Иллюстрация: Всеволод Швайба. Венчание. Фрагмент, цветная тушь, перо
Сергей Форкош — украинский мыслитель, доктор философских наук, переводчик, основатель Института социокультурных трансформаций, координатор совместных проектов с философским факультетом Венского университета.
ТОЛКОВАНИЯ К ОДЕ «БОГИ ГРЕЦИИ» Ф. ШИЛЛЕРА
Не знаю, получил ли ты мое письмо к тебе о том, как мыслит пространство Гегель. В нем я обещал, что пришлю тебе продолжение, где разберу понимание того, как Гегель мыслит время и место.
Для того чтобы продолжить, мне нужен твой ответ, но поскольку пока его нет, я решил тебе написать кое-что о прошлом мире. Я решил, дабы отвлечься от чистого мышления и, возможно, немного вдохновиться, написать тебе о мифе.
Ты знаешь, что эта тема интересует меня уже долгое время. Для того чтобы ввести тебя в суть дела, я призвал на помощь Шиллера. Да, вечно молодого и вечного свободного Шиллера. Его поэзия — как горный ручей: кристально чистая, оживляющая и неудержимая.
Я призвал его на помощь потому, что то, о чем пойдет речь, требует не столько мышления, сколько переживания. В мире слов лишь поэзия обладает тем свойством, которое позволяет выразительность слова превращать в стихию, в этом ее искусство. Эта стихия такая же самобытная, изначальная и непокорная, как и стихия ветра или огня.
Поэзия при помощи слова освобождает мир, возвращая ему изначальность. Недаром поэзия музыкальна. Такт мирозданья в поэзии связан с ритмом слова. Так слова звучат. Слово в своей прасути обладает звучанием.
Звучащее слово связывает священной связью того, кто поет слово, и то, о чем поется в слове. Если философия мыслит начало, то поэзия прикасается к нему. Прикосновение через поэзию к изначальному переживается реально. Для целей, о которых идет речь в этом письме, тебе следует постараться, прикоснувшись, нечто пережить.
Итак, пускай мое письмо будет некоторым введением в стихотворение Шиллера «Боги Греции». Пускай оно задаст тональность и направит тебя к тому, что можно пережить в стихах Шиллера. Своими комментариями я определю направление для того, чтобы ты сам смог далее разворачивать смысл в русле подлинного переживания мифа.
Ясно, что для того чтобы пережить что-либо, прежде необходимо быть. Но необходимо быть тем, кто ты есть, и там, где ты есть. Это значит, что подлинного опыта можно добиться лишь учитывая дистанцию, которая отделяет нас и мир древних греков.
Дистанция высвобождает тот необходимый контраст, который через границу пересечения прошлого и настоящего в своей полной конкретности придаст опыту реальность. Не следует пытаться окунуться в стихию мифа и воображать, что ты можешь через фантазию и сопереживание стать частью этого мира.
Этим ты еще больше замкнешься в иллюзиях собственного мира, а миф станет не только недоступен, но и непоправимо искажен. Следует быть тем, кто ты есть, и там, где ты есть. Но, однако же, даже это открыть нелегко. Мы есть те, кто мы есть, не зная этого, знание о собственном бытии для нас остается необретенным.
Но именно актуализация в мысли и слове того, кто и где мы есть, требуется при встрече с другим миром. Мы должны проявить свои границы, свою обусловленность, свое место для того, чтобы то, что возникло перед нами как новый мир, представилось нам самим собою, а не контекстом нашего мира, лишь искаженной тенью нас самих.
Проделай эту работу прежде чем читать Шиллера. Как поступил поэт в этом случае, ты увидишь сам.
Сложилась уже целая традиция перевода этого стихотворения, я же отдаю предпочтение переводу А. А. Фета. Первое издание стихотворения Die Götter Griechenlands появилось в 1788 году и состояло из 25 строф, во второй редакции оно составляло уже 14 строф.
1.
Da ihr noch die schöne Welt regieret,
An der Freude leichtem Gängelband
Glücklichere Menschenalter führtet,
Schöne Wesen aus dem Fabelland!
Ach, da euer Wonnedienst noch glänzte,
Wie ganz anders, anders war es da!
Da man deine Tempel noch bekränzte,
Venus Amathusia!
Как еще вы правили вселенной
И, забав на легких помочах,
Свой народ водили вожделенный,
Чада сказок в творческих ночах, —
Ах, пока служили вам открыто,
Был и смысл иной у бытия,
Как венчали храм твой, Афродита,
Лик твой, Аматузия!
Поэт сообщает нам о том, что было раньше все по-другому — Wie ganz anders, anders war es da! Фет переводит: «Был и смысл иной у бытия», Лозинский переводит следующим образом: «Жизнь была совсем, совсем иной». Конечно, здесь имеется в виду одно и то же — в прошлом, в древности, все было иначе.
Но что это значит: иначе? И что именно было иначе? Фет говорит: «Смысл иной у бытия», Лозинский — «Жизнь была совсем, совсем иной». У Шиллера это «иначе» повторяется дважды: Wie ganz anders, anders war es da! Это «совсем, совсем иначе» используется для усиления контраста, чтобы подчеркнуть, что различия между тем, что сейчас, и тем, что минуло, были существенными, то есть такими, которые были связаны с чем-то фундаментальным и, возможно, даже, что и в самом деле был «смысл иной у бытия».
