Huxley
Автор: Huxley
© Huxley — альманах о философии, бизнесе, искусстве и науке

Надежда Тэффи о женщинах-эдельвейсах

Надежда Тэффи о женщинах-эдельвейсах

Надежда Александровна Лохвицкая (псевдоним Тэффи) — писательница и поэтесса, мемуаристка, переводчица, сестра поэтессы Мирры Лохвицкой и генерала Николая Лохвицкого, соратника адмирала Колчака

Моя жизнь – анекдот, а значит – трагедия

Фрагмент из «Воспоминаний» Тэффи о днях, проведенных ею в Новороссийске в 1919 году

Какое очарование души увидеть среди голых скал, среди вечных снегов у края холодного мертвого глетчера крошечный бархатистый цветок — эдельвейс. Он один живет в этом царстве ледяной смерти. Он говорит: «Не верь этому страшному, что окружает нас с тобой. Смотри — я живу».

Какое очарование души, когда на незнакомой улице чужого города к вам, бесприютной и усталой, подойдет неизвестная вам дама и скажет уютным киево-одесским (а может быть, и харьковским) говорком:

— Здравствуйте! Ну! Что вы скажете за мое платье?

Вот так бродила я по чужому мне Новороссийску, искала пристанища и не находила, и вдруг, подошла ко мне неизвестная дама и сказала вечно-женственно:

— Ну, что вы скажете за мое платье?

Видя явное мое недоумение, прибавила:

— Я вас видела в Киеве. Я Серафима Семеновна.

Тогда я успокоилась и посмотрела на платье. Оно было из какой-то удивительно скверной кисеи.

— Отличное платье, — сказала я. — Очень мило.

— А знаете, что это за материя? Или вы воображаете, что здесь вообще можно достать какую-нибудь материю? Здесь даже ситца ни за какие деньги не найдете. Так вот, эта материя — аптечная марля, которая продавалась для перевязок.

Я не очень удивилась. Мы в Петербурге уже шили белье из чертежной кальки. Как-то ее отмачивали, и получалось что-то вроде батиста.

— Конечно, она, может быть, не очень прочная, — продолжала дама, — немного задергивается, но недорогая и широкая. Теперь уже такой не найдете — всю расхватали. Осталась только йодоформенная, но та хотя и очень красивого цвета, однако плохо пахнет.

Я выразила сочувствие.

— А знаете, моя племянница, — продолжала дама, — купила в аптеке перевязочных бинтов — очень хорошенькие, с синей каемочкой — и отделала ими вот такое платье. Знаете, нашила такие полоски на подол, и, право, очень мило. И гигиенично — все дезинфицировано.

Милое, вечно-женственное! Эдельвейс, живой цветок на ледяной скале глетчера. Ничем тебя не сломить!

Помню, в Москве, когда гремели пулеметы и домовые комитеты попросили жильцов центральных улиц спуститься в подвал, вот такой же эдельвейс — Серафима Семеновна — в подполье, под плач и скрежет зубовный — грела щипцы для завивки над жестяночкой, где горела за неимением спирта какая-то смрадная жидкость против паразитов.

Такой же эдельвейс бежал под пулеметным огнем в Киеве купить кружево на блузку.

И такой же сидел в одесской парикмахерской, когда толпа в панике осаждала пароходы.

Помню мудрые слова:

— Ну да, все бегут. Так ведь все равно, не побежите же вы непричесанная, без ондюлясьона?!

Мне кажется, что во время гибели Помпеи кое-какие помпейские эдельвейсы успели наскоро сделать себе педикюр…

Вступая в клуб друзей Huxley, Вы поддерживаете философию, науку и искусство

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Получайте свежие статьи

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: