«Синдром Петрушки» Дины Рубиной, как и нежно любимые «Белая голубка Кордовы» и «Почерк Леонардо», и обожаемая трилогия «Русская канарейка», — роман о любви, о любви сложной, болезненной, в которой партнеры обречены друг на друга не по праву свободного выбора, а по форме сложновыпиленных шестеренок душ и судеб, которые могут приходить в движение только во взаимодействии с конкретным человеком, созданным для тебя.
И им несказанно повезло встретить друг друга. Любовь — как встреча двух неврозов, двух глубоких травм, исцеление длиною в жизнь. Вечная история художника и его музы, Пигмалиона и Галатеи, кукольника и его куклы.Автор как будто оголяет все твои нервы разом, и, дергая за нужные ниточки, нажимает на болевые точки. Перед нами история отношений гениального кукольника Петра и его «мятежной куклы Лизы» – бесконечно любимой жены, кукольный аналог которой он создает. И Лиза боится, ревнует, ненавидит его «идеальную женщину» — точную копию себя самой. У Лизы нет своего голоса в романе, ее история рассказана Петром и его другом Борисом, и читателю предстоит самому понять, какая же она, настоящая Лиза, — быть может, только марионетка в руках мужа и жизненных коллизий.
История кажется абсолютно реальной, персонажи живые и знакомые, но в то же время роман открывает дверь в абсолютно закрытое пространство Театра Кукол с его законами, тайнами, магией. Мы можем подсмотреть в щелочку на мир, куда обычному человеку нет доступа. Действие разворачивается в ярких декорациях Львова, Иерусалима, Праги, Самары — и описания этих городов придают роману дополнительный полифонический эффект.
Героям щедрой рукой Всевышнего отсыпано таланта и настоящей любви, но и трагические события, и обстоятельства жизни, почти всегда сопутствующие гениальности, падают на них, словно из рога изобилия. У девушки редкая генетическая патология, вследствие которой рождаются дети с задержкой умственного развития и хаотическими движениями рук и ног, частым неконтролируемым смехом — «синдром Петрушки».
После смерти сына она много лет страдает тяжелым психическим расстройством, и только вновь обретенная семейная кукла помогает получить долгожданное счастье. Нам, читателям, остается гадать, под какую мелодию герои будут дальше танцевать свой танец Жизни, танец «так больно, так обнаженно и беспощадно повествующий о них, об их любви; о той душе, что взята на службу, и о другой, что не смирилась с отражением…»
Отдельного внимания заслуживает язык автора — многослойный, метафоричный, кружевной, порой вызывающий ощущение излишества и роскошества, некой искусственности, неприродности и неестественности — с одной стороны, а с другой — являющийся средством для создания текста как предмета искусства, как кисти и краски для художника; и, несомненно, художник имеет право выбирать краски любой густоты и яркости, как и наносить на полотно бесконечное количество слоев.
— Сначала он сделал из меня куклу, — сказала она мне однажды. — Потом он достиг наивысшего совершенства: сделал из куклы — меня…