В+В Князевы. №5, серия «Моя Украина», 2023 / Facebook, «Сіль-Соль»
О смерти жены Николай узнал на фронте. Его горячо любимая Лиза, мать троих детей, улетела в далекие миры, не справившись с брюшным тифом, а он ничем не смог помочь, потому что спасал раненых на Австро-прусской войне. Как же так? Ведь сам — врач, ученый, хирург. Перенимал опыт у лучших специалистов Англии, Франции и Германии, изобрел новые методы оперативного вмешательства, и на тебе. В собственном доме покойница, которой всего двадцать четыре года.
Как вернулся, долго ходил по двору, чувствуя полное опустошение и бессилие. Крах всего. В это время гувернантка София кормила малышей ужином, купала, читала вечернюю сказку. Из приоткрытого окна раздавалось:
— А где мама?
— Мама спит.
— А когда она проснется?
— Не знаю… может, завтра, может, через неделю или через год…
Мужчина продолжал сновать взад-вперед. Главное — не останавливаться. Остановка приведет к необратимому безумию. Мозг должен думать, работать, а не горевать. Ему некогда. У него дети. Он не поступит, как его отец. Ни при каких обстоятельствах не отдаст в приют собственных детей.
Николай все помнил до мелочей. И Херсонскую губернию с привкусом сладкого арбузного солнца, и их большую дружную семью. Мальчик родился девятым, после него — еще трое. Жили бедно, но мирно, между собой общались на украинском. Все изменила холера, которая забрала мать на тот свет. Отец, не в силах самостоятельно прокормить семью, нескольких мальчишек отдал в Одесский приют. Не навсегда, что вы! На некоторое время. Кольке на тот момент исполнилось восемь лет.
Вскоре отец умер, а дети так и остались в приюте. Претерпели голод, упреки, обиды. Но ничего, все трудности преодолели. Николай с серебряной медалью окончил Одесскую гимназию, Московский медицинский университет и на веки вечные влюбился в хирургию. Профессия казалась весьма творческой, поскольку могла спасать жизни. Хотя… Все могло полететь в тартарары.
В двадцать лет парень впервые ассистировал во время операции, но так проникся увиденным, что потерял сознание. Едва придя в себя, услышал от главного: «Малый настолько впечатлительный, что никогда не станет хорошим хирургом». Эти слова прозвучали, будто пощечина. Чтобы доказать обратное, все годы обучения почти не выходил из операционных.
Сначала делал перевязки, далее ассистировал, позже оперировал самостоятельно и получил назначение заведующего хирургическим отделением в Одесской больнице. Защитил диссертацию на тему «Кровяная внематочная опухоль». Посетил Великобританию. В краю тотального смога, морских туманов и дождей обратил внимание на работы знаменитого хирурга Джозефа Листера, который одним из первых доказал необходимость стерилизации хирургических инструментов и операционного помещения. До этого времени стерилизация считалась несущественной, моментами — вредной. Позже поехал врачом на очередную войну. Вернулся, встретил Лизу, влюбился, как юноша… Радовался рождению детей, считал, что в них — его бессмертие.
От отчаяния Николая спасла гувернантка София, которая служила в их доме уже не один год. Стройная темноглазая женщина с кудрявыми волосами, почти идеальным музыкальным слухом и веселым нравом. Она имела дворянское происхождение и высшее музыкальное образование. Ухаживала за детьми с большой любовью. Сама родом с Полтавщины, ее родители в селе Яковцы владели красивым имением, выходит, с Николаем — оба украинцы.
Дети ее обожали, и стоило заглянуть в детскую, как сразу слышался шум и веселый смех. Сначала вдовец чувствовал к Софии безграничную благодарность, затем — нежность и восхищение. Позже вспыхнули взаимные чувства, и влюбленные поженились. Молодая жена умело вела хозяйство, понимала мужа с полуслова, родила ему еще четверых детей. Мальчиков и девочек ни в коем случае не делила на своих и чужих. Ко всем относилась одинаково.
Вскоре на Балканах началась Русско-турецкая война, и хирурга призвали в армию. София, не колеблясь, поехала за мужем, оставив родным шестерых детей. Подводы с ранеными шли караваном, поэтому часами находился в операционной. Выполнив три-четыре операции подряд, надышавшись карболкой, эфиром, йодоформом, Николай возвращался домой с неуемной головной болью и спасался крохотной чашечкой крепкого кофе и теплыми супружескими разговорами.
