Иллюстрация: Всеволод Швайба. Венчание. Фрагмент. Цветная тушь, перо
Сергей Форкош — украинский мыслитель, доктор философских наук, переводчик, основатель Института социокультурных трансформаций, координатор совместных проектов с философским факультетом Венского университета.
…раз уж нам навсегда суждено быть жертвой ошибок и заблуждений, пусть они будут по крайней мере естественными и занимательными
Д. Юм
Эпиграфом к этому письму я выбрал выдержку из трактата Юма, поскольку то, о чем ты меня спрашиваешь, ввергает меня в отчаянье. Я не могу уклониться от ответов на эти вопросы, но также и ответить так, чтобы слова мои удовлетворили даже меня, не говоря уже о тебе, я опасаюсь, что не смогу.
Так пусть хоть мои ошибки и заблуждения будут занимательными! Итак, ты спрашиваешь о сущности культуры, а также о ее упадке и кризисе. Начну с того, что прежде я кое-что скажу о кризисе, затем о культуре и лишь в конце я соединю эти понятия.
КРИЗИС И ПРОЯВЛЕНИЕ ОСНОВАНИЙ
Можно прийти в отчаянье от попытки как-либо охарактеризовать или хотя бы очертить общие особенности нашего времени, в которых бы проявилось то, что могло бы стать основой для ориентирования в историческом становлении путем указания на место нашего времени по отношению к другим историческим этапам, в которых все общие черты так или иначе уже представляются общепринятыми и благодаря этому надежно изображают лик своей эпохи.
Все дело в том, что, как сегодня становится все более очевидным, говорить о каком-либо нашем времени или даже о нашем времени достаточно опрометчиво, и это по той простой причине, что не так давно мы убедились в том, что не только существуют различные, несводимые друг к другу культурные миры с их самобытной внутренней структурой ценностей и морали, но также (и это особенно показательно), что кардинальные различия проявились и в толковании самого современного исторического этапа, что отчасти находит свое основание в указанных различиях культурных миров, но по большей части оправдывается кризисом фундаментальных ценностей западного мира, который, как известно, долгое время определял мировую «повестку дня», несмотря на то, что некоторые другие культурные миры пытались это оспорить, предлагая свои нарративы и свои способы геополитической и культурной архитектуры.
Кризис западного мира, о котором, как известно, заговорили еще в начале двадцатого века, перешел сегодня в новую стадию, а именно в стадию, когда мировоззренческая растерянность, возникшая вследствие недееспособности базовых культурных ценностей отвечать на вопросы жизненной практики, становится привычным состоянием миропредставления, что, в свою очередь, приводит к такому важному последствию, как пассивность в вопросах формирования вектора глобального мирового движения, что по необходимости возникает как настоятельный вопрос, не решая который стихийное развитие общества, под давлением технологий, а также спонтанных реакций индивидуумов на слишком быстро меняющиеся условия существования, может привести к неожиданным и, что весьма вероятно, трагическим последствиям.
Тем не менее следует сказать, что путь, пройденный западным миром, который состоял из двух несинхронно развивающихся, но непременно в конце концов влияющих друг на друга направлений, а именно направление по действенному территориальному расширению, которое имело своей целью мировую экспансию, а также путь, который был направлен на критику собственных начал, будь то критика политического устоя, религиозных установок или философских основоположений, этот двойственный путь не имеет аналогов в мировой истории и ценен он как раз по той причине, что указывает на возможность эффективного взаимовлияния действий, которые глубоко укоренены в мир происходящего, и идей, которые направлены, с одной стороны, на углубление способов этих действий, но с другой стороны, на то, что эти идеи призваны «укротить» и ограничить действия путем определения для них изначального критерия целесообразности и оправданности.
Кризис, как известно, ясно проявляет исходные основания явления, в то время как в нормальном состоянии первые причины остаются скрытыми и распознать само явление в его самобытной неповторимости в нормальном ее существовании сложно, именно поэтому для изучения явлений природы прибегают к эксперименту, то есть к приведению в кризис функционирования явления вплоть до полного его разрушения; это проделывают с той целью, чтобы проследить исходные, то есть определяющие причины возникновения явления, которые, правда, могут проявиться и при внезапном изменении его функционирования, способном возникнуть и случайным образом и угрожать даже самому существованию явления, но затем такой резкий переход может привести к обретению совершенно нового качества, благодаря которому это явление может получить новую жизнь. В любом случае ясно одно: кризис проявляет основания.
