Андрей Возницкий. Крик. Из серии «Антропоцен», 2019
Сотни лет философия бьется над разгадкой природы зла, которое действует как в личной судьбе человека, так и в человеческой истории. Откуда оно берется? Можно ли его полюбить, увидеть в нем красоту? Зло многолико. В его тайну всматривались Лейбниц и Ницше. О «радикальном зле» сокрушался Иммануил Кант.
О «банальности зла» предупреждала Ханна Арендт.
Данный материал написан по мотивам эссе «Мыслить о зле», опубликованного в недавнем номере Philosophie Magazine. Его автор — Сьюзен Нейман, известный американский политический философ, историк философии, культуролог и этик.
Правильно ли мы поступаем, когда стремимся найти злу оправдание?
Допустим, когда мы делаем акцент на том, что педофил в детстве тоже подвергался сексуальному насилию, разве мы не пытаемся вызвать к нему некоторое сочувствие и тем самым найти какое-то оправдание злу, которое он совершил?
Здесь мы сталкиваемся с «антиномией» — этот термин философы используют, описывая ситуацию, при которой два противоречащих друг другу утверждения одинаково истинны.
С одной стороны, чтобы предотвратить изнасилования, убийства, пытки и геноцид, важно понимать их причины. С другой, пытаясь исследовать и объяснять психологические, социальные или исторические предпосылки деструктивного поведения, мы склонны давать ему менее строгие оценки. При этом некоторые «объяснения» помогают предотвратить зло, а некоторые способны нас сделать бессильными перед ним.
Эволюционные психологи утверждают, что инстинкты хищника заложены в нашу ДНК и люди неизбежно будут конкурировать друг с другом. Таким образом, носителем зла оказывается сама природа и на человека бессмысленно возлагать моральную вину. Получается, у зла нет никакой «тайны», а все люди заведомо, по природе своей, являются «дерьмом».
Однако эта позиция мизантропа не выдерживает критики: на самом деле она ничего не объясняет, потому что далеко не все люди становятся преступниками.
Объяснить зло — не значит оправдать его
ОТМЕНЯЕТ ЛИ ХОЛОКОСТ НЕМЕЦКУЮ КУЛЬТУРУ?
Зло — этическая категория, а не явление природы. Владимир Янкелевич — французский философ, один из самых ярких мыслителей XX века, автор оригинальной концепции — «философии смерти». Он родился в семье еврейских интеллектуалов, в свое время переехавшей во Францию из Одессы.
Холокост Янкелевич считал проявлением сущностного, онтологического зла, отменяющего человеческое в человеке. После войны он публично отрекся от немецкой культуры — музыки, философии, литературы. Поскольку они оказались не просто неспособны предотвратить зло, а сами, по Янкелевичу, были одной из причин этого зла.
Янкелевич даже принял решение никогда больше не ступать на землю Германии.
Таким был тогда выбор Владимира Янкелевича. Причины этого выбора мы с вами сегодня можем и понять, и оправдать.
Но, если вы, не являясь участником тех событий, сейчас станете на позицию Янкелевича, не совершаете ли вы серьезную моральную ошибку?
Ведь тем самым вы будете исходить из предположения, что существует какое-то глубинное зло, изначально присущее немецкой нации. Таким образом, вы ошибочно смещаете акцент — отказываетесь от фундаментального исследования зла, которое свойственно далеко не только немецкой нации, но человеческой истории и обществу как таковым.
ЗЛО СОВЕРШАЮТ ТЕ, КТО НЕ ХОЧЕТ ЕГО ЗАМЕЧАТЬ
В 1980-х немецкий народ начал «работать» со своим прошлым. Это уникальный, чуть ли не единственный пример, когда народ пытался провести ревизию своей истории с этических позиций. «Работа памяти» сопровождалась конфликтами, блокировками, повторным переживанием, казалось бы, исцеленных травм.
Здесь уместно вспомнить вывод, к которому пришла философ Ханна Арендт, — ей принадлежит одно из самых глубоких исследований природы тоталитаризма. Он заключается в следующем: зло делают возможным не только те, кто его активно совершает, но и те, кто предпочитает не задумываться об этом.
Арендт была права.
В Третьем рейхе действительно было немало тех, кто пассивно разделял идеи нацизма. Они лично никого не убивали и просто спокойно жили, предпочитая не замечать совершаемые преступления.
СОЗНАТЕЛЬНО СОВЕРШАЕМОЕ ЗЛО
Однако Адольф Эйхман, нацистский преступник, которого часто называют «архитектором Холокоста», точно знал, что делал. После того как израильская разведка «Моссад» вывезла его из Аргентины, он предстал перед судом. Но единственное, о чем реально сожалел Эйхман, так это о том, что ему не удалось уничтожить всех евреев Европы.
Это убедительно показала немецкий философ Беттина Стангнет в своей книге «Эйхман до Иерусалима». Стангнет прослушала почти тысячу часов записей разговоров с Эйхманом и пришла к выводу, что это исключительно жестокая и манипулятивная личность.
Он давал указание, чтобы люди в раздевалках газовых камер запоминали свой номер, якобы для того, чтобы потом им было легче отыскать свою одежду.