Работать приходилось в невыносимых условиях: в операционной держалась высокая температура, выстрелы не утихали ни на минуту, раненые кричали от боли, а он неустанно резал, шил, спасал. Жена, чтобы поддержать силы мужа, во время операций вливала в рот по столовой ложке вина. Он глотал и улыбался любимой одними уголками глаз.
Именно там, фактически на поле боя, Николай разработал свой бесценный метод — «замок Склифосовского», который позволял соединять раздробленные кости. Ввел дезинфекцию инструментов, которая в несколько раз снизила смертность, и обязал врачей ходить в чистых халатах.
Во время Русско-османской войны оперировал с Пироговым. Бывало, по несколько суток без отдыха, и через его руки прошло десять тысяч раненых. Усовершенствовал принцип «экономного лечения» боевых ранений, ввел наложение гипсовых повязок и обосновал асептику с антисептикой.
После войны семья вернулась домой, где и родился седьмой малыш. Ученый стал профессором в одном из медицинских университетов, заведующим хирургической клиникой. Ввел съезды, на которые приглашал лучших медиков со всего мира, в частности выдающегося немецкого физиолога и патолога Рудольфа Вирхова. Посетив клинику Склифосовского, автор учения о клеточной патологии подчеркнул: «Вы стоите во главе учреждения, которому завидуют другие народы Европы».
Кроме того, Николай Склифосовский основал два периодических издания — «Хирургическая летопись» и «Летопись русской хирургии». Чтобы снизить стоимость журналов и сделать их более доступными, оплачивал издательство из собственных средств. В результате его имя стало авторитетом.
На протяжении всей жизни сосредоточенно изучал топографическую анатомию: топографию глотки, гортани и сонного треугольника шеи. Еще будучи студентом, засиживался в мертвецкой, чтобы разобраться со слоем поясничной области и другими не менее важными «слоями». Став знаменитым хирургом, не оставлял посещения морга, чтобы проштудировать анатомически какой-нибудь участок или определить более верный путь в глубину тела. Ученикам категорически не советовал оперировать вслепую: «Режь только то, что видишь или можешь воспринимать на ощупь вполне ясно. Всякое вскрытие следует делать на основании знания анатомии».
Хирург многое сделал впервые. Осуществил лапаротомию — вскрытие брюшной полости, за ней — гастростомию (научил врачей вводить пищу непосредственно в желудок). Удалил кисту на яичнике. Оперировал желчный пузырь, печень, мочевой пузырь. Рак языка. Опухоли щитовидной железы. Осуществил пересадку почки. Описал операции на костях при «ложных суставах».
Использовал раствор кокаина в качестве обезболивающего при операциях ротовой полости. Собственноручно сконструировал аппарат, благодаря которому поддерживался наркоз. Это позволяло оперировать дольше и качественнее, потому что до применения машины для наркоза сложные операции длились не более пяти минут. Внедрил в хирургию рентгенологические исследования. Придумал «пуговицу Мерфи» и применил узловой шов.
Диапазон операций был достаточно велик: врач делал пластические операции на лице и на черепе, на сосудах, нервах, костях, суставах, желудочно-кишечном тракте, матке, паренхиматозных органах. Удалял камни из мочевого пузыря. Оперировал рак языка и челюсти. Брался за грыжи и гинекологические операции, и все получалось как нельзя лучше. Написал около ста работ по вопросам хирургии. Имел репутацию хирурга легкой руки.
Как-то его пригласил приехать сам светило Пирогов: любимый учитель. Николай сразу заподозрил неладное, поэтому, направляясь в село Вишня, что под Винницей, не на шутку волновался. Профессор встретил в гостиной, но выглядел скверно. Осмотр показал рак верхней челюсти, болезнь оказалась запущенной, неоперабельной, поэтому «ученик», чтобы не огорчать коллегу, диагностировал опухоль, но доброкачественную. Так поступили и другие выдающиеся хирурги: Валь, Грубе, Бильрот. Распознав у анатома ползучую перепончатую слизистую язву рта, говорили совсем другое.
Со временем, когда Пирогов умер, Склифосовский организовал среди врачей сбор на возведение памятника и получил разрешение императора на установку монумента. Вот и поныне возвышается семиметровая бронзовая скульптура великого врача. В одной руке череп — символ анатомии, другая — уставшая, свободная. Каждый год выпускники-медики одевают памятник в белый халат и бинтуют ему руки-ноги. Этим как бы получают благословение.
