Автор фото: Томас Лойтхард / flickr.com
Какой путь у человека, когда он оказывается на шоссе с указателями «Война-и-Мир»? Кто станет попутчиком, проводником, надежным сопровождающим на дистанции из пункта «Ужас» в пункт «Жизнь»? Как проходит преодоление в сознании понятий «бес-предел» чужого и поиск собственного выхода «за-предел» былого.
В этом философском эссе я попытаюсь определить виды бытия, в которых может существовать человек, оказавшийся тет-а-тет с ликом войны. Незапланированная дуэль с нарушениями кодекса гуманизма выталкивает не только на внешнюю тропу, но и на внутреннюю — найти могущественную волю, чтобы выжить в случившемся разломе бытия и совершить прыжок за пределы экс-существования.
Через философские труды узников и участников Второй мировой войны, впоследствии ставших великими философами: Жан-Поль Сартра, Эмманюэля Левинаса, Виктора Франкла, попробую не только выделить виды бытия в рамках войны, но и предоставить, так сказать, решения, что послужат обезболивающим экзистенциальным средством, необходимым для поворота в мировоззренческих часах на пути к выбору любви.
ПРАВО БЫТЬ НА СВОЕЙ ЗЕМЛЕ
Прошлой осенью, когда огромное количество курдов скопилось на территории Беларуси у границ Польши, на занятии по философии со своими студентами я рассматривала это событие в рамках исследовательской лаборатории.
Тогда как раз темой был «Экзистенциализм», и я поставила вопрос: «Курды есть, а земли для них нет. Где их право быть, жить?» Некоторые из студентов возразили, что это тема политическая. «Да нет, — оспорила я. — Существование человека и борьба за себя, когда есть угроза выживания, — это истинно экзистенциальный вопрос».
Афинский оратор Перикл сказал: «Если ты не интересуешься политикой, это не значит, что политика не заинтересуется тобой». Спустя два месяца тема собственного спасения стала всенощным режимом в борьбе за выживание каждого украинца. Так война и физически, и ментально вошла в наши дома.
ВРАЖДА-БЫТИЕ
Прежде всего стоит определить, что принимать за понятие «бытие». Жан-Поль Сартр дает следующее определение:
Бытие, у которого существование предшествует сущности… этим бытием является человек, или, по Хайдеггеру, человеческая реальность
Из книги «Экзистенциализм — это гуманизм”
Наша действительность с февраля 2022-го приобрела смешанные очертания из густоты:
- страха — за собственный край (обрыв) жизни,
- вражды — за то, что помимо твоей воли тебя втолкнули в оборонительное сражение, где враг обозначил себя сам как каратель,
- ненависти, порожденной последствиями вторжения незваных «освободителей».
У литовского философа Эмманюэля Левинаса, пережившего тяготы Первой и Второй мировых войн, есть понятие «зло-бытие». О нем он упоминает в книге «Тотальность и Бесконечное», которую, кстати, он написал в плену.
Отталкиваясь от левинасского «зло-бытия», я рассматриваю нападение русской армии и ее пребывание на территории Украины как «вражда-бытие», которое стоит на противоположной стороне «бытия любви». Дистанция между этими пунктами растянулась на далекое расстояние. Возможно ли сокращение интервала от выбора вражды к выбору любви?
ОДОЛЖЕННОЕ БЫТИЕ
С момента вторжения врага на нашу землю начался поиск «Как быть?» Одно из решений — миграция, беженство — называйте как хотите. Но все это подпадает под слово «спасение». По моему мнению, настало время выйти за пределы экс-существования, так как оковы прошлого бытия сорваны.
Сартр, продолжая тему своего атеистического экзистенциализма, возлагает решение за собственную судьбу на человека. «Именно проектируя себя и теряя себя вовне, он существует как человек». Сартровской моделью спасения есть выход за пределы былого. «Будучи этим выходом за пределы, улавливая объекты лишь в связи с этим преодолением самого себя, человек находится в сердцевине, в центре этого выхода за собственные пределы».
