Арт-оформление: huxley.media via Photoshop по мотивам картины Рене Магритта «Портрет Стефи Ланги», 1961
Конечно, проще всего оценивать научные казусы, произошедшие из-за откровенных фальсификаций или мошенничества, — находят подделку, разоблачают жулика, и все становится на свои места. Сколько бы Стивен Эмменс ни плел о превращении серебра в золото, от него потребовали: «А покажи!» — и он этого сделать не смог, и всем все стало ясно.
Подделка данных тоже вещь легко проверяемая — эксперимент попытаются повторить, и, когда ничего не выйдет, как с «лучами Блондло», станет понятно, что говорить не о чем. Однако бывают и более печальные случаи, когда опыт поставлен безупречно, результаты его очевидны, но объясняются они совершенно не так, как думает экспериментатор.
Доктор Макс Петтенкофер (1818–1901) сделал блестящую карьеру, стал основателем медицинской гигиены как научной дисциплины, достиг и других немалых успехов в науке и даже в искусстве, но, к сожалению, больше всего его знают по опыту, который привел его к совершенно ошибочным выводам.
ЕЩЕ ДО МЕДИЦИНЫ…
Отец Макса Петтенкофера, небогатый крестьянин с восемью детьми, не имел возможности оплатить его образование. Помог дядя, придворный аптекарь баварского короля и довольно известный химик, — он взял племянника к себе в ученики.
Наука была Максу по нраву, учился он успешно и с удовольствием — и вдруг все рухнуло! Макс нечаянно разбил один из ценных аптечных сосудов, и возмущенный этим дядя заехал племяннику по шее. Чувство собственного достоинства не позволило Максу продолжать учебу — он покинул дядин дом и стал драматическим актером, вырезав из серединки своей фамилии артистический псевдоним Тенкоф.
Вполне качественно сыграв роль в трагедии Гете «Эгмонт», он собирался достичь успехов на новом поприще, но помешала любовь. Его невеста категорически заявила ему, что искусство, конечно, вещь красивая, зато наука — вещь полезная. Так же считали и его родители, и Макс, как истинный немец, предпочел пользу.
Способности у него явно были незаурядными — с факультета естествознания Мюнхенского университета он перешел на медицинский и уже в 25 лет стал доктором медицины. Но достаточно усилий Петтенкофер приложил и в химии, достигнув немалых высот.
Некоторое время он проработал на баварском монетном дворе и разработал технологию получения драгоценной платины из баварских серебряных талеров. Заодно переоткрыл найденный за 100 лет до него венецианцами способ получения авантюринового стекла — очень красивого искусственного минерала, как будто наполненного сияющими изнутри золотистыми искорками, да еще и сам придумал и получил сходный с ним искусственный минерал астралит, нашедший применение у ювелиров.
Заодно Макс открыл новый способ производства цемента, не уступающего по качеству лучшим британским маркам. Вполне достаточно, чтобы оставить о себе добрую память, и это только химия — о медицине пока ни слова!
Петтенкофер обладал свойствами, совершенно четко проявившимися в его научной работе, — упорством и изобретательностью. Он нашел новый способ получения светильного газа — не из угля, а из смолистых деревьев, что выходило не в пример дешевле.
Город Базель решили осветить газом, полученным по методу Петтенкофера, вложились в систему освещения, запустили ее — и вдруг она отказала! Но Петтенкофер не пал духом. Он помчался в свою лабораторию, начал разбираться — и нашел причину неудачи! Его решение оказалось совершенно верным, и освещение заработало в штатном режиме. Это немалое достоинство для ученого — одних блестящих идей мало, необходимо умение их внедрять.
СОЗДАНИЕ НОВОЙ НАУКИ
И все эти успехи были достигнуты в области химии, для Петтенкофера второстепенной — главным направлением приложения его сил стала медицина. Началось это почти случайно — баварский король потребовал, чтобы ему объяснили, почему у него во дворце такой сухой воздух, что у Его Величества в горле першит. Петтенкофер смог ответить на этот вопрос и дал рекомендации, как улучшить дело, достигнув первого успеха в медицинской гигиене — научной дисциплине, которую он, собственно говоря, и создал как отдельную науку.