Если ты сумел дойти до этого места, то знай, что тебе придется потратить еще немало усилий для того, чтобы дочитать это письмо до конца. Так случилось по крайней мере по двум причинам — мое «туманное» изложение и сложность самого предмета письма. Итак, собравшись с силами, продолжим.
КУЛЬТУРА, ЖЕЛАНИЕ И СВОБОДА
Сейчас я максимально сжато воспроизведу некоторый, как мне кажется, естественный ход рассуждения о том, что такое культура, учитывая лишь то, что как минимум находится в самом ее понятии. Таким образом, этот ход мысли можно назвать аналитическим.
Итак, кризис культуры нельзя объяснить, не привлекая при этом категории ценности. Тут со всей неизбежностью возникает вопрос, от которого я пытаюсь уклониться, тем не менее вероятно, что именно сейчас пришло время попытаться на него ответить.
Вопрос звучит так: «Что мы, собственно, подразумеваем под культурой?» Или просто: «Что такое культура?» Это также значит следующее: что есть культура? Стало быть, речь идет о культурности культуры. Что такого есть в культуре, без чего она не будет культурой?
Культура — это субстантив от «культивировать». Культивировать — значит избирая обрабатывать. Обрабатывать — значит приложить усилия к тому, чтобы из данного (природой) получилось желаемое. Культивирование, таким образом, является работой по осуществлению желаний.
Для того чтобы желаемое стало желаемым, оно должно быть определено ценностью. Желаемое желаемо, поскольку оно ценно. Например, желаемый урожай желаем, поскольку связан с ценностью жизни.
Если культивирование — это процесс, то культура — это состояние. Это состояние, в котором желаемое не только достигнуто, но и постигнуты ценности как принципы желаний. Постижение принципов связано со свободой выбора, поскольку предполагает дистанцию и разрыв между желанием и желаемым.
Можно предварительно сказать, что осуществление желаний и свобода выбора являются двумя противоположными элементами культуры. С одной стороны, желаемое желает осуществиться как желаемое, с другой — постижение принципов желаний (ценностей) дает возможность «не желать» желаемое и таким образом дает свободу от желаний.
ПРИРОДА И КУЛЬТУРА
Чтобы понять культуру, следует отыскать ее границы. Но где эти границы? Есть ли связь границ культуры с ее основанием? Если отличать природу как данное и культуру как заданное, то может ли природа рассматриваться как грунт (основа) культуры?
Чтобы ответить на эти вопросы, следует обратиться к непосредственному опыту переживания того, что мы интуитивно называем культурой. Чтобы понять, что мы имеем дело именно с культурой, нам следует найти нечто граничное культуре через само ее определение. Мы уже знаем о культивировании как обрабатывании, а этого уже достаточно для того, чтобы указать на интересующие нас границы, а именно, мы отличим то, что обработано, от того, что не обработано и просто дано.
Но прежде давай рассмотрим природу саму по себе и вкратце скажем о ее становлении. Если смотреть на природу в ее развитии, то можно увидеть, что симметрическая строгость строения камней, металлов и минералов проявляется внешней случайностью их расположения на земле. Ветер свободно рассыпает песок по земной поверхности, волны моря вымывают причудливые формы побережья, а горы, вырастая, расталкивают породу случайным образом.
На следующем этапе развития природы, органическом, внутреннее строение растений уже более тесно связано с местом и порядком их расположения. Лес может появиться лишь в определенном месте, рост растения и форма его листов связана с его внутренней функциональной динамикой.
В органическом мире строение и функция взаимосвязаны. Тут уже проявляется и симметрия, и ритмичность, но сама органическая жизнь опирается на неорганический мир. Внутреннее творчество органической жизни строго ограничено исходными условиями возможности живого.
Далее мы можем продолжить отличать природу и культуру, исходя из уже субъективного опыта, поскольку вслед за органическим возникает собственно психическое и социальное.
Итак, наблюдая происходящее, мы можем разделить все, что нас окружает, на две части. Первая часть — это природные данности в своей неповторимости, которые даются нам неизмененными. Деревья в лесу, камни у реки, шум ветра, движение солнца, горы и т. д. Вторая часть наблюдаемого в опыте будет состоять из того, что носит печать человеческой деятельности. Дороги, дома, механизмы, домашняя утварь, сочиненные мелодии и пр.
