АХ, ЛЮБОВЬ: сын проклятого рода и девушка с неподходящей пропиской

Арт-оформление: huxley.media via Photoshop

 

КАКОВО БЫТЬ ПРОКЛЯТЫМ

 

Если вам сказать, что целый род может быть проклят, — согласитесь? В античные времена в этом никто не сомневался. Даже знаменитый род могли считать проклятым — к примеру, прославленный род Алкмеонидов. Начиналось все с того, что некий Килон, олимпийский чемпион, совершил такую же глупость, как чертова уйма современных звезд спорта, — полез в политику, абсолютно не понимая, что для успеха в ней нужны совершенно не спортивные качества.

Вот он и подговорил своих сторонников во время праздника Зевса в Олимпии, когда афиняне в большинстве покинули город, чтобы как следует отметить праздник, захватить акрополь (не нынешний — о нем мы еще вспомним) и объявить, что они теперь здесь главные.

Большинство афинян с этим не согласилось, прервало праздник и обложило акрополь так, что мышь не проскочит. Казна города действительно хранится в акрополе, а вот еда, к сожалению, нет, и перед осажденными вскоре замаячил неприятный выбор между голодной смертью и сдачей на милость.

Они привязали длинную нитку к алтарю Афины, чтобы, держась за нее, находиться под защитой богини, и отправились на суд — а нитка возьми да порвись! Главный враг заговорщиков Мегакл, увидев это, закричал: «Смотрите, богиня отказала им в защите!» — накинулся со своими людьми на людей Килона и прикончил всех, кого смог (сам Килон ухитрился удрать). В итоге Мегакла обвинили в святотатстве (не может же защита богини зависеть от какой-то нитки!), и его род стали называть проклятым.

Потомок того самого проклятого рода Алкмеонидов, Перикл, сын Ксантиппа, жил, как положено лидеру в демократической стране, — не очень-то выеживался и вел себя, как все. Женился на таком же бестолковом существе, что и прочие афиняне, родил с ней двух детей и был доволен, что она сидит тихо и не высовывается.

У него и так хватало сложностей — скажем, он был поразительно похож на прадедушку, правителя Афин Писистрата, который правил грамотно, успешно и достаточно гуманно, но был тираном, захватил власть силой, и это тоже было поводом для придирок.

 

 

СЕНСАЦИЯ ИЗ ПРОВИНЦИИ

 

А в Афины как раз приехала из малоазийского города Милет фантастической красоты дама по имени Аспазия. Рассказывают, будто еще в детстве ее похитили работорговцы, отдали учиться на гетеру и она выучилась так, что некий богач за безумные деньги купил ей свободу, а там уже понеслось…

В Афины она явилась якобы для основания школы риторики — это искусство было местным гетерам не чуждо, даже их конкурентки, законные жены, приходили послушать, чтобы хоть чему-то научиться. Кстати, а она точно была гетерой?

Ни компрометирующих видео, ни уличающих записей в официальных документах история не сохранила, в Вики пишут о ее профессии «согласно распространенному мнению»… Тем не менее такое очень вероятно, не говоря уже о том, что тогда это позором не считалось — работа как работа, да еще и высокооплачиваемая.

В своей школе риторики она заявляла порой жуткие вещи, шокирующие общество, — что у женщин тоже должны быть хоть какие-то права, что муж не должен запрещать жене высказывать, что она думает, что при заключении брака надо интересоваться не только мнением мужчины (даже сейчас в этом кое-кто сомневается).

Это еще не феминизм — самую скромную феминистку в те времена с воплями потащили бы к жрецам бога врачевания Асклепия, умоляя вылечить опасную сумасшедшую. Но шокирующие ее современников мысли о том, что женщина — человек, а не вещь, что, если она возражает мужчине, ей надо отвечать не «Заткнись!», а «Расскажи, почему ты так думаешь», и что у женщин тоже есть мозги, Аспазия явно высказывала — возможно, одной из первых в античном мире.

Друг Перикла Сократ, явно уверенный в том, что его жену Ксантиппу, доставшую его своими претензиями, учили не очень правильно, уговорил Перикла сходить послушать, что это такое говорят в подвластном ему городе.