Он предложил открыть в Мюнхенском университете кафедру гигиены и сам же ее возглавил, а позже организовал первый в Европе институт гигиены. Его научные работы об оздоровлении городов привели к заметному снижению смертности в населенных пунктах Великобритании и Германии. Он разработал первые гигиенические нормы питания и воздухообмена в помещениях. В общем, очень достойный послужной список — даже жаль, что больше всего о Петтенкофере помнят не по этим достижениям…
Одной из важнейших задач гигиенических мероприятий он считал борьбу с опаснейшей инфекцией — холерой. В его ненависти к холере, пожалуй, даже было что-то личное: в 1852 году он сам подхватил эту болячку, довольно тяжело переболел, а его дочка Анна перенесла холеру в тяжелой форме и выжила буквально чудом.
Петтенкофер был уверен в том, что гигиенические мероприятия могут помешать распространению холеры, и, очевидно, был прав — современная наука придерживается такого же мнения. А вот его гипотеза о конкретной причине этого заболевания объясняла связь холеры с гигиеническими проблемами весьма своеобразно — Петтенкофер считал, что холеру вызывают миазмы, испускаемые грязью и бытовым мусором. Главным распространителем холерной заразы он считал грунтовые воды.
Что же касается теории, гласящей, что причина этого ужасного заболевания есть некий микроб, который обнаружил Роберт Кох и назвал холерным вибрионом, Петтенкофер относился к ней с величайшим недоверием, считал, что это просто такая мода — приписывать все болезни микробам, и саркастически называл сторонников подобных теорий «охотниками за микробами».
С признанием холерного вибриона главной и единственной причиной холеры были трудности и у самого Коха — никак не получалось заразить холерой лабораторное животное для подробного изучения коварного вибриона (это теперь-то мы знаем, что холера — недуг, которому подверженны только люди).
Уверенность Петтенкофера эти неудачи только укрепляли, и он решил доказать свою правоту самым радикальным образом из всех возможных. Кох утверждает, что холерный вибрион вызывает холеру? Да ничего подобного — его можно безопасно для человека вводить в организм.
Он, Петтенкофер, в этом настолько уверен, что без труда докажет безвредность культуры холерного вибриона самым наглядным образом — выпьет ее на глазах ученых наблюдателей и в результате никакой холерой не заболеет! Что на это ответят Роберт Кох и его сторонники, какие аргументы они смогут противопоставить такому убедительному факту?
ТАК ХОЛЕРНЫЙ ВИБРИОН НЕ ХОЛЕРНЫЙ?
Решающий эксперимент был проведен 7 октября 1892 года. Петтенкофер специально заказал в Берлинском институте здравоохранения культуру холерного вибриона на агаре, из которой уже в его Мюнхенском гигиеническом институте приготовили культуру на бульоне.
Чтобы соляная кислота, содержащаяся в его собственном желудочном соке, не повредила вибрионам, он выпил раствор питьевой соды, нейтрализующей кислоту, а затем примерно миллиард холерных вибрионов (ну максимум на пару-тройку миллионов меньше). Ученый даже не забыл сполоснуть стакан с культурой вибрионов водой и выпить ее — чтобы микробы зря не пропадали.
Никаких гигиенических мер против себя самого, который должен был сбросить расплодившиеся вибрионы из организма в городскую канализацию, где они могли бы добраться до его сограждан, он не принимал, потому что не понимал, зачем, — ему с самого начала было ясно, что холерный вибрион холеры не вызывает.
Через три дня у него начались желудочные неприятности, но не такие сильные, как обычно бывает при холере. Тогда он перешел на диету, и вскоре все прошло. В выделениях его организма были просто тучи холерных вибрионов, но уже за неделю они исчезли. Все это время он не принимал никаких лекарств.
Буквально через неделю опыт Петтенкофера повторил его ассистент Рудольф Эммерих. Ему пришлось тяжелей — желудочные сложности приняли у него не в пример больший масштаб, чем у его шефа, и он был вынужден прибегнуть к врачебной помощи. Тем не менее его заболевание протекало намного легче, чем среднестатистическая холера, и завершилось полным выздоровлением меньше чем за две недели.