Жизнь ускорялась и время от времени делала попытку загнать в тупик. От навязчивой усталости, бессонных ночей, бесконечных человеческих страданий спасало имение «Отрада», что в селе Яковцы. Каждое лето хирург с семьей приезжал в свою полтавскую усадьбу и находил желанный покой.
Дом стоял на крутом холме, внизу вилась река Ворскла. Повсюду — пьянящий воздух и сумасшедшее пение птиц. Воля, тишина, спокойствие. По приезду одевался в вышиванку и полотняные штаны, накидывал на голову соломенную шляпу и переходил на украинский язык. Русские коллеги знали о его «странностях», поэтому в шутку прозвали «Хохляцкой душой».
Несмотря на фанатичную любовь к хирургии, Николай обожал музыку и театр. Водил дружбу со многими композиторами и засиживался до поздней ночи у автора оперы «Князь Игорь» Александра Бородина. Лично знал Петра Чайковского и Марию Заньковецкую и водил на ее спектакли студентов как на «психологический практикум».
Возлюбленная София тоже хорошо играла на фортепиано, и ученый готов был ежеминутно целовать чуткие ловкие пальцы жены, которые разгонялись в виртуозных пассажах. Она обучала детей музыке, и те охотно исполняли менуэты с прелюдиями. К тому же врач разбирался в живописи. Увлекался творчеством Ильи Репина и мастера монументальных полотен Василия Сурикова.
Запечатлев навсегда в себе войну, давал высокую оценку работам художника-баталиста Верещагина. Особенно нравился триптих «На Шипке все спокойно» — о солдатах, несущих службу на Шипкинском перевале в Болгарии. Снег лежит сбитым камнем, часовой, засыпанный порошей почти по грудь, не трогается с места. Он стоит на посту честно, пока не превращается в сплошной сугроб, из которого едва виднеются уголки шинели.
Каждый раз созерцая это полотно, Николай в сердцах восклицал: «Да будет проклята война!» Самого Василия хирург неоднократно возвращал к жизни, поэтому художник охотно презентовал врачу свой пейзаж с надписью: «Если устанете от работы — долго смотрите на мою картину и сразу отдохнете». Николай охотно смотрел.
Был скромным, неразговорчивым, несуетливым и исключительно талантливым. Каждое утро купался и пропагандировал пользу плавания. Зимой в Петербурге тоже не оставлял водных процедур и, прежде чем отправиться на лекции, трижды погружался в ледяную невскую воду (для профессора специально рубили прорубь). Выходя из воды, докрасна растирался мохнатым полотенцем и полный сил направлялся дальше.
В операционных просил сохранять тишину. Не стремился быть в центре внимания, даже отмечать двадцатипятилетие медицинской деятельности не хотел. Но люди хотели выразить свою благодарность, поэтому ученый получил более четырехсот открыток из разных уголков мира. Выражал собственные мысли коротко и понятно. Делал блестящие доклады на французском языке. Считал, что врачей следует время от времени собирать для профессиональной переподготовки в соответствии с последними достижениями медицины, поэтому организовал учебное заведение типа института усовершенствования врачей.
Николаю Склифосовскому удавалось почти все, кроме одного. Ученый оставался беспомощным в момент спасения собственных детей. В три года умер сын Борис. В шестнадцать — Константин, от туберкулеза почек. Боль разъедала кожу. Проникала в сердце и обдавала его кипятком. Чтобы справиться с круглосуточной тоской, снова и снова приезжал на Полтавщину и искал утраченный покой. На территории собственного поместья в память о Борисе построил школу на сорок мест. В ней была предусмотрена и квартира учителя.
Имение занимало площадь в шестьсот десятин. В нем держали лошадей, крупный рогатый скот, свиней, кур, уток. Заботились о большой пасеке на пятнадцать ульев. Хозяин собственноручно варил пиво и охотно им угощал. Выкопал колодец, которым пользовались и местные жители. В своей усадьбе принимал больных крестьян и брался за лечение любой болезни, не выбирая по специальности. То есть считался врачом по всем профилям. Внимательно выслушивал каждого, ко всем без исключения обращался на «вы», а обследование и назначения делал бесплатно.