 

 

ЗАХОТЕЛ И ЖЕНИЛСЯ

 

От услышанного Перикл остался в восторге — главный ритор школы оказалась разумной, веселой, очаровательной, полной обаяния. Ну моложе на каких-то 24 года, а что здесь плохого? Однако любой древнегреческий завкадрами, увидев анкету Аспазии, схватился бы за голову! Гражданство не афинское, а милетское — это не то же, что с израильском паспортом в Иране, но почти, как с мексиканским в США; побывала в рабстве, владеет заведением подозрительной нравственности, бррр… Даже на подданной персидского царя древнегреческому политику менее опасно жениться!

А Перикл вот захотел, и кто ему помешает? Вежливенько поинтересовался у жены: «Моя дорогая, я тебе вполне приличного нового мужа подыскал, не хочешь ли развестись со мной и выйти за него?» Нормальная греческая супруга даже не понимает, как такой просьбе отказать — вот и его супруга Телезиппа не возражала.

Полдела сделано. Но все же основная трудность заключалась в том, что эпигамии между Милетом и Афинами не было, поэтому его новый брак считался не ахти каким законным, а детям от такого брака сам Перикл запретил давать афинское гражданство — гражданам полагались выплаты, зачем увеличивать число имеющих на них право?

Так что детей Аспазии и Перикла афинский закон в упор не видел. Тем не менее он настоял на своем, женился если не по всем правильным бумагам, то фактически, и любил свою жену так, что первым в истории завел обычай целовать супругу перед уходом из дома на свою многотрудную службу. До него так не поступал никто!

Многочисленным врагам Перикла Аспазия оказалась ужасно кстати — через нее его можно было попытаться достать. Женщину потащили в суд — мол, развращает наших жен, знаете же, чем она раньше занималась! Обвинили в святотатстве — назвала, мол, дочерей именами муз, а то, что все так делали, они как бы и не знали. Даже в том обвиняли, что покупала в дом красивых служанок — мол, это тоже для разврата.

Аспазия даже ответить в свою защиту ничего не могла — женщинам в афинских судах было запрещено появляться. Перикл с трудом добился ее оправдания — расплакался прямо на суде, и судьи не посмели пойти против столь уважаемого Афинами человека.

 

 

ПОЛИТИКА И ЛЮБОВЬ

 

Как раз в то время именно Перикл построил Парфенон, замечательный новый акрополь. Ругали его и за это — он тратил на строительство деньги всего Афинского морского союза городов-государств, его казна находилась в Афинах, и Перикл распоряжался ею, как хотел. На Перикла стали давить — мол, деньги нужны на защиту от врагов, зачем платить за Парфенон?

Перикл ответил: «Ладно, буду дальше строить только на свои деньги, но на всех зданиях так и напишу, что это построил Перикл, а не Афины». Все немедленно согласились продолжать траты — понимали, чай, что Парфенон будет прославлен в веках.

Никакие действия злопыхателей не могли навредить Периклу — в первую очередь потому, что он был гениальным оратором и мог убедить афинян в чем угодно. Недаром его оппонент Фукидид с горечью говорил, что если они будут бороться и он повалит Перикла, тот все равно заявит, будто это он поверг соперника, и все ему поверят.

В итоге Фукидид угодил под остракизм — это такой обычай, когда афиняне голосованием устанавливали, кто опасен для города, и отправляли его на десять лет в эмиграцию — имущества не трогали, претензий не предъявляли, но вернуться в Афины такой человек мог только на одиннадцатый год.

Все были уверены в том, что советы Аспазии усиливали убедительность Перикла многократно. А они определяли многое — в том числе и исходы остракизмов. Так полностью отстраненная от политики женщина влияла на нее побольше многих народных вождей (кстати, по-гречески — «демагогов», просто слово такое).

 

 

НЕВЕСЕЛЫЙ ФИНАЛ

 

Те, кто не мог отомстить Периклу, пакостили его друзьям, например великому скульптору Фидию. Его обвинили в том, что он украл золото, выделенное ему казной для одежд статуи Зевса. Фидий явно ждал чего-то подобного и сделал так, что эту одежду можно было снять и взвесить — оказалось, что все до крупинки пошло в дело. Тогда его обвинили в богохульстве, заявив, что он вырезал на щите Афины Паллады лица Перикла и себя самого.

