Татьяна Ан. Флора, 2016
Лина Костенко — поэтесса-шестидесятница, писательница, совесть нации — родилась в городе Ржищеве 19 марта 1930 года. Ее поэзия откровенная, эмоциональная, порой ироничная; язык светлый, современный; мысль глубокая, всесторонняя. Она пишет просто о сложном и мудреном. Искренне — об интимном и завуалированном. Ценит «слово, а не славу». Искреннюю правду, а не законсервированную ложь.
Несправедливость познала с рождения. Девочке исполнилось несколько месяцев, когда арестовали отца (имел неосторожность во время партии в шахматы сказать что-то о советской идеологии). Вспоминали, что, когда к нему нагрянули энкаведисты и спросили, где прячет оружие, указал рукой на колыбель с младенцем — вон мое самое важное оружие в жизни. Те ничего не поняли.
Сначала Лина жила с бабушкой в Ржищеве. Вокруг — необозримое пространство: овраги, холмы, Иван-гора и песчаная Лысая гора. Особенно торжественная тишина, лукавинка облепиховых кустарников, ребристость бледно-синей воды. Дальше — школа в рабочем поселке на Трухановом острове. Летом в город добирались на катере, зимой — по дощатой тропинке, которая прокладывалась по замерзшему Днепру.
Жизнь казалась многогранной, увлекательной, если бы не повторный арест отца (его не было десять лет), затем — война. Рабочий поселок практически стерли с лица земли, поэтому пришлось переезжать на Куреневку и снимать в старосветской избе две комнаты. К доске девчушку почти не вызывали, потому что после пережитого заикалась.
Во время контрольных работ учительница сочувственно становилась за спиной и следила, чтобы дописывала слова. Школьница оставляла их без окончаний. Но это никак не вредило рифмовке, и стихотворения охотно публиковали газеты «Зірка» и «Пионерская правда».
«ЩЕ СЛІВ НЕМА. ПОЕЗІЯ ВЖЕ Є»
После окончания школы выбрала философский факультет (зачитывалась произведениями Ницше, Канта, Вольтера, Руссо, Дидро), но получила отказ. Какой-то мужчина с оранжевым цветом кожи, будто в данный момент болел желтухой, сказал, что таких, как она, здесь не принимают.
— Каких — таких?
Выражение его лица стало брезгливым:
— Неблагонадежных.
Пришлось идти на педагогический, где испытала болезненные чувства к поэту Николаю Руденко. Мужчина почти не видел на один глаз, пережил сложное ранение позвоночника и блокаду Ленинграда, однако демонстрировал большую силу и мощь. Он первым обратил внимание студентки на украинский язык, потому что до этого слагала стихи на русском. Лина попробовала и сразу заметила: «Ще слів нема. Поезія вже є».
Между ними умещалось десять лет и десять миров. Чужие клятвы, кольца, дети. Мужчина хорошо писал, был на удивление искушен в любви, видел женщин насквозь. Лина — совсем юная. Ни опыта, ни умения играть в словесный пинг-понг. Только рифмы, рифмы, рифмы… Поэтому общались кодами, шифрами, стихами, пока девушка не приняла окончательное решение. На прощание вывела дрожащей рукой:
Прощай, прощай, чужа мені людино!
Ще не було ріднішого, як ти.
Оце і є той випадок єдиний,
Коли найбільша мужність — утекти.
Абитуриентка прошла конкурс в Московский литературный институт, а Николай остался в семье. Позже невзначай проболтался жене, что у него с Линой был романчик. Женщина вмиг исправила: «Не преуменьшай. Говори как есть. У тебя был не романчик, а роман!»
Обучение студентке нравилось, да к тому же не замедлило возникнуть новое чувство к поляку Ежи Яну Пахлевскому, за которого впоследствии вышла замуж. У влюбленных была куча общих тем, лейтмотивов, материй, но помешали расхождения в ментальности и невозможность осесть в одном краю. Поэтому бывший отправился рыбачить, а поэтесса — в Киев, рожать дочь. Дома ее ждал успех. Вышло три сборника подряд: «Проміння землі», «Вітрила», «Мандрівки серця».
Поэмы Лины Костенко охотно цитировали, а стихи переписывали в ученические тетради. Мужчины восхищались. Поговаривали, что в нее был влюблен Василь Симоненко (называл Косталиной), а Дмитро Павлычко повсюду носил спичечный коробок, чтобы прикурить женщине сигарету.
И вдруг книгу «Зоряний інтеграл» запретили печатать. Аргумент — не слишком советская позиция автора, потому что в ней речь шла об Украине, украинском хлебе и водке с гетманом на этикетке. Это стало началом. Следом сняли с верстки «Княжу гору». Поэтессу не арестовали, не донимали серьезными разговорами, просто наложили на творчество вето. Она осталась в одиночестве.
