Арт-оформление: Olena Burdeina (FA_Photo) via Midjourney
История возвращения из небытия текстов Сигизмунда Кржижановского вполне может составить драматический сюжет любой книги или кинофильма.
В далекие 70-е годы прошлого века молодой поэт Вадим Перельмутер (1943) случайно наткнулся в записной книжке поэта Георгия Шенгели (1894–1956) на помещенное в рамку сообщение: «Сегодня, 28 декабря 1950 года, умер Сигизмунд Доминикович Кржижановский, писатель-фантаст, «прозеванный гений», равный по дарованию Эдгару По и Александру Грину. Ни одна его строка не была напечатана при жизни».
Словосочетание «прозеванный гений» неслучайно взято автором некролога в кавычки, ибо он повторил определение, что впервые возникло в стихотворении Игоря Северянина «На закате» (1928), в котором поэт именно этим «утешительным призом» обозначил талант писателя Николая Лескова.
Конечно, Шенгели немного преувеличил в отношении полного отсутствия прижизненных публикаций Кржижановского, так как кое-что написанное автором периодически издавалось, а именно: 6 новелл, несколько очерков и полтора десятка статей.
Все эти тексты развеялись временем по забытым журналам и, по сути, не давали никакого представления о творчестве писателя. Но с момента прочтения Перельмутером траурного уведомления Шенгели началась история возвращения наследия Кржижановского в литературный контекст XX века, а его книги стали доступны читателям.
Вадим Перельмутер отыскал архив писателя, подготовил издание всех его книг, начиная с первой, увидевшей свет в 1989 году, и заканчивая основательным 6-томным собранием сочинений (2001–2013).
Появились первые читатели, первые восторги, первые переводы на другие языки.
К Сигизмунду Кржижановскому, по его меткому выражению, нагрянула «посмертная слава: громыхающая «телега жизни», едущая дальше порожняком» («Записные тетради»).
Было налицо какое-то изощренное жонглирование мыслями, фигурное катание на коньках парадоксов, взрывание вековых пластов устоявшихся истин и широкий взгляд на раскрывающиеся при этом дали и вершины. Кржижановский сел за стол, раскрыл папку, отхлебнул глоток чаю и приступил к чтению своих рассказов
Абрам Арго «Альбатрос»
Сигизмунд Доминикович Кржижановский (1887–1950) прожил 63 года, из них в Киеве он жил 35 лет (1887–1922), а в Москве — вторую половину жизни: с 1922 года и до самой смерти в 1950 году. Именно об этих (конечно, весьма условных) двух периодах жизни и творчества писателя пойдет речь.
КИЕВСКИЙ ПЕРИОД
Герой сегодняшнего повествования родился в Киеве 11 февраля 1887 года в польской католической семье бухгалтера сахаро-рафинадного завода Доминика Александровича и домохозяйки Фабианы Станиславовны Кржижановских. Его отец, отставной офицер, купил домик в районе Демиевка (в то время на окраине города), где прошел весь киевский период жизни будущего писателя.
Учился Сигизмунд Кржижановский в 4-й Киевской гимназии, а после ее окончания поступил на юридический факультет Киевского университета. В студенческие годы, в 1911 и 1912 гг., как упоминал в своей биографии сам писатель, «…совершил две летние образовательные поездки за границу (Швейцария, Италия, Франция, Германия)».
Результатом путешествия по Европе стали путевые очерки, а один из них, об Италии, даже был опубликован в 1913 году в газете «Киевская мысль». Параллельно с учебой на юриста Кржижановский изучает классическую филологию и посещает лекции по философии.
Первыми произведениями становятся стихи, которые Сигизмунд пишет с отроческих лет. Некоторые из стихотворений публикуются в молодежном журнале «Рыцарь».
С 1913 года Кржижановский работает помощником присяжного поверенного в суде. И нет сомнений, что он смог бы сделать карьеру на стезе юриспруденции, но судьба уготовила ему иное. В 1918 году писатель бросает юридическую должность и начинает преподавать в Киевской консерватории, театральном институте имени Н. Лысенко, где читает лекции по истории литературы, психологии творчества, теории музыки и театрального мастерства. Но вскоре исторические события вносят в его жизнь коррективы — он вынужден служить в армии, но и здесь на помощь приходит любовь к чтению книг.
Из воспоминаний Александра Володина мы можем узнать о начале литературного пути Сигизмунда Кржижановского:
«В 1918 году он, советский солдат, стоял на часах и невозмутимо читал Вергилия, на чем его и поймал комиссар Красной армии С. Д. Мстиславский. Позднее Мстиславский пригласит его на работу в редакцию Большой советской энциклопедии, для которой он сперва будет писать статьи, а затем станет контрольным редактором отдела литературы, искусства и языков».
К этому моменту жизни относится решение Кржижановского стать писателем. Следует отметить, что к настоящей прозе Кржижановский подбирается долго, но в тридцатилетнем возрасте делает сознательный выбор, и вот — первый литературный дебют происходит: в 1919 году рассказ «Якоби и «Якобы»» выходит в свет в журнале «Зори» под псевдонимом Frater Tertius (Третий брат).
