуалист. Я понимаю, что дело не столько в материальных ресурсах, сколько в настрое. При желании можно и с десятью гривнами сделать то, что другой не сделает с десятью миллионами гривен.

Образование — это первое и самое главное, в широком смысле этого слова

Потому что это то, что будет со страной через десять, пятнадцать, двадцать лет. На образование нельзя жалеть денег, чтобы его получали самые умные, самые серьезные люди.

Сегодня опыт сам по себе не представляет особой ценности: информацию можно найти с помощью одного клика. Но без личности информация — это ничто.

Из источников мы получаем сухие факты. Именно человек, который делится знаниями, превращает их в твой опыт. Мой отец говорил: «Когда я читаю лекции, я не рассказываю, что написано в учебнике. Я рассказываю о своем личном опыте, о том, чего нет в книгах».

 

АКАДЕМИЧЕСКАЯ ШКОЛА И РЕМЕСЛО

 

У нас в Украине есть три серьезных художественных вуза: во Львове, Харькове и Киеве. С советских времен сохранилась тенденция, что в Харькове особенно хорошо готовят графических дизайнеров, во Львове — прекрасная подготовка у всех прикладных мастеров, в частности у стеклодувов, плюс там есть полиграфический институт, который учит книжному дизайну, а в Киеве — всего понемножку. Киев — как магнит, который притягивает к себе много талантливых людей.

Многие великие художники обошлись без академической школы. В музее Пикассо в Барселоне выставлены рисунки, которые он сделал в 14–15 лет. В этом возрасте он завершил академическое образование, а потом делал все, что хотел.

Невозможно обвинить Пикассо в том, что он не умел рисовать, потому что рисунки этого юноши фантастические. Он был невероятно одарен, потому и закончил академическое образование так рано. А Ван Гог сам учился живописи. Он делал много копий, и его талант позволил ему стать блестящим рисовальщиком.

Ремесло — это одна из десяти составляющих успеха

Талантливому человеку его нужно выучить и забыть. Менее талантливым это, к сожалению, не удается. Сложно предугадать, кому нужна школа, а кому нет. Я не могу сказать, что без академической школы человек не станет художником, точно так же, как не могу утверждать, что академическая школа сделает из талантливого человека художника.

Беседовали: Жанна Крючкова и Олесь Манюк

Читать часть II

Вступая в клуб друзей Huxley, Вы поддерживаете философию, науку и искусство

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Получайте свежие статьи

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: