ФИЛОСОФ ТАРАС ШЕВЧЕНКО: за что он не любил Сковороду, которого читал, и любил Гегеля, которого не читал

Арт-оформление: Olena Burdeina (FA_Photo) via Photoshop

 

Кто только не пытался присвоить Тараса Шевченко: левые, правые, анархисты, народники, националисты, большевики, славянофилы… Думается, что такая идейно-философская пластичность его наследия возникла потому, что творчество Кобзаря намного шире любой философской ниши и идеологических рамок.

Кажется, он сам это понимал и восставал против далеких от жизни философских концепций: «Я, несмотря на мою искреннюю любовь к прекрасному в искусстве и в природе, чувствую непреодолимую антипатию к философиям и эстетикам».

Однако философией всегда живо интересовался, хотя Украина и Евангелие всегда значили для него неизмеримо больше.

 

Я теперь, как падающий в бездну,

готов за все ухватиться — ужасна безнадежность!

 

Так ужасна, что одна только христианская философия

может бороться с ней

 

Тарас Шевченко

 

ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ КОБЗАРЯ?

 

С Григорием Сковородой, первым украинским философом и поэтом, у Тараса Шевченко отношения складывались непросто. Примерно как у отца с сыном. Когда Тарасу исполнилось 12 лет, его биологический отец, которого по мистическому совпадению звали точно так же, как и Сковороду, умер.

Никакого наследства будущему Кобзарю он не оставил, заявив: «Сыну Тарасу из моего хозяйства ничего не надо; он не будет простым человеком: из него будет или что-то очень хорошее, или великий лентяй. Для него мое наследство или ничего не будет значить, или ничем не поможет». А вот с духовным и творческим наследием Григория Сковороды все сложилось иначе.

Шевченко всю жизнь находился с ним в отношениях некоего притяжения и отталкивания. По матери, в девичестве Шангиреевой, Сковорода был потомком крымскотатарского аристократического рода — Шан-Гиреев. Невероятно одаренный в разных областях, он мог бы сделать блестящую светскую или церковную карьеру. Но при этом сознательно выбрал судьбу странствующего философа.

 

ПОЭТ В УКРАИНЕ — БОЛЬШЕ ЧЕМ ПОЭТ

 

Шевченко — представитель творческой интеллигенции, бывший крепостной, который волею судьбы приобрел высокий социальный статус, о коем большинство крепостных могло только мечтать. Казалось бы, живи и радуйся. Но Шевченко, как будто-то бы копируя жизнетворческие установки Сковороды, делал все для того, чтобы «мир ловил меня, но не поймал».

Оба — нечто большее, чем «просто» литераторы. Оба — поэты, но… плюс «что-то еще»! Сковорода — поэт и странствующий Философ. Шевченко — поэт и Пророк. Их бунт против действительности был разным, но он имел один и тот же источник — христианские идеалы. Даже в отношении языка, который, по Мартину Хайдеггеру, есть дом бытия, это был бунт.

Сковорода сконструировал свой собственный барочный новояз, понять который и тогда, и сейчас можно только приложив немалые усилия. Благодаря Шевченко поэзия также заговорила на совершенно ином, не свойственном высокой книжной традиции языке — простом и понятном народу, но при этом невероятно образном, эмоциональном, пророческом. 

 

 

«СПИСЫВАЯ» СКОВОРОДУ

 

Все указывает на то, что Тарас Григорьевич с молодых лет хорошо ориентировался в творческом наследии Сковороды, хотя оно официально нигде не издавалось и распространялось в украинском народе как «самиздат». В стихотворении «А. А. Козачковскому» Шевченко признается, что в ранних своих литературных опытах ориентировался именно на тексты первого украинского религиозного философа — в школьные годы «списывал Сковороду».

В повести «Княгиня» слепой Совгирь, прототипом которого стал дьячок, учивший Шевченко грамоте, носит в котомке драгоценную тетрадь со «сковородинскими псалмами». Начало шевченковской поэмы «Сон» является очевидной отсылкой ко «Всякому городу нрав и права, Всяка имеет свой ум голова» Сковороды:

 

У всякого своя доля

І свій шлях широкий…

 

«ВИНЕГРЕТНЫЙ» ДИОГЕН

 

В повести «Близнецы» он даже вывел философа как одного из персонажей, хотя оценка мыслителя становится здесь уже не столь комплиментарной — Шевченко не устраивает мистицизм Сковороды, который слишком оторван от жизненных реалий.