Здесь на первый план выходит метафизика утраченного и вновь приобретенного. Таким образом, для украинцев одним из вариантов рождается одолженное бытие — так сказать, существование, взятое во временное пользование.
Как электросамокат, на котором нужно проехаться и затем оставить в нужном месте. Нас впустили, с нами поделились социальным миром, жилищным вопросом люди из других стран. Украинцы в свою очередь помогли раскрыть гуманизм тем, кто жил за пределами нашей культуры — для европейца стало честью подвинуться на своем крылечке, чтобы рядом присел украинец.
Впустили в дом, поделились частью пространства, открыли шлюзы, как открывают для прохода кораблю из одного водного пространства в другое, для перенаправления потока воды. Но настанет период, когда время гуманизма уйдет, потому что это временное пристанище.
Это как выдача эфирного времени для манифестации признания ценности существования Другого, который оказался в котловане ужаса войны. Франция, Германия, Испания стали гаванью краткосрочного гостеприимства и транзитного укрытия.
«Опыт бунта» и «поиск убежища» — такие описания можно найти у Левинаса для этого вида выбора во время войны.
Потребность быть правым может быть только потребностью бегства… В побеге мы стремимся выбраться. Бегство — это потребность выйти из себя
Из книги «Побег»
ЗАМОРОЖЕННОЕ БЫТИЕ
Что же делать людям, которые все еще остаются на оккупированных территориях и не могут выехать — у многих пожилые родители или родственники с ограниченными возможностями, домашнее хозяйство — его не посадишь в коробку или переносной контейнер и не перевезешь, как котиков и собачек?
Людям под оккупацией приходится осознать, что акт российской армии, которая отвела себе роль «главы семейства», сводится к лже-заботе. Здесь нет возможности даже малейшим образом говорить о выборе любви, так как из существования испаряется любовь как сигнал, признак жизни — причем с обеих сторон: и со стороны недруга и со стороны гражданина своей земли.
Насилие состоит не столько в том, чтобы ранить и уничтожать, сколько в разъединении связанных друг с другом людей, которых принуждают играть чуждые им роли, отказываться от обязательств и даже от собственной субстанции, совершать акты, которые разрушали бы самую возможность что-либо делать
Из книги Левинаса «Тотальность и Бесконечное»
А потому, находясь под ежедневным прицелом чужестранного захватчика, человек превращается словно в рефрижератор любви — это его форма на время вражды-бытия. В душе, как в холодильнике, все замерзает-замирает, охлаждается. Другого выбора пока у него нет.
В будущем его как бы придется отогреть, но не сейчас — из-за опасности ему приходится сковать истинную сущность. Он замораживает любовь, как замораживают кровь, чтобы сохранить ее свойства для продления жизни, репродуктивности, но на попозже. Значит, сейчас можно жить так — без любви — чтобы выжить. Необычное бытие. Замороженное бытие.
ТРЕВОЖНОЕ БЫТИЕ
И еще один вид бытия, которое я не могу обойти. Есть те, кто остался на родной земле с первого взлета ракеты. Есть те, кто вернулся из-за границы и продолжает стеречь родную землю, находясь под воями сирены и разрывами смертельных снарядов. Весь мир, да и враг знает: они там есть, даже когда в окнах исчезает свет. Наши стойкие, смелые люди!
Именно они сохраняют дыхание страны и дают ей социальную и экономическую подпорку, а также вселяют веру — выдержать испытания. Они живут в постоянном мятеже, привычной растерянности и ожидании очередного беспокойства.
Их бытие следует за сигналами «пройдите в укрытие», дальше наступает смешанная суматоха и волнение, потому я называю этот вид существования “тревожное бытие”. И тут невозможно не признать, что им выпала роль огромного страдания. Слова для выражения сочувствия найти сложно, можно лишь поддержать оптимистическими выдержками тех, кто однажды прошел ад войны в надежде, что это не повторится.
