moonothing. Quantum of you, 2021 / instagram.com
Догадка, что гений и безумие — две стороны одной личности, появилась у людей с незапамятных времен. Платон констатировал, что выдающиеся сочинители трагедий и комедий часто бывают «не в себе». Аристотель отмечал склонность к депрессии у творческих личностей.
Но все эти догадки обрели стройность полноценной научной теории лишь в XIX веке, когда появился специфический жанр — патография. То есть описание биографии выдающегося человека с точки зрения психиатрии.
ЗАВИСТЬ, УРАВНЯВШАЯ БЕЗУМИЕ И НОРМАЛЬНОСТЬ
Можно сказать, что в XIX веке открытие патологического измерения психики великих людей было своего рода отражением глобальной тенденции к демократизации общественной жизни.
Идеи свободы, равенства и братства все больше захватывали умы народных масс, несмотря на очевидное несоответствие реальности. Можно ли говорить о равенстве творческих возможностей потомственного люмпена с парижской окраины и Леонардо да Винчи? Очевидно, что нет.
И тут обществу, помешанному на равноправии, наука подарила спасительную мысль: да, Леонардо не равен люмпену, но точно так же, как не равен психически больной человек психически здоровому.
Таким образом, «обыкновенный» человек получил возможность ощутить все величие своей «нормальности». Согласитесь, это как-то примиряет тебя со вселенской несправедливостью, если ты не умеешь играть на скрипке, как Паганини, сочинять музыку, как Моцарт, и рисовать, как Рафаэль.
СОКРАТ — ПЕРВАЯ ЖЕРТВА ПАТОГРАФОВ
Первой жертвой патографии пал Сократ, которому французский ученый и врач Луи Лелю посвятил работу «О демонах Сократа», увидевшую свет в 1836 году. Дело в том, что природу собственной уникальности Сократ объяснял так: «Началось у меня это с детства — возникает какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен делать». По поводу нормальности Сократа разразился нешуточный научный спор, растянувшийся на десятилетия и, в общем-то, не разрешенный до сих пор.
Лелю полагал, что в случае сократовского демона мы имеем дело с сумасшествием, которое проявлялось в виде слуховой галлюцинации. Но это была всего лишь первая из возможных интерпретаций. Иные авторы истолковывали этого демона как «голос совести», как мистификацию хитроумного философа, как следствие эпилепсии и даже гомосексуализма.
А знаменитый итальянский психиатр Чезаре Ломброзо, утверждавший, что физиономия человека отражает его преступные наклонности, полагал, что «демон Сократа» — не что иное, как порожденная алкоголизмом философа белая горячка.
В книге «Гениальность и помешательство» Ломброзо делает вывод, что между гением и сумасшедшим в момент припадка нет никакой разницы.
ПАТОГРАФИЯ МЕБИУСА: ТОТАЛЬНОЕ БЕЗУМИЕ ВЕЛИКИХ
Таким образом, Лелю откупорил ящик Пандоры. Вся культурная и не очень общественность была сперва шокирована, а позже вдохновлена его открытием. Оказывается, гениальность — это не божественный дар, получаемый человеком извне, а нечто имеющее вполне рациональные и, хуже того, физиологические причины.
Например, «сенсорное или перцептивное безумие», как у Сократа. После того как Лелю расколдовал природу гениальности, лишив ее сакрального измерения, до фрейдистской интерпретации осталось рукой подать.
И хотя очерк Зигмунда Фрейда о Леонардо да Винчи считается «классическим» образцом патологической биографии, термин «патография» придумал не он. Автором его является немецкий невролог Пауль Юлиус Мебиус.
В 1903 году он выпустил монографию, где сформулировал и развил концепцию выдающегося дегенерата как творческой личности, увязав творчество и психические отклонения. С позиций психопатологии и медицинской психологии он проанализировал биографии Гете, Руссо, Шопенгауэра, Шумана и других.
