УРОКИ ПЕРВЫХ ВОЙН В ИСТОРИИ: изобретем ли мы новую нравственность или повторим судьбу неандертальцев

Сальвадор Дали. Лицо войны, 1940 / Арт-оформление: Olena Burdeina (FA_Photo) via Photoshop

 

Когда люди «изобрели» войну? Ответить на этот вопрос человечеству всегда было непросто, но до сих пор очень важно. От этого напрямую зависит, каким мы видим будущее мировой цивилизации.

По сути, варианта ответа всего два. Первый — войну специально никто не «изобретал», это естественный результат борьбы за выживание в ходе биологической эволюции.

Второй — человечество не обречено на войны, они не зашиты изначально в природу человека, а являются неким побочным следствием культурной эволюции. Посмотрим, что могут рассказать о нас и нашем будущем самые первые войны в истории человечества.

 

ЕСЛИ ВОЙНА — «НОРМА», ТО МИР — «ИДЕАЛ»

 

Однажды ученые из швейцарского статистического центра решили взять промежуток человеческой истории в 5000 лет и подсчитать, сколько за этот период было войн.

Оказалось, что за это время 15 513 больших и малых войн унесли 3 миллиарда 640 миллионов жизней. А не воевало человечество за 50 столетий всего 292 года! Означает ли это, что война — более естественное состояние для человека, чем мир? Не факт!

В мифологиях и религиях народов Азии, Европы и Америки в той или иной форме присутствуют рассказы о золотом веке человечества, когда повсюду царил мир. То есть война с глубокой древности считалась не естественным состоянием, а следствием повреждения человеческой природы.

Всеобщий мир трактовался традицией не только как идеальное прошлое, но и идеальное будущее человечества — ориентир, к которому нужно стремиться. В любом случае подобные представления, идеалы, ценности являются для человечества культурно-психологической реальностью не менее значимой, чем «вечная война». 

К сожалению, сегодня мы очень далеко отстаем от этих идеальных точек нашей истории. Тем более интересно узнать, как и когда мы перешли черту, которая в рамках определенной философской позиции позволила поставить знак равенства между историей и войной.

 

НАСИЛИЕ — ЭТО ЕЩЕ НЕ ВОЙНА

 

Нельзя точно определить, когда начались первые войны. Проблема в том, что война — это не просто убийство и насилие, примеры которых в изобилии можно обнаружить и среди человеческих, и среди животных сообществ. Здесь как раз речь идет о чистой биологии и инстинктах.

Борьба отдельных особей за еду, самку, территорию, статус — это еще не война. Война начинается тогда, когда насилие превращается в сознательный, спланированный и организованный акт агрессии одной группы в отношении другой.

Нужно сказать, что за очень редким исключением, представленным буквально единичными видами высших приматов, в животном мире мы не найдем такого феномена, как война. Где же тогда искать следы «первой войны» человечества? Конечно, в генетических параметрах нашего вида.

Международная группа генетиков исследовала данные Y-хромосом разных популяций и построила своего рода древо жизни мужчин, выяснив, что последний их общий предок, так называемый «у-хромосомный Адам», жил около 254 тысяч лет назад.

После этого мужчинам еще дважды пришлось пройти через своего рода «бутылочное горлышко» — периоды предельного сокращения популяции и, соответственно, генофонда.

 

НЕАНДЕРТАЛЬЦЫ БЫЛИ НИЧЕМ НЕ ХУЖЕ

 

Первое значительное и резкое сокращение генетического разнообразия мужской популяции произошло около 47–54 тысяч лет назад, когда часть Homo sapiens (он же по-научному кроманьонец, человек разумный, просто сапиенс) в очередной раз покинула Африку и начала быстро распространяться по остальным частям света. И все бы ничего, но полноправными хозяевами Ближнего Востока и Европы тогда были Homo neanderthalensis.

