ПОСЛАНИЯ ЛЕМА: всем и никому

В Польше к 100-летней годовщине со дня рождения Станислава Лема была выпущена новая марка номиналом 4 злотых / kurier-nakielski.pl 

 

12 сентября исполнилось 100 лет со дня рождения великого Станислава Лема. Личность, которую вполне обоснованно можно отнести к полиматам — круг его интересов был огромен, как и разнообразие жанров написанных им книг — от философской сатиры в духе Свифта («Сказки роботов» и «Кибериада») до борхесовских новелл (сборники «Мнимая величина», «Абсолютный вакуум») и фундаментальных философских трудов («Сумма технологии», «Философия случая»). Лем еще в начале 60-х годов предсказал и интернет, и электронные книги, и виртуальную реальность («фантоматику»).

Но чем ближе подходил к финалу XX век, тем более мрачными становились прогнозы Станислава Лема. И уже в начале XXI столетия Лем отказался от написания фантастики. Его объяснение звучит непривычно для нашего, приученного к тотальному рационализму, сознания: «Я не хочу, чтобы сбылись мои прогнозы».

Кем же был и остается Станислав Лем? И какое в итоге послание оставил он всем тем, кто хоть как-то способен его услышать — а в способностях большинства людей Лем сомневался весьма серьезно — оставаясь до конца своих дней убежденным и последовательным мизантропом. На его могиле в Кракове выбита надпись на латыни: Feci quod potui faciant meliora potentes — я сделал все, что мог, кто может, пусть сделает лучше.

Так что же сделал Станислав Лем? Если проследить логику раскручивания некоей внутренней смысловой пружины его книг, то можно обнаружить две то расходящиеся, то сходящиеся линии. Одну линию я условно могу назвать научно-технологической, вторую — гуманитарной.

Начну со второй линии, так как она более явная. Лем с отстраненностью хрониста, в которой, впрочем, легко распознается меланхолическая горечь, показывает, что в человеческой истории и цивилизации, несмотря на все выдающиеся достижения, остается некая погрешность, или изъян, который — чем дальше в будущее — тем более радикально проявляет свою токсичность (или смертоносность). Об этом изъяне Лем говорит устами кибернетика Снаута «Мы вовсе не хотим завоевывать никакой космос, мы хотим расширить Землю до его границ».

Речь об извечном, увы, человеческом страхе перед неизвестным, который оборачивается не только ксенофобией, но и отказом видеть реальность, не вписывающуюся в привычные человеческие рамки. Для многих этот недостаток видится значимым, но отнюдь не смертельным.

Для Лема этот изъян — приговор человечеству. Чем интенсивнее прогресс, тем быстрее и ближе человечество подходит к пределам привычных представлений — и в буквальном смысле выживание его целиком и полностью зависит от способности отказаться от известного в пользу принципиально иного, Неизвестного с большой буквы. И — да, Лем максимально пессимистичен в оценке способности человечества к такому шагу.

Вторая линия — научно-технологическая. Лем известен как рационалист и поборник строго научного знания. Но при внимательном исследовании его работ обнаруживается, что не все так просто и однозначно. Лем подвергает суровой критике ограниченность науки, тенденцию к узкой специализации и неспособность видеть целостную реальность.

А в итоге писатель указывает на точку пересечения этих линий, где научный прогресс вкупе с человеческой ограниченностью создают ситуацию, в которой развитие технологий приводит к стремительному падению интеллектуального и этического уровня человечества, к необратимой деградации человека как вида.

К окончательной утрате связи с вне-человеческой реальностью. И по Лему — эта реальность в итоге ответит, и ответ этот для нас будет катастрофическим и фатальным. Неслучайно последний художественный роман именуется более чем красноречиво и недвусмысленно: «Фиаско».

Но абсолютен ли пессимизм Лема? Полагаю, что нет. Он показывает иной путь, правда, большинство скорее выберут гибель, чем его. Лем показывает возможность выхода за пределы «человеческого, слишком человеческого» и в науке, и в этике. Это путь некоего абсолютного одиночества, одиночества интеллекта перед запредельной реальностью и одиночества этического, готовности стать чужим для большинства, живущего в привычном сне.

Путь предельно тяжелый, но лишь он открывает человеку связь с Неизвестным, иными словами, связь с самим собой вне клишированных преставлений и научных стереотипов, тех ширм, которыми мы отгораживаемся от бездны.

Лем показал возможность. И значит, по его словам, «не прошло время ужасных чудес».