Если очень громко кричать, такому могут и поверить — Фидия вновь посадили в тюрьму, где он вскоре скончался (почему так вовремя — вопрос интересный). Учтите, решение об этом было принято совершенно демократическим путем, судьями, избранными народом. Демократия не гарантирует отсутствия подлостей и глупостей, она вроде «Хаммера» по сравнению с «Жигулями-копейкой» — везет лучше и удобнее, но, если не умеешь водить, разобьешься быстрее.

Перикл добился всего, чего хотел, — даже того, что его сына от Аспазии внесли в списки граждан (конечно же, абсолютно противозаконно). Аспазия при всем ее разуме и осторожности этому не помешала — она так любила сына, что голоса разума не услышала. А дела шли все хуже — демократические Афины и аристократическая Спарта все-таки доигрались до тяжелой и затяжной войны. Это была схватка кита со слоном — великие корабельщики и фортификаторы столкнулись с несравненной пехотой.

Взять Афины спартанцы не могли, но они стали разорять городские окрестности, жители стеклись под защиту крепостных стен, и невыносимая скученность вызвала эпидемию чумы (на самом деле, скорее всего, это был брюшной тиф — тогдашняя медицина в этом очень мало понимала). Множество афинян умерло, в том числе и Перикл.

Когда перед кончиной все рыдали и хвалили его за великие дела, он успел сказать, что его не за то прославляют, — главное, что ни один афинянин не надел траура по его вине. Это правда: Перикл убеждал всех в своей правоте, обходясь без казней, пыток и репрессий.

 

 

ПОСЛЕ ПЕРИКЛА

 

Но ведь жизнь у Перикла была хороша? Соединился с любимой женщиной, узаконил сына — чего плохого? Сейчас узнаете. Родовое проклятие похоже на наркотик — самое страшное в нем то, что оно умеет ждать. Конец афинско-спартанской войны оказался связан с сыном Перикла, но связь эта была ужасной!

Афинский флот полностью разбил спартанцев при Аргинусских островах — сын Перикла был одним из его полководцев. Но после битвы началась жуткая буря, корабли победителей раскидало, и они не смогли найти и похоронить всех убитых. Знаете, что сделали после этого афиняне? Всех полководцев-победителей, в том числе и сына Перикла, казнили — за то, что они не сделали того, чего никто бы сделать и не мог.

При демократии, может быть, народу и удастся помешать руководителю принять безумное решение, но что делать, если безумное решение принимает сам народ? Разве что знать, что все виноваты и скоро получат по заслугам…

Способные полководцы все казнены, и афинским флотом руководят бездарности, которые позорно проигрывают Спарте важнейшую битву при Эгоспотамах. Вытащили корабли на берег и разбрелись харчей поискать да белье постирать — тут-то спартанский царь Лисандр всех похватал без малейшего труда и велел утопить: может, они этого и заслужили?

Больше никогда Афины не будут великим городом, как при Перикле. Былая слава ему поможет — то македонцы, то римляне пожалеют город Перикла и обойдутся с ним мягче, чем было принято в тот жестокий век… Но в итоге Афины доиграются до того, что некий путешественник XIV века с удивлением напишет в своих путевых заметках, что славные в древности Афины, подумать только, существуют и сейчас…

А что потом было с Аспазией? Погоревала после смерти мужа, да и вышла снова замуж за богатого торговца скотом Лизикла, который был значительно моложе. Все отмечают, что после их свадьбы политический вес Лизикла резко возрос, и никто не удивляется — мудрые советы Аспазии и первому ее супругу были полезны.

Но Лизикл тоже погиб в одной из битв этой бестолковой войны, Аспазия вместе с сыном от Лизикла оставила Афины, и ее следы затерялись. Род Перикла пресекся — вот как его поразило проклятие! Заодно попало и всем афинянам — за их собственную глупость и жестокость, чтобы думали, за что голосуют.

Стоит помнить об этой особенности демократии и спросить себя, все ли мы сделали, чтобы снова с ней не встретиться…

 

---

При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media