Неандертальцы физически были более крепкими и, вероятно, даже более агрессивными. Они были лучше приспособлены к жизни в суровом климате, разводили огонь, хоронили мертвецов, изготавливали украшения, создавали рисунки и ритуальные сооружения, охотились на крупную дичь. Хотя использовали оружие не только для охоты, но и друг против друга.

По большому счету, от сапиенсов они мало, чем отличались. Но последним в течение 5 тысяч лет удалось полностью избавить Евразию от «конкурирующей фирмы». Правда, неандертальцы без боя не сдались.

Археологические данные подтверждают, что они не были безобидными существами и вряд ли просто так уступили людям свою территорию. Тем более, что это было не первое их столкновение с кроманьонцами. Впервые сапиенсы пытались штурмовать Ближний Восток еще 90–100 тысяч лет назад, но неудачно. 

 

 

ТАК БЫЛА ЛИ ВОЙНА?

 

Была ли это война в нашем понимании слова? Сложно сказать. Государств у тогдашних охотников и собирателей не было, городов и письменности — тоже. Насколько сознательно в борьбе за ресурсы сапиенсы могли «геноцидить» неандертальцев, тоже не очень понятно. Ведь порой конкуренты могли вполне мирно уживаться друг с другом и даже скрещиваться. За пределами Африки неандертальцы оставили нам в наследство 2–3% наших генов.

Климатические изменения, инбридинг и низкая рождаемость, скрещивание с Homo sapiens — все это могло, конечно, негативно влиять на численность популяции неандертальцев. Однако, когда ученые все эти гипотезы проверили с помощью суперкомпьютера, то количественное моделирование показало: с точки зрения эволюции все эти факторы не объясняют замещения одного вида другим за столь короткий срок.

Наиболее правдоподобными причинами являются превосходство Homo sapiens в орудиях и методах охоты, отсутствие у неандертальцев иммунитета к принесенным из Африки патогенам или прямое уничтожение сапиенсами. В любом случае первопричина исчезновения Homo neanderthalensis — приход в Европу людей современного вида.

 

ПЕРВАЯ КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

 

Факт, что резкое снижение генетического разнообразия у мужчин-сапиенсов совпадает по времени с исчезновением популяции неандертальцев, вряд ли можно признать случайным совпадением.

Долгие тысячелетия у неандертальцев, видимо, имел место некий паритет в популяционном, культурном и технологическом развитии, а может быть, даже и какое-то превосходство над кроманьонцами. Поэтому они вынуждены были использовать единственный безопасный маршрут миграции: минуя Ближний Восток, пробираться по узкой прибрежной полосе на Аравийский полуостров, потом в Индостан и дальше на Восток.

Но однажды, 45 тысяч лет назад, эволюционно более «консервативные» неандертальцы увидели других, инновационно «прокачанных» кроманьонцев, противостоять которым было уже решительно невозможно.

Произошло нечто похожее на технологические революции каменного, бронзового, железного веков или на современные промышленные революции, которые порождают гигантские миграционные потоки и культурные сдвиги.

Напомним, что сегодня мы с вами переживаем уже четвертую по счету подобную революцию и практически одной ногой находимся в эпохе индустрии 5:0. Так что, пристегните ремни, взлетаем!

 

МАТРИАРХАТ — СЛЕДСТВИЕ ГЕНОЦИДА?

 

Следующее «бутылочное горлышко» ученые обнаруживают около 10–11 тысяч лет назад. Это условно совпадает с началом периода, который принято называть «неолитической революцией» — переходом от охоты и собирательства к земледелию и оседлому образу жизни.

На самом деле этот процесс «революцией» не являлся, поскольку шел долго, неравномерно и с разной степенью интенсивности. То есть так же нелинейно, как замена неандертальцев сапиенсами. В этот период мы видим, как генетическое разнообразие женщин увеличивается, а мужчин, наоборот, сокращается.

В конечном итоге их становится в 17 раз меньше! Даже сегодня подавляющее большинство отдельных мужских линий имеют возраст всего 4 тысячи лет, в то время как женских — 10–15. Чем вам не дополнительный аргумент феминисткам в пользу матриархата и генетического превосходства прекрасного пола?