Важно указать не только на формальные элементы значения фрагмента, но и, что наиболее важно, выделить смысловой посыл, который в нем заложен. Этот посыл достаточно прозрачен и заключается в тоске по исчезнувшему прошлому. Когда в обиходе, вздыхая, говорят: «Раньше все было по-другому», то речь идет о тоске по прошлому или же по дому, если мы его давно покинули.
М. Хайдеггер, определяя фундаментальный настрой на то, что важно, что изначально, говорит о скуке (Langweile), в которой время освобождается от потока происходящего, что может настроить на фундаментальные темы метафизики, мир — одиночество — конечность. Скука невыносима, она давит всей тяжестью чистой темпоральности.
Но через скуку может проявиться и нечто более изначальное и более определенное, а именно Heimweh, тоска. Если скука — это разрыв происходящего, то тоска — это фундаментальная тяга по дому; дом здесь и первоначало, и источник сущего, а значит, и то, что способно придавать смысл жизни. Когда мы слышим Wie ganz anders, anders war es da!, мы улавливаем Heimweh, тоску по дому.
2.
Da der Dichtung malerische Hülle
Sich noch lieblich um die Wahrheit wand, —
Durch die Schöpfung floß da Lebensfülle,
Und was nie empfinden wird, empfand.
An der Liebe Busen sie zu drücken,
Gab man höhern Adel der Natur,
Alles wies den eingeweihten Blicken,
Alles eines Gottes Spur.
Как еще покров свой вдохновенье
Налагало правде на чело,
Жизнь полней текла чрез все творенье;
Что и жить не может, все жило.
Целый мир возвышен был убором,
Чтоб прилгать к груди любой предмет,
Открывало посвященным взорам
Все богов заветный след.
Мы встречаем далее Dichtung и Wahrheit, поэзию и правду. Это поневоле наводит на мысль о «Поэзии и правде» Гете, но пока я удержусь от этой аналогии, не имеющей прямой связи с тем, о чем идет речь.
Da der Dichtung malerische Hülle /Sich noch lieblich um die Wahrheit wand. — «Как относится творческий покров/пелена к правде?» Может быть, воображаемое/фантазия застилает, замутняет то, что есть на самом деле? Может быть, поэтический дурман также оберегает нас от холодной, бессмысленной реальности?
Но далее мы видим: Durch die Schöpfung floß da Lebensfülle, /Und was nie empfinden wird, empfand. — «Жизнь полней текла чрез все творенье/Что и жить не может, все жило». Значит, полнота жизни процветала, и даже то, что не было живым, жило. Лозинский даже переводит: «И бездушный камень ощущал».
Творческое воображенье в своей безмерности оживляло/одушевляло все: и растения, и камни; весь Космос — это великое пульсирующее, живое целое. В этом смысле жизнь — это такой вид единства, в котором каждая часть обретает особенности целого, и поэтому целое «чувствительно» (empfinden) к потере любой его части. Мы, люди, живы, как живо все кругом.
Это также значит, что в таком мире живого нет места неживому, мертвому. Мертвое мыслится так же, как часть живого, а не как иное, чуждое живому. «Жизнь полней текла чрез все творенье». Теперь же все иссякло, ведь больше нет спасительной Dichtung malerische Hülle, осталась лишь правда (Wahrheit), которая сама по себе, без поэзии (Dichtung), неспособна обеспечить чувство жизни (Lebensfülle).
Если мы присмотримся к миру и должным образом к нему отнесемся, то мы увидим повсюду следы божественных деяний. Но как следует смотреть? С eingeweihten Blicken. Если мы так посмотрим на мир, то увидим везде Gottes Spur. Но что значит eingeweihten Blicken?
Посвященный, значит получивший доступ к изначальному, к источнику всего сущего, к ἀρχή. Посвященный взгляд — это также и просвещенный взгляд. След божественного (Gottes Spur) начала во всем сущем становится явным лишь в том случае, если мы сможем при помощи поэзии (Dichtung) возвыситься к подлинной правде (Wahrheit).
Эта подлинная правда бытия открывается лишь при условии созвучия/гармонии между тем, что есть (Sein), и тем, кто мы есть (Dasein). Созвучие такое рождается как свершение духа человека.
Свершение такое значит преодоление раздвоенности собственной природы принятием начала (Grund). Но в этом мы сказали нечто для мира, в котором мы живем, для того же мира, о котором поет Шиллер, никакая раздвоенность вовсе невозможна.
«Все полно богов» — изречение Фалеса Милетского. Философ — это тот, кто ищет причину сущего. Причина — это первое действие, значит, причина имеет начало, которое само не имеет причины. Начало (ἀρχή) — единственная возможность быть тому, что есть.
3.
Wo jetzt nur, wie unsre Weisen sagen,
Seelenlos ein Feuerball sich dreht,
Lenkte damals seinen goldnen Wagen
Helios in stiller Majestät.
