Владислав Шерешевский. Война, 2022 / instagram.com
В нынешнее, военное время, к сожалению, слишком многим людям приходится и телом, и душой не только концептуально, но и на собственном опыте сталкиваться с понятием травма и ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство).
В травматерапии различают травму с маленькой буквы «т» (small-t trauma) и с большой «T» (large-T trauma). Маленькая «т» относится к детским травмам, связанным с отношениями в семье, школе, с друзьями. Как примеры — школьный буллинг, игнорирование потребностей ребенка родителями, отвержение среди друзей. Таких травм может быть много, и они бывают разной степени тяжести.
Большая «T» связана с ПТСР. Это, как правило, что-то сильнейшее, но произошедшее единожды: война, в которой мы можем быть как участником, жертвой, так и свидетелем, аварии, техногенные катастрофы и т. д. В то время как маленькая «т» может повторяться множество раз и быть растянутой во времени, при, возможно, меньшей интенсивности.
И т-, и T-травмы чреваты разрушительными последствиями и для нашей психики, и для качества жизни. Единственное, что важно выяснить, — не всякое травматическое событие приводит к травме. Все-таки у нас разные личности, уязвимые точки и ресурсы (в том числе генетические) и различные способы справляться. Своевременное и профессиональное вмешательство способно как существенно снизить риск травмы, так и остановить ее развитие или «вылечить».
К сожалению, катастрофы, войны и аварии случаются, и мы крайне редко способны их предотвратить (хотя как раз в результате травмы одним из симптомов является мысль: «Я мог этого не допустить»). То же касается травм детства, ведь, будучи детьми, мы не выбираем семью и окружение.
А вот с последствиями травмы нам приходится иметь дело, они становятся нашей экзистенциальной данностью. Следовательно, от стратегии преодоления и придания смысла травме зависит многое, как для нас, так и для людей нас окружающих. Этому есть примеры на макро- и микроуровне.
На макроуровне примером такой травмы может послужить Германия после Первой мировой войны. Проигравшая, обиженная, обложенная репарациям, она была легко подвержена обману национал-социалистов во главе с Гитлером, которые нашли врагов вовне, и обида, ненависть, злоба, усиленные ощущением праведного гнева, вылились в фашизм. Другим примером на макроуровне и другим типом реакции является ответ советских людей на тоталитарный режим.
Травма из-за концлагерей, жесточайшей цензуры, гиперконтроля государства над всеми и вся, абсурдных войн (Афганистан), тотальной пропаганды и лжи для многих осталась словно не замеченной, многими она была нормализирована по типу: «Нормально же жили», «Меня лично никто в концлагерь не сажал, это касалось предателей», «Зато порядок был» и т. д.
В детстве, когда нам наносят травму — насилием, отвержением, газлайтингом и пр., — у нас есть выбор реакции, и часто он бессознательный или, скажем так, не полностью сознательный. Здесь я рассмотрю четыре возможных реакции, которые ведут к распространению травмы.
Например, в случае с родительским насилием реакция, даже если она наступила через много лет после травматического события, может проявляться так: «Со мной поступили плохо, так нельзя поступать со Мной». Это звучит не так уж плохо, ведь есть и осознание вреда, и плацдарм для построения границ. Однако здесь имеется ошибка, и довольно весомая, но о ней чуть позднее.
#1 Итак, любая власть над нами рано или поздно заканчивается: как родительская, так и власть сверстников, возлюбленных, идей, чувств и даже государств с религиями. Однажды мир переворачивается, и уже мы получаем власть над кем-то или чем-то (даже если это котик или собачка, а то и наш собственный ребенок).
А поскольку насилие было интроецировано ранее, потому что оно было частью власти (пусть субъективно плохой, но сильной), то при получении власти над объектом/тами, которые ассоциируются с прошлыми обидчиками, применяется то же насилие, да еще и субъективно ощущаемое как оправданное. Человек думает: «Я имею право, потому что со мной поступали несправедливо». Причем эта мысль вполне может не осознаваться.
Круг Сансары замыкается, зачиная новый виток травмы. Насилие породило насилие и ощущение несправедливости у его жертв. Вернемся к фразе «Со Мной так нельзя». В данном случае она осталась на эгоистическом уровне и не распространяется на других. В итоге имеем: «Со Мной так нельзя, но с другими можно».