Страдание своей целью имеет уберечь человека от апатии, от духовного окоченения. Пока мы способны к страданию, мы остаемся живыми духовно. Действительно, мы мужаем и растем в страданиях, они делают нас богаче и сильнее
Из книги Франкла «Человек в поисках смысла»
ВОЛЯ К СМЫСЛУ — СПАСЕНИЕ
Чтобы найти ответ на вопрос «Как пережить этот этап?» (его я назову «бес-предел» чужого), можно обратиться к философии Виктора Франкла — узника немецких концлагерей, который впоследствии создал свой способ выживания — стремление к смыслу. Он вспоминает:
Однажды я шагал из лагеря на работу и чувствовал, что уже больше не в состоянии выносить холод и боль в моих вздувшихся от голода и по этой причине засунутых в открытые ботинки, подмороженных и нарывающих ногах. Ситуация представлялась мне безнадежной.
Тогда я представил себе, что стою на кафедре в большом, красивом, теплом и светлом конференц-зале, собираюсь выступить перед заинтересованными слушателями с докладом под названием «Психотерапия в концентрационном лагере» и рассказываю как раз о том, что я в данный момент переживаю.
С помощью этого приема мне удалось как-то подняться над ситуацией, над настоящим и над страданиями
Из книги «Человек в поисках смысла»
Позже, когда окончилась война, эта картина в точности была воспроизведена уже в реальной жизни. С помощью своего метода «логотерапии» — как воли и стремлению к смыслу — Франкл помог многим узникам концлагерей попытаться произвести в их сознании «коперниканский переворот». Он помог им понять, что не стоит ожидать, что жизнь вам может дать, а нужно попытаться развернуть вопрос к себе: «А что я могу жизни дать?»
И многие смогли отыскать конкретные задачи.
Выяснилось, что один из них издает серию книг по географии, но она еще не завершена, а у второго за границей есть дочь, которая безумно любит его. Таким образом, одного ждало дело, другого — человек.
Оба в равной мере получили тем самым подтверждение своей уникальности и незаменимости, которая может придать жизни безусловный смысл, невзирая на страдания. Первый был незаменим в своей научной деятельности, а второй — в любви своей дочери
Из книги «Человек в поисках смысла»
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ ПОЛЮСА: ЛЮБОВЬ И ВРАЖДА
«Существовать — значит постоянно выходить за пределы самого себя», — писал В. Франкл, и потому этот факт существования он называл само-трансценденцией, то есть не быть зацикленным на себе, а направленным на что-то другое. Так или иначе, когда человек выходит за пределы себя, делает прыжок за границы былого, он терпит крушение — падение предыдущего образа себя.
Например, украинцы, которые были профессорами в своей стране, на чужбине оказались лишь перемещенными особами со статусом временной защиты. Так, в моменты потрясения и судьбоносных пограничных ситуаций рушится идентификация и самоидентификация.
Война не дает возможности иному существовать как иному; она же разрушает идентичность Тождественного
Из книги Левинаса «Тотальность и Бесконечное»
Но об этом поговорим в следующий раз, а пока украинцы все чаще и чаще покидают страну, что очень похоже на героев из «Гроздьев гнева» Джона Стейнбека. А если перефразировать другой роман этого автора «К востоку от рая», то в случае войны украинцы движутся к западу от рая, потому что раем был дом.
Для выехавших и для оставшихся неменяющимся есть одно мгновение — и это мгновение днесь. Сейчас делать свой выбор — выбор любви через нахождение смысла, через спасение будущих поколений. Решение происходит от внутреннего компаса человека — куда он показывает маршрут. И он сам для себя становится надежным попутчиком в этих пределах бес-предельного.
А тем временем, на параллельных рейсах, где выбор изначально определен как выбор вражды, грядет расслоение. «В кровавом тумане русской смуты гибнут люди и стираются реальные грани исторических событий», — так писал Антон Деникин, будучи уже в эмиграции, в «Очерках русской смуты», 100 лет тому назад, когда его белогвардейская дивизия была разбита, а предыдущая жизнь утрачена навсегда. Так и теперь в сознательном и бессознательном тумане путинской кровавой вакханалии трещит по швам лукавство спецоперации под названием «спасение русского мира».
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.