С издевкой он пишет, по-видимому пародируя трактат «Наркис», о некоей диссертации Сковороды, «посвященной связи души человеческой со светилами небесными». Тарас Григорьевич называет Сковороду «идиотом», а его произведения «бестолковыми», упрекает философа в «философской небрежности».

Особенно сильно достается Сковороде за то, что с его легкой руки в литературу вошел искусственный, псевдонародный язык. В качестве примера Шевченко приводит произведения князя Шаховского, у которого персонажи водевилей «Казак-стихотворец» и «Малороссийская Сафо» — это «калеки настоящих малороссиян», говорящие на до неузнаваемости искаженном украинском языке.

Сковороду Шевченко называет «Диогеном наших дней», но считает, что «если бы он не сочинял своих винегретных песен, то было бы лучше». 

 

ДВА АРХЕТИПА: МИСТИК И ПРОРОК

 

Однако критика, возможно, с нашей нынешней точки зрения не совсем справедливая, не мешает Шевченко воспринимать Сковороду как своего литературного и философского «предка». В предисловии к несостоявшемуся изданию «Кобзаря» он сравнивает Сковороду с «народным и великим» Робертом Бернсом, сожалея, что его сбила с толку «латынь, а потом московщина».

Шевченко не хватает в Сковороде подлинной народности и революционности. Встреться они лицом к лицу, скорее всего, нашли бы общий язык, потому что для обоих отправной точкой духовных исканий является истина, проповедуемая в Евангелии. Увы, жили они в разные эпохи.

Христианин Сковорода ориентировался на средневековый неоплатонизм и барокко, а христианин Шевченко — на идеалы Просвещения, эволюционируя от романтизма к реализму. Но так или иначе оба представляют собой две ипостаси одного украинского культурного сознания в его историческом развитии.

Сковороду интересовал христианский идеал, понятый как метафизика сердца, как внутреннее преображение человека. У Шевченко же весь пророческий пафос направлен на преображение социальное в соответствии с тем же христианским идеалом. Одного больше интересовали отношения человека и Абсолюта, другого — человека и человека.

В этом смысле, что бы ни писал Шевченко о Сковороде, в пространстве украинской культуры их архетипические статусы — Мистика и Пророка — не противопоставляются, а дополняют друг друга.

 

 

ГЕГЕЛЬЯНЕЦ БЕЗ ГЕГЕЛЯ

 

То, чего Шевченко не хватало в христианской мистике Сковороды, он «добирал» из культурной среды, активно впитывавшей европейский философский мейнстрим. В частности, речь идет о гегельянстве.

Первые переводы Гегеля на русский язык начали появляться в 40-х годах XIX века. Не сохранилось свидетельств о том, знаком ли был с ними Тарас Григорьевич или нет. Однако о гегелевской философии должен был иметь вполне адекватное представление, поскольку состоял в дружеских отношениях с уроженцем Полтавщины профессором Осипом Бодянским.

В тогдашнем Санкт-Петербурге среди интеллектуальной элиты существовала своего рода «украинская мафия» — свои естественным образом тянулись к своим, общались, делились идеями. Профессор Бодянский был не только выдающимся ученым-славистом, изучавшим «народную поэзию славянских племен», но еще и членом так называемого «кружка Станкевича-Грановского».

Его участников объединяли интерес к философии, истории, литературе, отвращение к крепостничеству и, по словам Герцена, «глубокое чувство отчуждения от официальной России». А еще — интерес к Гегелю, который тогда считался интеллектуальным мейнстримом!

 

 

УКРАИНСКИЙ ЕРЕТИК И «ГУСИТ»

 

Гегельянцы стали предтечами революционно-демократической традиции, а славянофилы — традиции религиозно-реакционной. Шевченко в идеологическом смысле долго колебался между ними. Но в конце концов сделал выбор в пользу революционно-демократической линии. Причем в достаточно радикальном ее варианте.

Если не оригинальные тексты Гегеля, то «гегельянский дух», который в то время являлся синонимом революционности, был Шевченко органически усвоен и переосмыслен. В некотором смысле даже этапы идейно-духовной эволюции Гегеля и Шевченко похожи. Для обоих отправной точкой был романтизм, поскольку Гегель «расслышал» Канта в интерпретации Гердера и немецких романтиков.