#2 Теперь рассмотрим второй тип реакции. В детстве произошло насилие, например, мои сексуальные границы нарушались, со мной с раннего детства говорили о сексе или занимались им при мне, или прикасались к эрогенным зонам, когда я уже вошел в пубертатный период и т. д.
В результате я принимаю такое отношение за норму — со мной так можно, это нормально. Я занимаю подчиненную позицию по отношению к власти с превосходящей силой, то есть позицию жертвы.
Вырастая, я допускаю нарушение собственных границ, снова и снова попадая в ситуации, где в лучшем случае меня хлопают по попе, прикасаются к интимным местам без моего согласия, а в худшем — я остаюсь в семье, где ко мне применяют насилие, это видят мои дети (и, к сожалению, возможно, тоже нормализируют насилие). Вероятно, я предлагаю какие-то «утешительные» отговорки по типу «Он/она перебесится», «Видно, судьба у меня такая», «Зато зарабатывает много», «Я сам/сама виноват/а» и т. д.
Первые два типа реакции были о жертвах насилия. При первой — жертва превращалась в насильника, при второй — оставалась жертвой уже по собственному выбору, а не в силу обстоятельств.
#3 Третья реакция связана с позицией наблюдателя. В одной из серий нашумевшего «Черного Зеркала» было показано общество, которое увлеченно снимает любые события, носящие насильственный, криминальный характер, на телефон, не вмешиваясь, контента ради. Так же, как в фильме Балабанова «Груз 200» мы видим безразличие людей, когда рядом происходят ужасные вещи, например, маньяк пытает в хрущевке молодую девушку, она стонет, кричит, скулит, а соседей словно нет в доме.
Как реакция жителей нацистской Германии на концлагеря — вроде слухи ходят, люди пропадают, жители близлежащих мест жалуются на страшную вонь (от крематориев), а слишком многие просто живут рядом. Каждый из нас хотя бы раз в жизни проходил мимо чужого горя, в страхе перед ответственностью, проблемами, издержками. Наверное, ужасаясь и радуясь одновременно, что это не со мной. Пока что.
Как ребенок, который видит, как отец бьет мать, а мог бы ведь и его бить (страх перед насилием на психологическом уровне переживается так же, как и сам акт насилия). «Пусть будет что угодно, главное не со мной», — таким может быть внутреннее убеждение ребенка. Когда же такая реакция становится общественной нормой, насилие просто множится без устали.
#4 Четвертым типом реакции, который распространяет травму, является «спасательство» — неудачные попытки спасти кого-то от кого-то. Так СССР и США освобождали Корею от японской оккупации и доосвобождались до разделения на два государства, которое сохраняется до сих пор.
На уровне семьи это происходит, когда ребенок, пострадав от насилия, принимает решение, что это было несправедливо, и в будущем проецирует себя как жертву насилия на других. Соответственно, он начинает спасать других, не в качестве врача, солдата или волонтера (что более социально приемлемо), а в качестве насильника, который включается в защиту слабых.
Причем включаясь с ощущением «правого дела», восстановления справедливости, забывая при этом, что защита одного не обязательно означает нападение на другого. Скажем, страны Запада помогают Украине оружием, гуманитаркой, финансами, но сами не идут войной на Россию (пусть нам бы порой хотелось и такого варианта развития событий), не превращаясь в агрессора.
Спасательство такого типа словно говорит: можно применить насилие и другие «необходимые» меры, если твоя цель верна и благородна в своей справедливости. На самом же деле часто за «благою» целью прячется желание проявить («слить») накопленный гнев за полученные ранее травмы под благовидным предлогом. И это считывается на психологическом уровне — ребенок учится «методам» как нанести ущерб другому, при этом с виду оставаясь хорошеньким.
Мы рассмотрели 4 типа реакции в травме, как на макро-, так и на микроуровне, которые только передают травму, словно эстафетную палочку, дальше и дальше, пока вся энергия не иссякнет либо кто-то не скажет «стоп» и не предложит другой тип реакции. Для Древней Иудеи это был Иисус Христос, которой предложил поработителям-римлянам вместо мести любовь, милосердие, прощение, равенство перед Богом, по сути, терапию травмированной души.
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
