Лиля Чавага, «25 шедевров Украины», коллаж, коллекция Huxley
В каком времени мы с вами живем? Казалось бы, этот вопрос не имеет смысла — достаточно посмотреть в календарь. Сейчас на дворе 20 год 21 века и это не подлежит сомнению. Но так ли все очевидно? Является ли календарное время единственным параметром, который описывает нашу временную реальность? Оказывается, нет.
НЕКАЛЕНДАРНОЕ ВРЕМЯ
Календарь был создан древними цивилизациями, чтобы отсчитывать временные отрезки в соотнесении с природными и астрономическими явлениями, которые носят циклический характер. Однако в последствии стало ясно, что непрерывность временного континуума включает цикличность и дискретность как частный случай.
Календарное и социокультурное, историческое время, как правило, не совпадают. Известен, например, концепт Иммануила Валлерстайн о «длинном XVI веке», который длился с 1450 по 1650 гг.
По аналогии Эрик Хобсбаум предложил понятия «длинного XIX столетии»: от начала Великой французской революции в 1789 г. до 1913 г., с экономическими показателями которого, как с некоей «точкой отсчета», так любила сравнивать советские достижения коммунистическая пропаганда.
Не совпал с календарным и «короткий ХХ века», начавшийся в 1914 с Первой мировой и завершившийся в 1990-91 падением Берлинской стены и распадом СССР в 1991-м. Если же говорить о «длинном ХХ веке», то его границы можно раздвинуть до 2008, года положившего начало глобальному кризису и распахнувшего дверь в «некалендарный ХХІ век» с его «новой нормальностью».
2008 год распахнул двери в «некалендарный ХХІ век» с его «новой нормальностью»
НОВАЯ «СТАРАЯ» НОРМАЛЬНОСТЬ
Интересно, что сам термин «new normal» впервые появился еще в самом начале XX века, а отнюдь не на Питсбургском бизнес-саммите в 2009 г. или знаменитой статье президента Pacific Investment Management Co. Мохамеда А. Эль-Эриана «A New Normal».
О новой нормальности говорили еще в 1930-е гг., пытаясь отрефлексировать кризис 1929 г. Потом о нем надолго забыли. Возрождение термина произошло после 2009 г. и обращение к нему стало отнюдь не случайным.
Таким образом, эксперты устанавливали содержательные связи между двумя глобальными трансформационными циклами.
Осмысление будущего как прошлого — фундаментальное свойство мышления человека об историческом времени, структурно близкого к мышлению мифологическому.
Начиная с 2020 года к проявлениям «новой нормальности» стали причислять коронокризис и его негативные последствия для глобального экономического и политического прогресса.
По сути, для экспертного дискурса в XXI веке эпидемия COVID-19 играет ту же роль и занимает тоже место, что и Вторая мировая война для века ХХ. Удары, которые нанесли мировой экономике эпидемия и война считаются сопоставимыми.
В ХХІ веке эпидемия COVID-19 наносит мировой экономике удар, сопоставимый с тем, который ей нанесла Вторая мировая война в ХХ веке
НОВАЯ НЕЙТРАЛЬНОСТЬ: ПУЛЬСА НЕТ
Время, организованное линейно, следующее за шкалой прогресса, больше не актуально. На текущем историческом отрезке оно осмысляется даже не как стрела направленная вверх, а как сплошная горизонтальная линия — как будто «сердце мира» остановилось, перестало пульсировать, его удары больше не отсчитывают временные отрезки.
Наступил пресловутый «стабилизец» — так на сленге метко обозначено состояние общества, когда отсутствие видимых перемен на самом деле представляет собою не стабильность, а крах. В сущности, мы оказались в области безвременья, проявленного как перманентный и тотальный кризис.
Если вернуться к терминологии Эль-Эриан, то «новая нормальность» представляется ему «новой нейтральностью» — неким этапом, в который вступило мировое сообщество, а также отдельные национальные экономики и политические системы.
В докладе PIMCO «Newport Beach», опубликованном в мае 2014, «новая нейтральность» — термин, акцентирующий внимание на отсутствии и существенном замедлении экономического развития, снижении потребительского спроса, росте безработицы, государственного долга и т. д.
Символично (в пространстве смыслов нет ничего случайного!), что рождение этого термина, описывающего новую историческую реальность и новое «качество» исторического времени, практически совпало с переломным моментом в истории Украины — Майданом и войной на Донбассе.
Вообще, на периферии кризисы и трансформации капиталистической системы традиционно проявляются всегда намного раньше и намного болезненней.