Оба не соблазнились «ненародным», противоестественным для них французским атеизмом. Оба отстранялись не только от атеистической позиции, но и от церковного официоза, обращаясь к идеям Реформации. Гегель — к лютеранству, Шевченко — к гуситскому движению, посвятив ему поэму «Єретик».

Работая над ней, Тарас Григоревич в прямом смысле слова замучил всех чехов, которых только мог встретить. Он расспрашивал их о топографических и этнографических подробностях, обсуждал гуситскую эпоху, изучил все доступные материалы о Яне Гусе.

 

УКРАИНОЦЕНТРИЧНЫЙ БУНТ

 

В 1846 году Шевченко присоединился к Кирилло-Мефодиевскому братству, целью которого было изменение несправедливо устроенного общества на основе заповедей Христа. В программном документе Братства «Книга бытия украинского народа» Украине отводилась роль страны-мессии, которая, восстав из могилы, укажет европейским народам путь к спасению. Но какими бы ни были социально-политические взгляды «братьев», у Шевченко было свое, особое «философское лицо».

В своем неприятии социальной несправедливости он выступает скорее как бунтарь, а не революционер. Но его бунт, как и его христианство, украиноцентричен. Его источник не столько в рациональном осмыслении социально-политических процессов, сколько в стихийном, естественном нравственном чувстве.

Жизнь, устроенная по Божьей воле и правде, для него — не абстрактная философская категория, а живая норма человеческого бытия. Этой практической наглядности добра Шевченко не хватает и в Сковороде, и в современном ему польском философе-гегельянце Кароле Либельте.

«С Либельтом я немного знаком по его «Деве Орлеанской» и по его критике и философии. На первый взгляд он мне показался мистиком и непрактиком в искусствах», — пишет Шевченко.

 

 

ШЕВЧЕНКО — СТИХИЙНЫЙ АНАРХИСТ?

 

Врожденное чувство добра и справедливости требует практического действия, а не философской абстракции. Именно за это Шевченко высоко ценил еще один гегельянец — теоретик анархизма Михаил Бакунин. Для него поэт был лучшей иллюстрацией правоты его теории о «врожденной» революционности крестьянства.

Возможно, с его подачи о Шевченко был осведомлен еще один выдающийся последователь Гегеля — Карл Маркс. Вообще, тема «Шевченко и анархизм» еще ждет своего исследователя. Вспомнить хотя бы об украинском типографском гении Антоне Ляхоцком (партийная кличка Кузьма).

В женевской типографии еще одного «отца мирового анархизма» Петра Кропоткина Кузьма издавал не только газету «Бунтарь», но и карманный «Кобзарь», который контрабандой переправляли в Российскую и Австрийскую империи. Считалось, что украинцы — стихийные анархисты, и для того чтобы их революционизировать, «Кобзарь» является наилучшим средством.

«Сей миниатюрный «Кобзарик» наделал в свое время большую сенсацию в Галичине и тысячами экземпляров был перевезен в Россию, ведь их можно было спрятать в кармане!» — вспоминал Иван Франко.

 

ФИЛОСОФИЯ, ПЕРЕПЛАВЛЕННАЯ В ПОЭЗИЮ

 

Шевченко живо интересовался европейской философией и эстетикой, Кантом, Фурье, философией мессианизма Мицкевича. О некоторых философских штудиях он писал в своем «Дневнике». Известно, что Тарас Григорьевич читал роман француза Жан-Жака Бартелеми «Путешествие молодого Анахарсиса по Греции» — о древнегреческом философе, одном из семи великих античных мудрецов, скифе по происхождению.

В его произведениях мы можем встретить Сократа, которого Шевченко именует «князем философов», хотя даже его порой помещает в иронический контекст. В «Дневнике» есть отзывы о Платоне, правда, опять-таки в негативном свете. В повести «Художник» говорится о Гераклите, в повести «Близнецы» упоминается Диоген. Сохранился даже рисунок, на котором Шевченко изобразил этого философа-киника, добровольно отказавшегося от славы и богатства.

В поэме «Тризна» упоминаются мыслители Галилей и Кант, но — с существенной оговоркой: без любви к ближнему их «просветительские» усилия ничего не стоят! Возможно, это и есть главная заповедь, которую, переплавив философию в поэзию, пытается донести до нас Великий Кобзарь.

 

---

При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media