Иллюстрация: Всеволод Швайба. Вечная Ладья. Бумага, тушь, перо
Участники беседы:
Евгений Волченко, врач, кандидат психологических наук, основатель реабилитационного центра Aurum.
Сергей Форкош, украинский мыслитель, доктор философских наук, основатель Института социокультурных трансформаций.
Некоторые вопросы, обсуждаемые во время беседы:
Основные проблемы современной медицины. Как COVID повлиял на нее (что изменилось)? Может ли философия быть полезной для медицины?
О философских вопросах медицины. Важно ли для врача отвечать на вопрос: «Что есть человек?» Если да, то почему? Насколько важно само осмысление (исторически сложившихся) концепций медицины для формирования более глубокого подхода к здоровью человека?
К вопросу о здоровье-болезни (определения, проблемы). Диагностика и процесс лечения. Что значит лечить? Есть ли смысл в болезни? Кто такой врач в современном мире?
Сергей Форкош: Здравствуй, Евгений! Спасибо, что нашел время для беседы. Прежде всего я скажу, что медицина как практика и как концепция представляют для меня необычайный интерес. Например, мне в первую очередь важно понять методологические особенности медицинской практики.
Ясно, что у хирурга они одни, у семейного врача другие, а у психиатра третьи, но все же, как мне кажется, должна быть совокупность принципов и подходов к тому, как врач понимает свою практику.
Можно сказать, забегая вперед, что меня интересует вопрос «как врач понимает здоровье и болезнь?», а это ведет к другому, более фундаментальному, — что такое человек как предмет медицины?
Евгений Волченко: Ты тут сразу сформулировал сложные и комплексные вопросы, которые требуют детального рассмотрения. Могу пока лишь сказать, что, с моей точки зрения, современную медицину, грубо говоря, можно разделить на протокольную и индивидуальную, о последней я пока и буду говорить.
Врач, по моему мнению, должен сочетать в себе по крайней мере две компетенции. Первая — это специальная компетенция, которая связана с видом врачебной деятельности, вторая же связана с развитием представления о том, на чем основана его практика, то есть современный врач должен быть также в каком—то смысле методологом и философом.
С. Ф.: Ты хочешь сказать, что современный врач должен быть кем-то наподобие древних лекарей, таких как Гиппократ и Парацельс?
Е. В.: Ну, это было бы неплохо. Я имею в виду, что медицина принимает за очевидное понятия, которые сегодня требуют осмысления.
С. Ф.: Объясни, пожалуйста.
Е. В.: Я бы сказал, что наше понимание таких терминов, как здоровье, болезнь, человеческая телесность, формирующие силы органов, физиогномика и физический образ болезни, симптомокомплекс в зависимости от стадии патогенеза и, соответственно, сам диагноз как познание сущности болезненного процесса, должны быть осмыслены заново.
С. Ф.: Что изменилось? Почему это следует делать именно сейчас? Может быть, это связано, с одной стороны, с развитием технологии в области медицины? МРТ, ПЭТ-КТ, подробный анализ крови, генетические исследования и, наконец, искусственное выращивание органов? Не говоря уже о фармацевтическом буме?
Е. В.: Думаю, что методология и, скажем, философия медицины всегда шли рука об руку, но в наше время из—за технологического прогресса появился некий разрыв между пониманием принципов терапии, которое осталось в истории, и самой практикой.
С. Ф.: Сюда можно добавить то, что проблемы, которые относятся к философской антропологии, а именно — в чем суть человеческого как человеческого, то есть где проходят границы человека, — проявляются ясно и в медицине.
Например, что такое искусственный орган или протез? Что, если речь зайдет о протезе памяти или воображения или, наконец, мышления? Это ясно проявляет необходимость обращения к классическим вопросам, таким как «что есть человек?», «чем человек отличается от животного?», или в новом варианте — «чем он отличается (или должен отличаться) от робота?». Идет ли тут речь об эволюции человека или его деградации, потере человеческого?
Е. В.: Что касается медицины или даже самой терапии, то вопрос «что же такое человек?», или хотя бы то, как проявлены сущностные особенности человека, (скажем, его структура) — все это имеет прямое влияние на формирование подхода к терапии. В частности, важным является вопрос «влияет ли осознанно активное участие пациента в терапии на процесс его выздоровления?»