Ученые не могут однозначно определить, почему вдруг исчезли мужчины. Самая простая идея — болезни. Но эпидемий, поражающих исключительно мальчиков, наука не обнаруживает. Возможно, люди стали практиковать многоженство. Но откуда взять столько женщин, чтобы на одного мужчину приходилось аж 17 жен, дочерей и сестер?

Самое логичное объяснение таково: неолитическая революция дала земледельцам возможность тратить свое время не только на выживание, но и на войны. Они нападали на соседних охотников и собирателей, мужчин и мальчиков убивали, а женщин уводили с собой.

Как видим, оставшись единственным видом человека на планете, человек разумный не успокоился на достигнутом.

 

ПЕРВЫЙ МЕЖРАСОВЫЙ КОНФЛИКТ

 

По времени к началу неолита — концу палеолита примыкает и захоронение в Джебель-Сахабе, на границе Египта и Судана. Здесь обнаружены останки более 60 мужчин, женщин и детей, умерших насильственной смертью. И это уже не гипотезы генетиков, а первое однозначное археологическое свидетельство о войне, имевшей место 13 тысяч лет назад — еще до рождения цивилизации.

Помимо ран, ставших причиной смерти, покойники Джебель-Сахабы имеют множество старых ран, полученных в предыдущих боях. Они есть не только у мужчин, но также у детей и женщин. Все эти люди погибли в разное время и, вероятно, в разных местах, защищая места своего обитания от набегов чужаков.

Характер травм, большинство которых нанесено с большой дистанции пращей, стрелами или копьем, исключает внутригрупповой конфликт. Это говорит о том, что в данном обществе воевали тотально все, подолгу, с молодых лет и независимо от пола, а четких правил ведения войны не существовало.

Есть версия, что конфликт был первой «климатической» войной, вызванной нехваткой ресурсов на исходе ледникового периода. Кроме того, он является еще и первой межрасовой войной. Археологи полагают, что люди в Джебель-Сахабе были предками современных африканцев, живших к югу от Сахары.

Другой стороной конфликта являлись племена средиземноморского типа из Северной Африки: их захоронения обнаружены в 200 километрах от Джебель-Сахабы. Полагают, что противники отличались друг от друга не только внешне, но и особенностями языка и ритуала.

Некоторые ученые рассчитывают на основании данных из Джебель-Сахабы построить модель будущего, которое ждет человечество вследствие резких климатических изменений.

 

 

ОТКРЫТИЕ УБИЙСТВА НА ДИСТАНЦИИ

 

К сожалению, у подобных климатических теорий есть одно узкое место… Обвал популяции на стыке палеолита и неолита действительно совпал с резким похолоданием и, возможно, длительными засухами в Африке и Евразии. Но это может быть простым стечением обстоятельств. Потому что человечество и ранее неоднократно переживало периоды резкого похолодания. Однако никогда при этом численность популяции не сокращалась настолько сильно.

Например, последний, самый холодный в истории ледниковый период закончился 15 тысяч лет назад. Но для него почему-то никакого «бутылочного горлышка» генетики не обнаружили. Судя по всему, причинами войн являются не климат, не гены и биология, а культура и технологии.

Тысячелетиями вместе с Homo sapiens по планете бродили неандертальцы, денисовцы и еще, наверное, с десяток плохо идентифицируемых Homo. Все они имели общих предков, мигрировали, образовывали ареалы, периодически скрещивались друг с другом. Но в итоге сапиенсы остались одни, потому что эволюционным путем нащупали форму культурного и технологического доминирования.

Грозным символом его стала догадка о том, что убийство может быть совершено дистанционно, с безопасного расстояния. Неандертальцы же продолжали охотиться и сражаться по старинке — в прямом контакте. В дальнейшем дистанционное убийство стало глобальным трендом на многие тысячелетия.

