Гай Лешзинер — профессор неврологии и медицины сна в Институте психиатрии, психологии и нейробиологии Королевского колледжа Лондона, ведет активную исследовательскую и образовательную деятельность / theglobeandmail.com
Споры о наличии свободы воли у человека ведутся веками. Без нее не очень понятно, как может человек делать свободный выбор между нравственным и безнравственным поступком? А значит, и нести ответственность за свои грехи. Например, великий реформатор христианства Жан Кальвин утверждал, что после грехопадения человек не свободен в выборе, поскольку не способен больше выбрать добро. Тем не менее, заботясь о спасении людей, Бог изначально предопределил одних к раю, других к погибели. Как ни странно, у такого подхода могут быть определенные биологические основания. И тогда грех представляется как религиозная метафора некоторых научных открытий.
НЕВРОЛОГИЧЕСКАЯ ПРИРОДА ГРЕХА
В своей новой книге «Семь смертных грехов: Биология человеческого бытия» невролог Гай Лешзинер исследует безнравственное поведение. Он обнаруживает у него неврологическую основу. Но если «плохое» поведение запрограммировано, можно ли его в таком случае считать грехом? Если нет, то это хорошая новость для «грешников».
Плохая новость в том, что в таком случае и о свободе воли говорить тоже не приходится. На конкретных примерах, накопленных за десятилетия неврологических исследований, Лешзинер показывает, как это работает. Знакомые нам из Библии пороки, по Лешзинеру, имеют все признаки, характерные для неврологических и физиологических расстройств.
Они могут вызывать чревоугодие, гнев, похоть, зависть… Здесь мы расскажем о некоторых подобных примерах.
ОБЖОРСТВО: ОТ МУСОРА ДО СОБАЧЬЕГО КОРМА
В доме, где живет Алекс и шесть других ее собратьев по несчастью, нет еды. Кухня похожа на банковское хранилище, спрятанное за запертой дверью. Даже на мусорном ведре висит внушительный замок. Алекс не может питаться, когда ей захочется. Она ест только тогда, когда ей выносят пищу в виде предварительно выверенных порций.
Хотя Алекс родилась с недостатком веса, уже в подростковом возрасте она могла съесть три порции за один присест. Девушка ела все подряд и помногу — даже объедалась кошачьим кормом. В результате ее маленькое тело стало весить 110 кг…
Лешзинер ставит под сомнение связь ожирения с отсутствием силы воли, о которой традиционно говорят маркетологи диетических программ. Очевидно, что обжорство является результатом состояния, которое вызывает такой неукротимый аппетит, что у некоторых людей от переедания в буквальном смысле лопаются животы.
Эта проблема в меньшей степени обусловлена волевыми или моральными факторами, а в большей — генетикой, гормонами и кишечными микроорганизмами.
ГНЕВ: «ГЕН ВОИНА»
Исследуя гнев, Лешзинер знакомит нас с двумя мужчинами, страдающими эпилепсией. Один впадает в ярость после эпилептических припадков, оставляя после себя горы разбитой посуды. Другой испытывает вспышки гнева после приема лекарств. Ему прописали их для контроля над болезнью и совсем отказаться от них — не лучший выход.
Нейробиология их «греха» связана с миндалевидными телами — двумя структурами в мозге, которые помогают нам сдерживать собственную ярость и распознавать гнев у других людей. Существует также особый ген, который ученые прозвали «геном воина». Люди с определенными мутациями в нем склонны к агрессивному и антисоциальному поведению.
Никакой силой воли это не откорректировать. Поэтому суды во многих странах, например в США и Италии, смягчают приговоры тем подсудимым, у которых обнаруживаются такие мутации. Обвиняемые в убийстве теперь проходят генетическое тестирование, чтобы выяснить, предрасположены ли они к насилию.
ЛЕНЬ: НАСЛЕДСТВЕННАЯ БОЛЕЗНЬ
Лень — довольно странный, с точки зрения Лешзинера, грех. Не очень понятно, почему она вообще попала в список смертных грехов. На первый взгляд лень не столь опасна и вредна, как гнев, зависть или похоть. Тем не менее она может быть очень разрушительной.
Невролог демонстрирует это на примере семьи Бекки и Ретта — фермеров, чья жизнь перевернулась с ног на голову из-за болезни Хантингтона, которая проявляется в непроизвольных конвульсивных подергиваниях и спазмах, ухудшении координации, памяти и самоконтроля. Когда этот диагноз поставили отцу Бекки, ей сделали генетическое тестирование. И оно показало, что у Бекки также со временем разовьется это заболевание.