Каждое изобретенное человеком, а также измененное для целей человека обладает некоторыми очевидными чертами, благодаря которым их можно отличить (хотя и не всегда) от природных данностей. Прямые линии, круглые формы, гладкие поверхности, яркие цвета, ритмичные звуки, симметрия и порядок и т.д.
Природные данности обладают случайными, «незаконченными» формами, они асимметричны, цвета их редко сплошные, а звуки по большей части аритмичны и спонтанно изменчивы. Во всяком случае, даже если в природе и можно встретить законченное совершенство, то человек через свое обрабатывание как бы сосредотачивает законченные формы в одних, нужных для человека местах. Лес — это данная среда, город — культурная.
Из этого становится ясно, что построение дома служит тем же целям, что и природное укрытие в лесу. Отличие состоит лишь в том, что дом более надежен и безопасен. Но что, если рассмотреть чистые произведения культуры, цели которых состоят уже не в том, чтобы улучшать природно данное, а имеют цель в самом себе?
Рассмотрим в качестве примера картину как произведение культуры. Ясно, что производится воспроизводимое. В произведении искусства производится то, что уже дано, оно воспроизводится. Но воспроизведение производится исходя из принципов, которые уже не лежат в основе воспроизводимого, а предпосылаются ему.
Художник рисует пейзаж. Его задача изобразить пейзаж. Изображение — это воспроизведение пейзажа как изображаемого. Давай разберемся, в чем разница между изображенным пейзажем и пейзажем изображаемым. Давай отметим то, что лежит на самой поверхности, поскольку истина иногда находится не в глубине, а именно на поверхности. Итак:
- Изображенный пейзаж после изображения становится неизменным, в то время как сам пейзаж продолжает изменяться.
- Изображенный пейзаж помещается в форму (зачастую прямоугольную или квадратную).
- Изображенный пейзаж фиксирует «точку зрения», художника.
- Причиной возникновения изображаемого является человек (культура), а причиной реального — природа.
- Материя изображаемого (холст и краски) отлична от реального пейзажа.
- Время создания пейзажа ограничено временем жизни художника, пейзаж же (вот этот) может возникать более длительное время;
- В изображаемом пейзаже всегда что-то выделено, даже если это исключительно реалистический пейзаж. Свет, фактура, перспектива, цвет, композиция, фигура и т. д., в то время как реальный пейзаж — это всегда открытое поле для выделения какой-либо его части. Конечно, мы продолжаем выделять что-либо на изображенном пейзаже, но наше выделение уже опирается на выделенное ранее.
Хочу добавить вот что. Разница между изображенным пейзажем и пейзажем природным состоит в том, что природный пейзаж располагается в пространстве, а изображенный — во времени. Дело в том, что, останавливая изображаемое в «моменте», мы получаем временной срез происходящего, субъективно связанного через «точку зрения» художника.
Наблюдая природный пейзаж, мы данное пространство дополняем своим временем (временностью) и получаем место (вспомни то, что Гегель понимает под местом), ведь только в месте мы пребываем.
Наблюдая же изображенный пейзаж, мы временно зафиксированное на холсте дополняем «своим» пространством, получая таким образом (в том случае, если мы способны созерцать изображенное) место. В природе мы являемся исходными, мы ограничиваем безграничное, в музее же все наоборот: мы вторичны и нас «оформляет» изображение. В природе мы осмысливаем, в музее — мы осмысливаемся.
ТВОРЧЕСТВО И КУЛЬТУРА
Но возникает вопрос: в чем же тут творчество? Где тут новое? Может быть, изображение — это лишь количественная комбинация цветов и форм для того, чтобы подражать уже существующему? Древние называли это μίμησις (мимесис — подражание — ред.). Но в чем смысл такого подражания? Может быть, человек, рисуя то, что его восхитило, пытается это удержать, увековечить, сохранить, понимая тленность и трагизм всего сущего? Возможно, он просто желает присвоить то, что изначально не принадлежало ему? А может, он желает выразить то, что переживает тогда, когда восхищается? Но что значит «выразить»?