С. Ф.: В этом смысле давай поговорим немного о здоровье, поскольку врачебная практика направлена как на сохранение здоровья, так и на его восстановление в случае болезни. Говорили бы мы вообще о здоровье, если бы не болели или не получали увечья и т. д.? Ведь в обычном состоянии мы же не «ощущаем» здоровье — оно как бы скрыто и проявляется для нас лишь в нашем опыте при его нарушении, то есть тогда, когда нарушается его граница?
Е. В.: Прежде всего здоровье как отсутствие болезни совершенно ничего не говорит о природе собственно здоровья. Для меня здоровье — это активная и перетекающая основа жизнедеятельности человека для того, чтобы человек смог реализовать себя как человек. То есть здоровье связано с самой возможностью бытия человека как человека.
Поэтому для меня здоровье — это не лишь «удовлетворительное самочувствие» тела, это как бы общий смысл тела и сознания, или так — сознательного тела и телесного сознания. В опыте здоровье, в смысле витальности, — это восстановительная способность как телесной, так и умственной деятельности.
Конечно, этот процесс динамический, индивидуальный. Например, способность к творчеству является одним из важных аспектов здоровья.
С. Ф.: Замечательно, но что такое в этом случае болезнь или заболевание?
Е. В.: Как понятно из слова, «болезнь» связна с феноменом боли, но, естественно, не всегда. Как я уже сказал, здоровье — это потаенная творческая активность, а не пассивное состояние, поэтому болезнь есть нарушение этого творческого процесса. Но не все так однозначно.
Болезнь в разных своих проявлениях, кроме очевидного вреда и боли, проявляет также некие границы, которые мы переживаем через боль и через терапию. Я бы сказал, что болезнь — это нормальный природный процесс, который проходит не в том месте и не в то время.
В каком—то смысле болезнь имеет отношение к самопознанию, но к самопознанию не лишь понятийному, а такому, которое включает в себя «переживание» собственных границ.
С. Ф.: Ты упомянул боль и понятие границы. Они для меня очень интересны. Давай я пару слов скажу о том, как я представляю себе боль. Это напрямую не относится к тому, о чем мы говорим, но я все же хотел бы услышать твое мнение об этом, ведь ты постоянно сталкиваешься с феноменом боли.
Итак. Боль, как мне представляется, имеет трансимманентную структуру. То есть боль — это чистая граница, в которой соединены и целостность тела, и реальность мира. Точнее так: боль сигнализирует о таком единстве. Но боль — все же и граница сама по себе. Символически выражаясь, боль — это пропасть, в которую падает ощущение, которое вынуждено выходить из себя.
Далее. Одной из интерпретаций боли есть страдание. Боль, если эта боль достаточно интенсивная, захватывает сознание целиком, при этом возможность осознавать себя становится затруднительной. Претерпевая боль, мы находимся на границе сознания и мира. Мы как бы становимся полусознательными. То, что болит, сначала распознается и локализируется, а затем боль может заполнить сознание, замещая акты «отдачи себе отчета», и так настает чистое перетерпевание.
Поэтически выражаясь, скажу, что боль — это постоянное раскрывающееся падение. Могу добавить, что боль также может приводить к возникновению интерсубъективного опыта. Переживание боли приводит к тому, что сознание, двигаясь к границе собственной природы, губит себя. Полная боль — это такое же чужое, как и мое.
Поэтому боль — это переживание себя из самого себя, в котором структурно присутствует и другой. Как я уже упомянул, боль трансимманентна, это значит, что переживание боли обладает и интенсивностью, и устойчивостью. Боль также имеет черты идеального и реального, она и во времени, и вне времени. Возможно, боль лежит у истока осознаваемого времени.
Е. В.: Как мне кажется, боль — это активное сознание там, где его не должно быть. Это проявление сознания в области бессознательного. Переживание границы там, где сознание вступает в область бессознательного. Интенсивность этого переживания индивидуальна. В этом смысле приведу пример одного из первых переживаний боли в период физиологического процесса прорезывания зубов.
У одного ребенка прорезываются зубы — крик, температура, боль несколько дней, чаще ночь (период, когда физиологически бодрствующая сознательная деятельность отсутствует, спит), у другого ребенка этот процесс происходит так, что окружающие не замечают никакого беспокойства в его поведении. Тут, конечно, возникает вопрос о важности переживания формирования собственной телесности в индивидуальном становлении человеческого существа.
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.