Как будто «сердце мира» остановилось, перестало пульсировать. Мы оказались в области безвременья, проявленного как перманентный и тотальный кризис
УКРАИНСКИЙ ХХІ ВЕК: ПРИЗРАК РАЗВИТИЯ
2014 год стал для Украины тем социокультурным «рубежом эпох», который никогда не совпадает с календарным. Можно сказать, что ХХ век начался для нашей страны именно тогда. За последние 7 лет мы живем в ситуации «новой нейтральности».
В стране меняются президенты, правительства, предвыборная риторика, проводятся какие-то реформы, но все они находятся в «нейтральной позиции» по отношению к системному кризису и всем его ипостасям: управленческой, экономической, политической, военной, эпидемиологической… То есть, попросту никак на него не влияют, а лишь закрепляют многолетние дисбалансы и деградацию как «новую норму».
По началу «новую нейтральность» считали угрозой для индустриально развитых стран. На самом деле метастазы, которые разъедали социально-экономическую ткань на периферии постепенно добрались и до цивилизационного центра.
В одном из докладов Всемирного банка за 2019 год «Мировая экономика: усиление напряженности, слабый рост» говорится следующее: «За период с 2001 года по 2019 год количество стран с низким уровнем дохода сократилось с 64 до 34, благодаря прекращению конфликтов в нескольких странах, облегчению долгового бремени и торговой интеграции с более крупными и экономически успешными странами.
Однако, оставшиеся в этой категории страны сталкиваются с гораздо более серьезными проблемами, чем страны, перешедшие в более высокую категорию. Многие государства, относимые сегодня к категории стран с низким уровнем дохода, начинают свой путь с крайне невыгодных позиций по размерам дохода.
Кроме того, более половины стран, относимых сегодня к этой категории, страдают от нестабильности, конфликтов и насилия.
Вдобавок к этому, многие из них в значительной степени зависят от сельского хозяйства, а значит, более уязвимы к экстремальным погодным явлениям и менее способны присоединиться к глобальным производственно-сбытовым цепям; спрос на их сырьевые товары снижается по мере замедления роста экономики в крупных странах, а их уязвимость к долговой перспективной нагрузке резко возрастает.
По всем этим причинам, добиться прогресса в них весьма призрачно».
«Нейтральная позиция» по отношению к системному кризису никак на него не влияет, а лишь закрепляет многолетние дисбалансы как «новую норму».
СТАГНАЦИОННАЯ СРЕДА И ОТСУТСТВИЕ ЦЕЛЕЙ
В докладе ВБ Украина не называется, но она однозначно попадает под это описание. У прогрессистских моделей исторического времени есть свои сторонники и противники. Однако невозможно отрицать, что, при всей утопичности, идея прогресса сообщает времени определенные смыслы и цели, которые на сегодняшний день отсутствуют в новой «украинской нормальности».
Часы украинской истории как будто остановились в нейтральной позиции — 0 часов, 0 минут — между прошлым и будущим, вне исторических смыслов и исторического творчества.
Майдан и война оказались, вопреки ожиданиям, проводниками к «новой нейтральности», а не к прогрессивному развитию.
По палубе украинского корабля, попавшего в полный штиль, еще бродит призрак прогресса. И команда все еще надеется, что ей повезет оседлать случайный попутный ветер, не предусмотренный новой реальностью.
В каютах и трюме иногда происходят стихийные бунты, смена лидеров, передел запасов еды и рома… Но сам корабль, никуда не движется. Причем, не только потому, что оказался в стагнационной среде, но и потому, что капитан и старшие офицеры не имеют ни малейшего понятия кто, зачем и в какую гавань должен привести украинский корабль.
По палубе украинского корабля, попавшего в полный штиль, еще бродит призрак прогресса. Иногда происходят стихийные бунты… Но сам корабль, никуда не движется
ПОСЛЕСЛОВИЕ: КАК НАМ ВЕРНУТЬСЯ В «ИСТОРИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ»?
В итоге мы приходим к одной очень важной мысли: время оказывается неразрывно связано с пространством: его географическим, смысловым, математическим измерением. Мы и мыслим о времени преимущественно в категориях пространства.
Что в этом восприятии задано биологией, а что имеет основу в индивидуальной психологии?
В последующих публикациях мы постараемся разобраться: имеет ли украинская «новая нейтральность» объективный характер, насколько она задана субъективными параметрами, как нам вернуться в исторической время и снова запустить часовой механизм украинской Истории?