Это значит развить в себе то, что уже зародилось как переживание. Переживание красоты, будучи не выражено, остается в себе, остается несовершенным, неполным. В этом смысле можно предположить, что желание выразить красоту, возникающую как единство природы и человека, является призванием человека? Может быть, природа — это начинание (грунт), а культура — завершение (обработка)?
Но завершение, как известно, предполагает границу, а также новое начало. Завершение также — это и возвращение к себе, но к уже узнанному. Возможно, культура как завершение и есть вечное возвращение?! Как возвращается весна, как восходит солнце, как возвращаются птицы… Завершение также носит печать трагичности, грусть расставания, печаль смерти.
Как ты видишь, вопрос культуры рождает множество других вопросов, которые сами являюсь вечными загадками. Без сомнения, вопрос о сущности творчества принадлежит к таким загадкам. Тут я укажу лишь на интуицию об этом и не буду реализовывать системное исследование этого вопроса, ведь данная тема требует отдельного письма.
Для того чтобы как-либо продвинуться дальше в вопросе о творчестве, который, несомненно, должен пролить свет на вопрос о культуре, мы должны вернуться к истории сосуществования человека и природы.
Итак, собирательство и охота — это период, когда человек определялся органическими, данными условиями существования, но культивирование растений и приручение животных — это движение вспять органическому развитию. Вместо того чтобы усиливать навыки собирательства и охоты, человек начал вмешиваться в сам процесс природной динамики, устанавливая все новые формы взаимодействия.
В конце концов, речь идет о формировании изначальных условий существования, данных природой и заданных человеком. Деятельность человека направлена, таким образом, на изменение или на пересотворение условий существования. Человек начал «переживать» себя как новое начало, и прошло много времени до того, как он начал себя «понимать» как новое начало.
От стихийного вклинивания человека в природу и до системного изменения среды обитания прошло также немало времени, но само это движение привело к тому, что природа как объект борьбы и противодействия превратилась в органический и необходимый элемент этих исходных условий существования. Человек как новое начало начал осознавать, что само понимание начала предполагает и понимание безначального или бесконечного.
Природа обнаружилась как внутреннее человека со всеми ее физическими законами, химическими веществами и органическими процессами. Так человек осознал, что является новым началом для самой природы, новый витком ее развития в том, чтобы пересотворить саму себя. Природа рождает, человек творит.
Творение является высшим актом рождения, необходимым условием которого является акт абсолютной свободы, именно поэтому человек и есть новое начало или, собственно, начало. Возводя рождение на новый уровень через абсолютную свободу, человек творит, что является апогеем для самой природы.
В этом смысле творение человека как нового начала и есть культура. Культура — это сотворенная, творимая и творческая среда, в то время как природа — рожденная, рождающая и родимая среда.
Тут можно вот еще что отметить. Акт творения, опирающийся на абсолютную свободу, предполагает и абсолютные цели, которые в природе были обусловлены необходимостью. В силу этого данные абсолютные цели могут быть направлены посредством ценностей как на бытие, так и на ничто.
Природа направлена всегда лишь на саму себя, на утверждение себя, в то время как культура может быть направлена в своих исходных условиях и на ничто, и обеспечена такая возможность тем, что человек есть начало, а значит, именно поэтому он граничит с ничем. В основе культуры уже заложена эта двойственность, утверждающее начало и отрицающее, творение и уничтожение.
Если бы это было не так, если бы человек не обладал свободой, не был бы началом, то он, вероятно, через возрастание навыков по выживанию и жизни в природе, нашел себя как необходимую часть природного развития и в этом обнаружил бы наиболее оптимальный, а затем и рациональный способ существования в природной среде, не нарушая при этом предустановлено необходимые законы жизни природы.
Можно, конечно, говорить и о том, что в самой природе есть также свобода и что разделение идет не между человеком как началом и природой как законом, а между свободой и необходимостью, которые проходят через каждое сущее мира, через каждую его песчинку. Но эту точку зрения мы обсудим в другой раз.
ЕЩЕ ОДНА ГРАНИЦА КУЛЬТУРЫ
Попытаемся реализовать еще одну стратегию определения культуры, а именно — попробуем поразмышлять о внутренних границах культуры, то есть указать на бескультурное. Пьяному человеку делают замечание, что он ведет себя бескультурно. Культура в этом смысле — это принятый порядок поведения.