Было ли перенесенное экспериментаторами недомогание легкой формой холеры? Они это категорически отрицали. Вот слова самого Петтенкофера: «Я позволю себе предположить, что Роберт Кох и его многочисленные последователи скажут, что ничего не доказано, кроме того, что они предполагали раньше, а именно, что я и Эммерих после приема «холерных запятых» перенесли вспышку настоящей холеры, правда, в легкой форме и без смертельного исхода. Мне приятно доставить моим противникам это удовольствие, но я все же не могу согласиться с их воззрениями».
Два человека выпили чистую культуру холерного вибриона, и ни один из них не подхватил тяжелую форму холеры, крайне опасную для жизни. Но факт, что какие-то неприятности со здоровьем у них возникли, — что же это было, холера или что-то еще?
В литературе можно встретить утверждения о том, что целый ряд крупных бактериологов повторил на себе эксперимент Петтенкофера с тем же отрицательным результатом. Это не совсем точно — Николай Гамалея в 1888 году, Даниил Заболотный, Иван Савченко и Владимир Хавкин в 1893 году принимали чистую культуру холерного вибриона только после приема культуры убитого или ослабленного вибриона, практически вакцины, — она сработала, и болезни не возникло.
Правда, Илья Мечников в своей парижской лаборатории принял чистую культуру вибриона по той же схеме, что и Петтенкофер, — и тоже не заболел! Но повторивший опыт Мечникова его ассистент Жюпий заболел холерой, причем в крайне тяжелой форме.
Мечников (в отличие от Петтенкофера) был потрясен ужасным примером, который он подал, и заявлял, что сведет счеты с жизнью, если Жюпий умрет. К счастью, ассистент все-таки выжил, хотя буквально чудом, — интересно, если бы он умер, считал бы Петтенкофер себя виноватым? Скорее всего, нет — он ведь и сам рисковал жизнью, и пока что его выводы не были опровергнуты.
НА САМОМ ДЕЛЕ
Сейчас это уже заведомо не так — множество исследований доказали, что причиной холеры является именно холерный вибрион, и никакие миазмы здесь ни при чем. Просто человеческий организм реагирует на болезнетворные микробы по-разному: он может обладать природным иммунитетом, может переносить болезнь в легкой форме, но причина у холеры одна, и без холерного вибриона холерных больных нет.
Петтенкофер не доказал, что от холерных вибрионов не возникает холера, — он установил только то, что холера в этих случаях возникает не всегда. Делать выводы на основании недостаточного числа экспериментов — распространенная некогда ошибка.
Теперь уже есть математический аппарат, позволяющий ее избегать, а в конце XIX века он только создавался — это уже не говоря о том, что даже теперь врачи только начинают овладевать математикой в нужном объеме.
А пока что актуален анекдот о докторе, который разрешил безнадежно больному уремией съесть тарелку борща, — и тот выздоровел! Доктор немедленно готовит статью с сенсационным заголовком: «Борщ излечивает уремию!» и кормит борщом второго больного. Но тот умирает, и доктор добавляет к заголовку статьи слова «в 50% случаев»…
А сам Петтенкофер не успел разувериться в своих взглядах — в 1901 году, достигнув 83-летия, он застрелился в собственном доме, угнетенный старческими недугами и потерей всех близких — жены и троих детей.
Его упорство я не стал бы называть бездоказательным — он просто не довел свои опыты до конца. Это тоже натворило немало бед, но можно ли вообще их избежать? Путь постижения научной истины сложен и запутан, встречаются на нем и такие коварные повороты…
Но мне лично немного жаль Макса Петтенкофера — талантливого и трудолюбивого ученого, добившегося в науке вполне заметных результатов, о котором больше всего знают именно по крупной и несомненной научной ошибке, хотя он заслужил много добрых слов за все сделанное им, — ну и сожаление из-за этой ошибки, но не более того…
ЛИТЕРАТУРА:
- Гуго Глязер. Драматическая медицина. М., «Молодая гвардия», 1965, 161 с.
- М. С. Шойфет. Сто великих врачей. М., «Вече», 2006, 528 с.
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