Сначала копье, потом лук, огнестрельное оружие, артиллерия, самолеты, ракеты… Вот сейчас наступает эпоха дронов и роботов. А начиналось все с примитивного метательного оружия в африканских саваннах.

Естественно, сперва его никто не планировал применять к себе подобным. Но точно так же до Хиросимы и Нагасаки рассуждали и ученые, открывшие человечеству «мирный атом»…

 

 

ВОЙНА И ИСКУССТВО: ПЕРВАЯ ПРОПАГАНДА

 

Ученые из Калифорнийского университета в Дэвисе предположили, что именно метательное оружие позволило кроманьонцам развить глазомер и моторику, а также координацию глаз и рук. Побочным культурным эффектом этого процесса стала наскальная живопись. А она, в свою очередь, позволила вывести абстрактное мышление на новый уровень.

Таким образом, метательное оружие породило целую цепочку культурно-технологических инноваций, которые помогли людям стать умнее каких бы то ни было других живых существ на Земле. Сегодня мы говорим о взаимосвязи войны и пропаганды, о гибридных войнах, где информационная составляющая играет важную роль.

Вы удивитесь, но все это имело значение уже на заре цивилизации. Конечно, иконография палеолита не дает нам достоверных изображений вооруженных конфликтов, хотя это не значит, что их вовсе не было. Но в постпалеолитическом искусстве мы находим однозначные изображения военных сцен. Батальные сцены на стенах пещер можно считать первыми образцами милитаристской пропаганды.

Характерно, что в палеолите нет изображений щитов, которые бесполезны, если насилие остается внутригрупповым. Специализация щита вполне конкретна — защита от нападения извне. Поэтому он является однозначным маркером войны.

 

ВОЙНА — ПОБОЧНЫЙ ПРОДУКТ КУЛЬТУРЫ?

 

Как бы то ни было, но учащение вооруженных конфликтов и изменение их формы в позднем палеолите/раннем неолите, говорит о том, что около 15–16 тысяч лет тому назад в жизни некоторых человеческих обществ произошли какие-то изменения. Это была так называемая «революция широкого спектра», носившая по преимуществу социокультурный, а не биологический характер.

Результатом ее стала усиленная эксплуатация «низкоранговых» ресурсов, ужесточение территориального поведения, рост численности и плотности населения, усложнение внутренней структуры человеческих сообществ и взаимоотношений с другими группами.

Поводов для конфликтов и вооруженных столкновений в таких условиях становилось все больше, и они приобретали все более жестокий характер. Таким образом, примерно через 430 000 лет после первого зафиксированного антропологами убийства, люди перешли к войнам.

Если убийство Каином Авеля можно считать частным случаем, то войны между первыми городами-государствами — это уже переход насилия на совершенно другой уровень, когда оно становится общим, коллективным действием. И, по большому счету, они уже мало чем отличаются от любых известных нам из дальнейшей истории, в том числе и современных, войн.

 

ПЕРВАЯ СОВРЕМЕННАЯ ВОЙНА

 

Археологи считают, что оборонительные укрепления первых поселений городского типа в Иерихоне и в Чатал-Хююке построены 9–10 тысяч лет назад.

С этого времени начинается та самая «реальная» история человечества, которая по преимуществу и есть история войн: за пастбища, за пахотную землю, за удобную морскую гавань, за контроль над торговым маршрутом, за корону, за имперское наследие, за единственно правильные отправления религиозного культа, за лучший мир, за святую свободу…

О первых неолитических войнах не сохранилось письменных свидетельств, но некоторые поражают археологов масштабами катастрофы. Как, например, до тла сожженный 7,5 тысяч лет назад воинами Урука богатейший, огромный по тем временам город Хамукар.

Это, пожалуй, первая археологически подтвержденная война между государствами в современном смысле этого слова. Произошла она в начале IV тысячелетия до н. э., когда цивилизация Месопотамии переживала очередную «культурную революцию»: начинается выплавка металла и переход от обсидиана к меди, появляются колесо, транспорт, гончарный круг, стремительно растут число, размеры и население городов.