Культура понимается как закрытая система с внутренне установленными правилами, а все то, что выходит за рамки установленных правил, будет считаться бескультурным или варварским. Для греков варвара отличает, помимо прочего, незнание (древне-) греческого языка. Язык понимался как знак принадлежности к культуре.
Итак, ясно, что границы культуры находятся, с одной стороны, в природе как рождающем, а не творящем, а с другой стороны, культура граничит с варварством как бескультурной практикой жизни. Понятно, что последнее разделение условно и существует внутри самой культуры.
Сказать, что дикие племена не знают культуры, неверно (как это раньше считалось), варварство перекочевало в саму культуру и только в ней может считаться отклонением от культуры в невежество. В общем, варварство в современном мире может пониматься как отказ от ценностей при изначальном доступе к ним.
Варварство — это падение, а не незнание. Другой культурный мир может по-своему декларировать всеобщее, при этом даже так, что нам будет казаться, будто этого всеобщего в другой культуре и вовсе нет, тем не менее мы не вправе, основываясь лишь на этом, указывать на варварство этой культуры.
ГРУСТНОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вообще говоря, как ты понимаешь, о культуре приходится говорить лишь потому, что культура достигла формообразующего значения для человека, она превратилась в самостоятельную и полноценную «стихию», которую следует изучать как автономное явление со своими внутренними законами. Но так было не всегда. Влияние культуры на социальное было более фрагментарным, культурное еще не было в то время замкнутой средой (по крайней мере до XVI ст.).
О культуре мы вынуждены говорить еще и по той причине, что, как оказалось, существуют и другие культуры, да, другие культурные миры. Внезапно выяснилось, что различия существуют не столько и не только внутри культуры, но что подлинные различия существуют и между культурами. Поэтому то, что мы вынуждены говорить о культуре, имеет две предпосылки, внутреннюю и внешнюю.
Внутренняя связана с саморазвитием социума, с техникой, благодаря которой приватное стало публичным, делая культуру общей. Внешняя связана с тем, что другие традиции опознавались, а затем и осмыслялись как самостоятельные и равноценные.
Но обрати внимание, что речь идет не о том, что так культура была сотворена, а лишь о том, что так культура была проявлена и открыта, ведь культура, как ты уже знаешь, состоит из вечного (идеального) и временного (реального), из идеальных ценностей и реальных действий. Культура — это практика ценностей.
То, что в ней реально, «становится», а то что идеально, просто «есть», поэтому тут я сказал лишь о реальном культуры, о том, благодаря чему идеальное проявлено. Между идеальным и реальным в культуре всегда есть разрыв, отсюда и все многообразие и неожиданность культурных форм, которые иногда, как в наше время, распознать в качестве «культурных» почти невозможно.
Здесь я отказываюсь рассматривать культуру в ее узком понимании, так сказать, институцию культуры, так как при этом культура зачастую теряет свою сущность и становится средством для некультурных целей. Например, я не знаю ничего, что имело бы меньше отношения к культуре, нежели министерство культуры.
Так понимаемую культуру, которую при этом принято отличать от религии, науки и политики и рассматривать лишь как механизм по образованию вкуса для социально активного меньшинства, у которого есть «возможность» приобщиться к культурным ценностям, так понимаемую культуру следует рассматривать с точки зернения социологии и психологии, философии же до этого нет дела.
Такая «культура», рассматриваемая как часть социальной динамики, так или иначе будет «служить» целям, которые выходят за рамки подлинно культурных ценностей. В этом смысле «культура» может «быть» как пропагандой, политикой, механизмом, ложью, формой агрессии и подавления, так и вообще стать канализацией для «цивилизационных» отходов социума.
Водораздел проходит не между социальными институтами (культура, наука, религия и политика), а в самом человеке, в системе его ценностей (внутренней культуре). В этом смысле спрятаться под культурный зонтик невозможно, ведь это равносильно тому, чтобы не замечать/игнорировать в себе одну из существенных частей, которая в конце концов, если удалить ее из поля совести и ответственности, приведет к рецидиву в виде крушения достигнутого и обесценивания обретенного.
На этом заканчиваю.
P.S. Не мог бы ты в следующем письме рассказать мне немного о том, что происходит в мире, ведь мой уединенный образ жизни хоть и отдалил меня от суеты, но лишил меня доступа к информации о происходящем.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.