«ТАКА ЛЮБОВ БУВАЄ РАЗ В НІКОЛИ»
В одной руке — правда, в другой — дочь. Именно в такую пору ей и встретился Аркадий Добровольский: писатель, переводчик, сценарист. Атлет и эрудит с правильными чертами лица, вот только женат и намного старше. В чемодане — тяжелое прошлое: за стихотворение «Мудрый кролик» — красноречивый намек на самого Сталина — отбыл длительное наказание на Колыме.
Так что вместе работали, спорили, тонули в объятиях. Лина под его руководством написала сценарий «Перевірте свої годинники», в котором время из абстрактной единицы превратилось в живую субстанцию. Вот ходики считают минуты до начала войны. Стрелка дрожит, вздрагивает. Вон двое немцев, смеясь, переводят часы на местное время, а изможденная женщина заводит топор над «сельскими часами» — петухом…
Специальная комиссия из ЦК партии закатала рукава и нашла кучу деталей, противоречащих социалистическому строю. Пленку уничтожили, а работу заставили начать сначала.
Через некоторое время на киностудии появился новый директор Василий Цвиркунов. Стоило молодым людям зацепиться глазами, как закрутился мощный вихрь. Василий также был женат, имел детей, но чувства оказались сильнее, потому что «така любов буває раз в ніколи». Она не оставляла времени на размышления. Не давала выбора: лишь идти по зову сердца. Вот они и пошли.
Вскоре у пары родился мальчик, которого назвали Василием. Мужчина искренне любил обоих детей и ни разу не разделил на родного и неродного. У малыша был крутой нрав. Столкнувшись с несправедливостью, бежал отстаивать правду. Как-то в ответ на очередную обиду отломал ножку от столика и собрался в бой.
Лина отобрала «оружие» и изо всех сил ударила себя по ноге. Заболело до головокружения, а на икре осталась красноречивая горящая полоса. Сын вдруг очнулся и из бесстрашного воина превратился в уязвимого ребенка. Съежился, заплакал, заголосил.
НЕ УКРАИНА ДОЛЖНА ЗНАТЬ СВОИХ ТВОРЦОВ, А ТВОРЦЫ — УКРАИНУ
Вскоре в воздухе что-то звякнуло. Политический лед, который долгое время сковывал руки и души, начал таять. Появились патриотически настроенные люди, которые горячо отстаивали украинский язык и культуру: шестидесятники. Лина смело примкнула к их рядам, потому что никого и ничего не боялась.
Стала писать письма-протесты, призывала не вводить советские войска в Чехословакию, заступилась за Вячеслава Черновола. В знак несогласия объявляла голодовку. В итоге ее имя в прессе перестали упоминать, а произведения не печатали почти шестнадцать лет.
Так и жили. Василий возрождал «украинское поэтическое кино», Лина занималась домашними делами, лепила вареники с земляникой, пекла пирожки. Кроме того, обожала возиться с грибами. Сама собирала, чистила, мыла, добавляла много перца, чтобы блюдо ни в коем случае не было пресным. Единственное, никогда не брала в рот сало. За всю жизнь не попробовала ни одного кусочка.
Любили путешествия по Украине на стареньком «Запорожце». Поэтесса считала, что не Украина должна знать своих творцов, а творцы — Украину. Бывало, жаловалась мужу, что у нее не идет строка. Буксует, теряется в интервалах, поэтому невозможна ни парная, ни перекрестная рифмовка. Василий спешил «вывести из конюшни коня». Вез туда, где спит степь, раскачивается днепровский берег, темнеет роща. В лесу женщина обнималась с соснами… и неожиданно появлялась строфа. За ней — вторая, третья, тринадцатая. Домой возвращалась окрыленная. Напоенная лесом и новыми гениальными строками.
Беды и радости ходили рядом. Василия Цвиркунова уволили с киностудии, Лина написала «Марусю Чурай», «Бузиновий цар», «Інкрустації».
Ездила в Чернобыль, где спасала свою душу. Признавалась, что ела в радиационной зоне пироги с ягодами и пила воду из колодца. Никогда не изменяла себе. Отказывалась от наград, потому что не носила политической бижутерии. Считала, что у каждой нации свои болезни, только у России — неизлечимая.
В двухтысячном Василий ушел в мир иной. Женщина тяжело переживала потерю и замолчала как поэтесса на десять лет. На кладбище все время отворачивала лицо внучки от гроба в сторону портрета. Все хотела сказать, что дед не умер. «Смотри: вон чуб такой же волнистый, глаза вдумчивые, с огоньком. Не стоит запоминать его в гробу. Запечатлей живым».
Вечером, когда собрались за семейным столом, Лина тихо спросила сына: «Теперь ты понимаешь, почему назвала тебя Василием?» Василий ответил вопросом на вопрос: «А ты теперь понимаешь, почему назвал свою дочь Линой?»
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.