Эйхман намеренно вводил людей в заблуждение, чтобы перед лицом неизбежной смерти они не решились на мятеж. И жертвы, не догадываясь о своей участи, усердно выполняли этот приказ нациста.
Однако, в отличие от Эйхмана, который сознательно организовывал массовые убийства, большинство немцев предпочло считать геноцид евреев «несуществующим». Обычному человеку было психологически легче отрицать существование зла, чем ему противостоять. Именно это и подразумевала Ханна Арендт, вводя в философский обиход термин «банальность зла».
КОНЦЕПЦИЯ AMOR FATI VS AMOR MUNDI И ОСВЕНЦИМ
Истинную свободу Ницше усматривал в amor fati («любви к судьбе» или, точнее, любви человека к собственной судьбе, к личному существованию). Она заключается в первую очередь в восторженном принятии трагических утрат и страданий. Подобная концепция задолго до Ницше встречается также у Лейбница и Гегеля. Эти мыслители утверждали, что тени без света не существует.
Поэтому состояние мира само по себе не может иметь позитивного содержания, поскольку находится в диалектическом единстве со своей противоположностью — войной и прочими человеческими безумствами. Аmor fati утверждала видение человеческой истории, согласно которому она, даже с учетом самых темных и кровавых периодов, имеет некую гармонию и красоту. Однако после Освенцима такое видение перестало быть актуальным.
Ницшеанской amor fati следует противопоставить amor mundi («любовь к миру») Ханны Арендт — термин, который впервые был употреблен ею в письме к философу Карлу Ясперсу. Именно такая любовь, которая активно сопротивляется зверствам и разрушениям, лучше всего приличествует современному человеку.
Фатальная любовь ведет к пассивности зрителя перед лицом ужаса, а любовь к миру побуждает к действию
В признании бессилия человека перед законами исторического развития она видит не только разновидность нигилистического отчаяния, но и иллюзию сознания. Мы не можем знать ни универсальных законов истории, ни меры нашего участия в ней.
Однако человек всегда может разорвать циклическую неизбежность причин и следствий, поскольку представляет собою возможность чего-то абсолютно нового.
КАНТ О «РАДИКАЛЬНОМ ЗЛЕ»
Мы можем извлечь еще один урок из Освенцима. Не доказывает ли он правоту Иммануила Канта, который говорил о возможности существования «радикального зла» в людях?
Под «радикальным злом» Кант понимает слабость человеческой души, которая оказывается недостаточно сильной, чтобы следовать нравственному закону
У Канта в его работе «Религия в пределах чистого разума» есть невероятные строки, где в самых мрачных красках философ описывает человеческую природу. Он повествует о массовых убийствах, о разного рода зверствах и не видит особого отличия между «дикими» и «цивилизованными» людьми.
Кант делает неутешительный вывод: люди склонны ненавидеть тех, кто сделал им добро. Это означает, что обида, зависть, а следовательно, и желание отомстить, совершить насилие, может возникать в людях, даже если они сами никогда не были жертвами зла.
Говорить о «радикальном зле» как движущей силе наших поведенческих реакций — значит оказаться перед некой мировоззренческой пропастью. Этому «изначальному» злу мы вряд ли когда-либо найдем рациональное объяснение.
Однако благодаря Канту мы прикасаемся к тайне свободы. Если в мире, где все должно определяться универсальными законами, «радикальное зло» не может быть рационально объяснено, то и тайна человеческой свободы оказывается непостижима. Мы совершаем неожиданные поступки, наше поведение принципиально непредсказуемо.
Именно поэтому мы должны задавать себе вопросы о моральности.
Иммануил Кант испытывал отвращение к морали, в которой все можно оправдать. Он считал, что мораль должна быть более принципиальной. Различие между добром и злом должно быть совершенно четким, никакого релятивизма, ничего относительного быть не может.
«ГИБРИДНОЕ» ЗЛО НАШЕЙ ЭПОХИ
Разве глобальное потепление не является неким гибридом Освенцима и Хиросимы? Это очевидный результат совместного действия в мире физического и морального зла. Мы должны отказаться от проведения границы между «естественным состоянием» и «нравственным началом».
Сегодня, в эпоху антропоцена, для которого характерно невероятно активное воздействие человека на окружающую среду, это уже не имеет никакого значения. Будет неверно утверждать, что мы не знаем, как противостоять глобальному потеплению — этому синкретическому злу, истоки которого находятся одновременно и в природе, и в культуре.
УЖЕ ЗНАКОМОЕ НАМ «БАНАЛЬНОЕ ЗЛО»…
На самом деле, мы прекрасно знаем, что нужно делать, чтобы эффективно бороться с глобальным потеплением, — ограничить потребление, реже использовать самолет и машину. Однако большинству из нас удобнее не замечать глобального потепления, не думать о нем, а искать причину в другом. Как тут не провести аналогии с тем, что имела в виду Ханна Арендт, говоря о «банальности зла»?
Посмотрите на финансовую и управленческую элиту — они думают, что деньги и власть защитят их от разрушительных последствий глобального потепления, что они смогут сохранить свой образ жизни. Но однажды привычный им мир исчезнет, и в конечном итоге им придется жить на вершине горы.
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