Через несколько лет из заботливой и любящей жены и матери она начала превращаться в апатичного, безынициативного, эмоционально отсутствующего человека. Для Ретта и детей это стало большим испытанием. Бекки проводит большую часть своих дней в прострации, не имея ни желания, ни познавательной способности взаимодействовать с окружающим миром.
ПОХОТЬ: ИЗБЫТОК ДОФАМИНА
Говоря о неврологической основе этого греха, Лешзинер рассказывает историю солдата британской армии, который получил ранение во время Второй мировой войны. У него пострадала передняя часть мозга. Домой он вернулся другим человеком: он стал буквально одержим разговорами о сексе, чего раньше, до ранения, не наблюдалось.
Другой солдат с похожей травмой вернулся домой эксгибиционистом. Не понимая природы этого извращения, его несколько раз арестовывали за демонстрацию публике своих гениталий. Почему это происходило?
Дело в том, что лобные доли мозга помогают подавлять сексуальные импульсы. Их повреждение может привести к зашкаливающей гиперсексуальности, разрушительной даже для самых крепких отношений. Как известно, своим ощущением удовольствия мы обязаны дофамину. Примерно 3% людей с болезнью Паркинсона, принимающих лекарства, повышающие уровень дофамина, испытывают усиление сексуальных желаний.
Напротив, антипсихотические препараты, которые подавляют дофамин, могут снижать половое влечение. Это пугает многих больных и заставляет их прекращать прием лекарств, что приводит к рецидиву психоза.
РАБЫ МОЗГА: ПЕРЕОЦЕНКА СВОБОДЫ ВОЛИ
Лешзинер считает, что его трактовка семи смертных грехов как биологически жестко запрограммированных требует переоценки свободы воли. Он рассказывает, как еще в 1964 году два нейробиолога попросили 12 здоровых добровольцев выполнять сотни простых действий: натягивать канат, ловить мяч и т. п. Одновременно с этим их мозг подключили к электроэнцефалографу.
Электрический сигнал последовательно появлялся примерно за 1–1,5 секунды до того, как добровольцы задействовали мышцы во время активных задач. Однако этого не происходило перед пассивными движениями, например, когда нейробиологи меняли положение пальцев участника вместо него.
В 1980-х годах результаты исследования были уточнены: сигнал начинался за 200–300 миллисекунд до того, как человек в принципе осознавал, что хочет двигаться. По мнению некоторых ученых, эти эксперименты свидетельствуют о том, что решения, которые мы считаем волевыми, на самом деле приняты нашим мозгом задолго до того, как мы их осознаем.
Это ставит под большой вопрос наличие у нас возможности сознательного выбора собственных действий.
СПОСОБНЫ ЛИ МЫ КОНТРОЛИРОВАТЬ СВОЙ МОЗГ?
Впрочем, среди ученых есть и другое мнение. Согласно ему мы все-таки в состоянии накладывать вето на импульсы, возникающие в нашем мозге. Более того, некоторые исследователи высказывают подозрения, что электрические сигналы, о которых идет речь, могут быть артефактами постановки экспериментов. В таком случае какое отношение они имеют к разговору о свободной воле?
Споры о том, насколько мы являемся рабами собственного мозга, в научной среде далеки от завершения и порой проходят довольно эмоционально. Однако люди, о которых повествует Лешзинер, вполне очевидно свободы воли лишены. То есть, по крайней мере в определенных случаях, некоторые люди слабо контролируют свои действия из-за таких факторов, как генетика, различия в развитии, действие лекарств, черепно-мозговая травма или невропатологическое состояние.
Можем ли мы на этом основании отрицать существование свободы воли? Или все-таки у нас есть ресурсы для полного контроля над нашими действиями? Вопрос остается открытым…
ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА
Сам Лешзинер считает, что ответ на вопрос о том, какую степень личной ответственности мы несем, находится где-то посередине. Но, в сущности, это мало что добавляет к проблеме сосуществования свободной воли и предопределения, над которой бьются многие поколения философов и богословов. Может быть, есть смысл прислушаться к блаженному Августину: «То, что не было сделано добровольно, не было ни грехом, ни праведным поступком».
Если принять эту точку зрения, то диктатура мозга или генетические мутации — вообще не про грех и мораль. Они находятся «по ту сторону добра и зла». Другое дело, насколько наши биологические особенности включены в нашу личность и совпадают с ней? И тут уж нам без развития самоосознанности и самоконтроля не обойтись. Если, конечно, свобода воли действительно представляет для нас какую-то ценность.
Оригинальное исследование:
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