Имение содержали в порядке. Земле давали отдых (применялся восьмипольный севооборот, участки, которые отдыхали, засевались люцерной). Лошади ржали исключительно арденесские (низкорослые, работящие, очень сильные), а еще — элегантные датские, которых впрягали в брички и кареты. Крупный рогатый скот — симментальский, свиньи — йоркширы (большие, белокожие, с мраморным мясом). Куры кудахтали лучших пород: пышные и приземистые палевые кохинхины, мясные — гуданки, голоногие и мохнатоногие — лангшаны.
В имении разросся промышленный сад с односортными насаждениями. Неподалеку — плантация тутовых деревьев, огород, подмигивающий помидорами и салатным перцем, хмельник (в то время редкость) и собственная мини-пивоварня.
По косогорам и оврагам шелестели листьями дубы, клены, березы. Шелковицы и акации. Там же роскошествовали вечнозеленые сосны и ели-треугольники. Остались записи, в которых ученый детально рассказывал подробности скрещивания персика с абрикосом, яблока с грушей. Неудивительно, что райский уголок хирурга окрестили «Полтавской Швейцарией».
На склоне берега Николай разбил виноградник и очень им гордился. Самостоятельно подвязывал и подрезал лозу. Ухаживал за саженцами, как за малыми детьми. Со временем получил первый урожай и доказал, что в Полтавской губернии могут созревать хорошие сорта винограда.
Все шло хорошо, пока не случилась большая беда. Его сын Владимир, студент Петербургского университета, увлекся политикой и по молодости вступил в террористическую организацию. Ему поручили сверхсложное задание — убить полтавского губернатора по фамилии Катеринич. Как назло, именно Катеринич был близким другом их семьи, и Володя знал его с детства. Веселый, доброжелательный дядька часто наведывался в гости в их полтавское имение, пил чай с бубликами и подолгу о чем-то болтал. И вот теперь он должен был лишить его жизни.
Подобное не вписывалось в юношескую систему координат. Владимир не решался признаться товарищам в своей нерешительности и мягком сердце. В том, что чувствует к классовому врагу привязанность и уважение. Поэтому нашел один-единственный выход из ситуации — совершить самоубийство.
Его смерть стала для отца трагедией. Почему? Почему? Сколько огнестрельных ран удалось сшить, а родной сын выстрелил настолько точно, что не поможешь ни скальпелем, ни шелковой нитью, ни стерильным бинтом. Склифосовский переживал страшное отчаяние. В одночасье отошел от дел и уехал в имение горевать. С того момента запретил родным называть его «Отрадой». Ведь какая это отрада, когда столько горя и беды? С сегодняшнего дня — просто Яковцы.
С того дня Николай Склифосовский навсегда поселился на Полтавщине. Сначала пытался отвлечься общественными делами, но разве этим поможешь? Да и здоровье начало подводить. Хирург пережил мозговой инсульт и якобы оправился, но ненадолго. 13 декабря 1904 года он внезапно умер в возрасте шестидесяти восьми лет. Эта смерть спасла ученого от еще большей боли и отчаяния, поскольку всем его детям суждена была слишком короткая жизнь.
Сын Николай погиб во время боевых действий в Русско-японской войне. Александр — во времена Гражданской. Дочь и жену убили в 1919 году. Одна война накладывалась на другую. София вместе с Тамарой, как и раньше, жили в семейном имении, хотя речь об отъезде шла неоднократно. Просто у Софии вследствие сахарного диабета начался некроз пальцев ног, а дочь не могла бросить мать на произвол судьбы.
В тот октябрьский день, когда родительский сад переоделся в парчу и золото, отряд махновца Бибика захватил село. Естественно, богатое имение бросилось в глаза. Бандиты влетели, ошарашенные красотой и порядком в имении, и принялись хозяйничать: грабить и уничтожать.
Говорят, что Тамару изнасиловали и повесили вниз головой, а старенькую мать зарубили лопатами. А все потому, что увидели над камином портрет Николая Васильевича в форме офицера царской армии и разозлились, словно дикие звери. Не спасла даже бумага за подписью Ленина о том, что на семью Склифосовского репрессии не распространяются.
На могиле хирурга рядом с обелиском установлена плита. На ней эмблема медицины: змея и чаша с надписью: «Светя другим, сгораю сам». Перед главным корпусом полтавской клинической больницы — памятник с сердечными словами: «От хирургов советской Украины и благодарных полтавчан».
Вот и все. Была жизнь, и не стало. Осталось только имя. Имя, перед которым до сих пор преклоняется весь цивилизованный мир.
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