 

ИНФОРМАЦИОННЫЕ РЕВОЛЮЦИИ И ЦИКЛЫ ВОЙНЫ И МИРА

 

Существует точка зрения, что подобные экономические скачки, а соответственно, и циклы войны и мира связаны с качественными скачками в информационном обмене. Доктор Элен Уитни-Смит после многолетних исследований пришла к выводу, что в истории человечества было 6 таких «информационных революций».

Первая произошла у охотников и собирателей еще до изобретения земледелия. Вторая — возникновение письменности. Третья — рождение Римской империи и ее падение. Четвертая — появление печатного станка. Пятая связана с электричеством. Шестая — это цифровая революция, которая происходит на наших глазах.

Революции приводят к экономическому буму, за которым следуют неизбежный крах, череда разрушений и войн. Но, как ни странно, судя по всему, именно в этой специфике человеческой истории кроется не только проклятие, но и спасение. 

 

 

ЗАПОВЕДЬ, СОЗДАВШАЯ «ИДЕАЛЬНОГО ХИЩНИКА»

 

Биологическая эволюция человека не закончилась, она продолжается. Однако еще в палеолите она перестает быть значимым фактором развития, уступая первенство надорганизменной, общественной эволюции, темпы которой до сих пор продолжают нарастать за счет различного рода технологических и культурных инноваций.

К неолиту межвидовой отбор завершился тем, что сапиенсы остались единственным видом в той биологической нише, где раньше одновременно уживались и другие виды. Но что же запустило эту надбиологическую эволюцию?

Можно предположить, что у кроманьонцев произошла какая-то уникальная трансформация биосоциальных законов, которые сформировались за 2–2,5 млн лет коллективной жизни в саванне у их предков, общих с неандертальцами и денисовцами.

В отличие от других видов, эволюция сапиенсов в палеолите ответила на изменения среды «изобретением» основ нравственности — системы табу, где самым значимым из запретов стал «Не убий!» И именно это перестроило содержание процесса эволюции прачеловека, которая пошла по пути ограничения биосоциальных законов.

Запрет на убийство сделал общественно легитимной личную инициативу, способствовал накоплению знаний, мастерства и навыков социального взаимодействия. Парадокс, но именно заповедь «Не убий!» создала из человека не только моральное существо, но и «идеального хищника».

 

МИР НА ПОРОГЕ «НОВОЙ НРАВСТВЕННОСТИ»

 

По историческим меркам человек занял ту нишу, в которой единолично пребывает до сих пор, не так давно. Однако с точки зрения популяционной динамики ни один монополист в экологической нише не может избежать экологического кризиса.

Важно понимать, что все наши «революции», все перестройки бифуркационного характера — это процесс не только адаптации общества к новым условиям, но и ответной адаптации природы к обществу. Именно поэтому мы наблюдаем, как всю свою историю человечество, тоскующее по «золотому веку», свободному от насилия, потрясают кризисы и войны — побочные эффекты этой взаимной адаптации.

Можно спорить, насколько в принципе управляема общественная эволюция. Но сегодня, в глобальном мире, характер антропогенеза, его скорость и последствия таковы, что надежду на «естественную», стихийную адаптацию цивилизации к новым условиям существования следует признать иллюзорной.

Человечеству предстоит сознательно и целенаправленно «переизобрести»/трансформировать нравственный императив. То есть ту систему запретов и нравственных законов, которая когда-то сделала его одновременно доминирующим видом на планете и фактором риска планетарного масштаба. В том числе в отношении самого себя.

Являясь уникальным монополистом в уникальной экологической нише, человечество как вид стоит сегодня перед грандиозным эволюционным выбором. Подобным тому, который когда-то произошел в эпоху палеолитической и неолитической революций.

Либо мы в планетарном масштабе повторим судьбу денисовцев и неандертальцев, либо снова радикальным образом изменим характер взаимоотношений людей между собой и с природой.

 

---

При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media