Diese Höhen füllten Oreaden,
Eine Dryas starb mit jenem Baum,
Aus den Urnen lieblicher Najaden
Sprang der Ströme Silberschaum.
Где теперь, как нам твердят сторицей,
Пышет шар, вращаясь без души,
Правил там златою колесницей
Гелиос в торжественной тиши.
Здесь на высях жили ореады.
Без дриад ни рощи, ни лесов,
И из урны радостной наяды
Пена прядала ручьев.
Бесхозный «мертвый шар», летящий из бесконечной пустоты в неизвестном направлении, бесцельно и стремительно вертясь вокруг своей оси и солнца в месте с другими соседними спутниками-планетами, — все это лишает покоя современного человека, точнее, такая печальная картина занимала и тревожила его еще недавно, но сейчас человек уже смотрит в небеса с полным безразличием.
Современный человек уже не надеется на то, что он еще способен на какое-либо полное представление о мире/космосе, — он смирился. Фрагментарное представление о мире в постоянной, все возрастающей динамике заставляет в нем вырабатывать новые способы отношения к миру, который, в общем-то, является уже лишь средой.
Участь человека свелась к тому, чтобы как можно быстрее ориентироваться в изменяющейся среде, стало быть, инстинктивное и эмоционально-оценочное становятся определяющими модусами существования человека.
Мифологическое сознание не сводит каждое природное явление к чему-либо иному, к элементарным частицам, клеткам, молекулам и пр. В мифе ветер — это ветер, небо — это небо, а море — это море. В мифе нет насилия над тем, что есть. Научный мир, по Шиллеру, — это насилие над естественным для человека.
Бог ветра не замещает собой ветер, наоборот, ветер становится еще более полноправным, самодостаточным явлением или даже субъектом мира благодаря его нуминозности. В таком мире каждое событие или явление — это пересечение субъектов мира, несводимых к чему-то более простому.
Структура такого мира качественно-иерархична, а не функционально-анархична. Миф также мыслит, но мифологическое мышление мыслит началами. И ручей имеет свое начало: Aus den Urnen lieblicher Najaden /Sprang der Ströme Silberschaum. — «И из урны радостной наяды/Пена прядала ручьев».
Космос пуст, и правят в нем бездушные законы, непреклонные, симметричные, беспощадные… Что видел древний грек, смотря на небо, на море, гуляя в лесу?
4.
Jener Lorbeer wand sich einst um Hilfe,
Tantals Tochter schweigt in diesem Stein,
Syrinx’ Klage tönt’ aus jenem Schilfe,
Philomelens Schmerz in diesem Hain.
Jener Bach empfing Demeters Zähre,
Die sie um Persephone geweint,
Und von diesem Hügel rief Cythere,
Ach, vergebens! ihrem schönen Freund.
Этот лавр стыдливость девы прячет,
Дочь Тантала в камне там молчит,
В тростнике вот здесь Сиринкса плачет,
Филомела в роще той грустит.
В тот поток как много слез, Церера,
Ты о Персефоне пролила,
А с того холма вотще Цитера
Друга нежного звала.
Но даже больше… Стихии не только обладали началами, но и сами эти начала обладали собственными судьбами, переживали свои радости и трагедии. За феноменальной реальностью стихий существовала еще более острая, более насыщенная событиями реальность живых начал этого мира, но эти начала уже не только мира природы, но и мира души.
События в мифе — напряженно-интенсивные, чистые события; их интенсивность равна лишь их непредсказуемости. Но события эти осуществляются не в ином, трансцендентном измерении, а в той же реальности, где живут и люди, Jener Lorbeer wand sich einst um Hilfe/Tantals Tochter schweigt in diesem Stein.
«Этот лавр стыдливость девы прячет/Дочь Тантала в камне там молчит». Diesem Stein значит именно тот камень, который находится здесь, среди этого леса, на земле, по которой ходит и человек.
То, что саму дочь Тантала человек встретить не может, значит лишь, что между человеком и божественным лежит не сущностный разрыв, но временной, количественный. Таким образом, мир стихий, мир человека и мир Богов — это сущностно одна реальность, но имеющая разные слои.
Чем больше человек знает о божественном, тем больше понимает он стихии и тем больше понимает он себя и других людей, ведь все определено божественным.
Но божественное это телесно и стихийно и поэтому подвержено всем переживаниям живых существ, но в еще большей степени; каждое событие или переживания как бы в рафинированном виде преувеличены во сто крат и доведены до предела, да, до божественного предела.
Ниоба страдает вечными муками за свое высокомерие, ведь боги могут оскорбиться, они иногда мелочны и заносчивы, но от этого они не менее божественны. Каждое событие также имеет свою реальную географию, например, Аид похитил Персефону на лугу у озера Перг рядом с Энной.
Ну что же, надеюсь, что мои подступы к творению Шиллера окажутся для тебя подспорьем, но даже если, прочитав мое письмо, ты отбросишь мой подход, то утешением для меня послужит то, что само чтение оды Шиллера, вне всякого сомнения, принесет тебе радость.
P.S. Можно ли привыкнуть к войне? Ужасная мысль.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