БЕЗУМИЕ НИЦШЕ ИСКАЛИ В ЧЕРЕПЕ ЕГО ОТЦА
Но больше всего от пытливого немецкого ученого досталось Фридриху Ницше и… женщинам. Родне Ницше и самому философу Мебиусом был поставлен диагноз «размягчение мозга», а женщинам — «естественное» физиологическое слабоумие. Надо ли говорить, насколько «научным» был такой взгляд на природу гениальности и безумия?
Прижизненный диагноз, который врачи поставили Ницше, — нейросифилис. Но клиническая картина во многом не соответствовала этому заболеванию, поэтому поиск причин продолжился. Позднейшие психоаналитические биографии выводили безумие Ницше из борьбы с собственным детством.
В 4 года Ницше потерял отца, его растили женщины — бабка, мать, сестра и две тетки. Женское воспитание вызвало у него глубокий кризис самоидентификации и острейший комплекс мужской неполноценности.
Следствием психического сверхнапряжения стали чудовищные головные боли, приступы тошноты и потери зрения, отождествление себя с козлом и богом Дионисом. Но Мебиуса эти фрейдистские тонкости не интересовали. В своем желании обнаружить «кнопку», от которой заводились безумие и гениальность философа, он дошел до того, что вскрывал и препарировал череп отца Фридриха Ницше.
МИШЕЛЬ ФУКО: ВЕРНУТЬ БЕЗУМИЮ СМЫСЛ
Поворотным моментом стал труд Мишеля Фуко «История безумия в эпоху классицизма», увидевший свет в 1961 году. Между безумием и гениальностью обнаружилась диалектическая связь. Она не исчерпывается медицинским диагнозом, а продолжает жизнь в культурном и социальном измерении.
По мысли Фуко, впадая в безумие, человек «впадает в свою истину» и одновременно утрачивает ее. Он считал, что Ницше переживал «опыт безумия», который содержательно приближался к «абсолютному знанию».
Иными словами, безумие Ницше является «шифром», неким посланием, которое «нормальное» мышления не в состоянии разгадать. Таким образом, безумию и гениальности, если и не была возвращена божественная природа, то, по крайней мере, им была дарована некая общая, неотмирная тайна.
Однако и сегодня есть немало людей, считающих, что шумиха вокруг безумия гениев — это буря в стакане воды. Да, патографии великих людей полны примеров патологических отклонений от нормы.
Отрезанное ухо художника Ван Гога. Общение с инопланетянами нобелевского лауреата по математике Джона Нэша. Шизофрения Шумана, говорящего с духами Бетховена и Мендельсона. Сексуальные девиации Моцарта. Врубель, сошедший с ума после написания своего «Демона».
Этот список можно легко пополнить многими десятками имен. Но доказывает ли это прямую связь безумия и гениальности?
КОГНИТИВНАЯ РАСТОРМОЖЕННОСТЬ
Во-первых, далеко не все гении безумны. Во-вторых, большинство пациентов психиатрических лечебниц не подают никаких признаков гениальности. Даже такой «король патологий», как Маркиз де Сад, основные садистские сочинения выдал на-гора во время тюремного заключения, а не после того, как был признан сумасшедшим.
И все же, согласно современным исследованиям, гениев и безумцев роднит одна общая черта — «когнитивная расторможенность», которая выражается в неспособности сознания избавиться от «мусора» — бесполезных вещей, идей и образов. Именно когнитивная расторможенность является источником спутанности сознания, всякого рода бредовых мыслей и… творческих возможностей.
«Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда», — признавалась одна великая поэтесса. Истории открытий и создания шедевров пестрят многочисленными случаями, когда творческий процесс запускала какая-то «ерунда». Наподобие ванны, которую принимал Архимед, или яблока, упавшего на голову Ньютона.
Так где же все-таки проходит грань между гениальностью и безумием? Судя по всему, ее способен провести только высокий уровень интеллекта и саморефлексии. Как говорил Сальвадор Дали, «единственное различие между мной и сумасшедшим в том, что я не сумасшедший».
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