Это переломный момент творческого пути Кржижановского, он находит свой стиль, манеру письма, авторский голос. Это начало писательской карьеры в буквальном смысле этого слова. Исследователь литературы Евгения Воробьева очень точно и тонко понимает этот момент в жизни Кржижановского:
«Именно тогда Кржижановский почувствовал себя оригинальным художником, увидел, что обрел свою собственную манеру, тему и жанр. А отсюда — и уверился в том, что писательство может стать основным делом его жизни. И надо сказать, что в этом пункте факты согласуются с данными авторского самоощущения, хотя в именовании периодов коренным образом расходятся».
В 1920 году на литературном вечере, посвященном творчеству Александра Блока, Кржижановский знакомится с актрисой театра Анной Бовшек, и последующие тридцать лет его жизни они будут вместе, а этой женщине суждено сыграть в сохранении творческого наследия писателя главную роль. Встретив музу, Сигизмунд Кржижановский много пишет.
Вспоминая об этом периоде жизни писателя, Анна Бовшек в книге «Глазами друга» напишет:
«Последние годы его жизни в Киеве были началом литературной жизни. Именно в эти дни в Киеве рождались и созревали его маленькие философские новеллы, которые три года спустя он объединит в сборник «Сказки для вундеркиндов»».
В 1922 году Кржижановский подготовил книгу к изданию, но судьба распорядилась иначе: «Сказки для вундеркиндов» вышли отдельным изданием только в 1991 году!
В 1922 году, следуя за Анной Бовшек, Кржижановский переезжает в Москву. Начинается новая, важная, но и последняя страница его жизни.
МОСКОВСКИЙ ПЕРИОД
По приезде в Москву Кржижановский селится на Арбате в квартире №5, дома 44, в крохотной «комнатке-квадратуре», скромный быт которой будет неоднократно показан в текстах с различных ракурсов.
В книге «Клуб убийц букв» писатель так описывает эту обстановку: «Кроме стола, служившего кладбищем вымыслов, в комнате моей находились кровать, стул и книжная полка — в четыре длинных, вдоль всей стены доски, выгнувшихся под грузом букв».
20-е и 30-е годы XX века — самые плодотворные в творчестве Кржижановского, ибо в этот период были созданы все главные произведения, составившие основной корпус его творческого наследия.
Несмотря на то что при жизни автора подготовленные им к печати книги так и не увидели свет, архив его текстов находился в идеальном состоянии. Аккуратист в жизни, Кржижановский не доставил никаких хлопот Вадиму Перельмутеру при подготовке своих произведений к публикации. Так, в Собрании сочинений 2001–2013 годов книги публикуются в авторском варианте и в той последовательности, которую обозначил сам писатель.
Всего Кржижановский оставил читателям шесть книг новелл: «Сказки для вундеркиндов», «Чужая тема», «Чем люди мертвы», «Неукушенный локоть», «Мал мала меньше», «Сборник рассказов 1920–1940-х гг.». Повести «Клуб убийц букв» (1926) и «Возвращение Мюнхгаузена» (1927–1928) Кржижановский планировал выпустить отдельным изданием, и они входят в тома его прозы между сборниками рассказов согласно дате их написания.
Московский период жизни писателя был отмечен бурной деятельностью. В 1923 году он работал преподавателем в Камерном театре, где удалось поставить его пьесу по мотивам романа Честертона «Человек, который был Четвергом».
Широкая литературная и философская эрудированность писателя стала причиной того, что в 1925 году его пригласили стать контрольным редактором в «Большой советской энциклопедии», в отдел литературы, искусства и языков.
В это же время Кржижановский создает много текстов по теории литературы и театра. Пишет статьи о творчестве Шекспира, Эдгара По, Бернарда Шоу и входит в число ведущих специалистов, изучающих их творчество.
Параллельно Кржижановского приглашают приобщиться к новому виду искусства того времени — кинематографу. В 1930 году он становится одним из сценаристов фильма «Праздник святого Йоргена», но его имя в титрах забыли указать.
В 1931 году Кржижановскому удается издать книгу «Поэтика заглавий», и кажется, что судьба ему улыбнулась. Друзья писателя пытаются использовать публикацию как шанс для продвижения в печать его прозы. Они обращаются к литературному инквизитору того времени — Максиму Горькому.
В 1932 году ему передают несколько текстов Кржижановского, и отзыв великого пролетарского писателя стал смертным приговором для возможной публикации книг писателя. Текст письма Горького от 17 августа 1932 года весьма мутноват, но вердикт однозначен — «празднословие» и «праздномыслие» литературы Кржижановского никому не будет интересно: «Я думаю, что сочинения гражданина Кржижановского едва ли найдут издателя. А если и найдут такового, то, конечно, вывихнут некоторые молодые мозги, а сие последнее — нужно ли?»
Авторитет Горького при коммунистическом режиме столь абсолютен, что даже в конце 80-х годов прошлого века в одной из редакций Вадиму Перельмутеру, мечтающему издать книгу Кржижановского, напомнили, что автора, которого раскритиковал сам Горький, опубликовать невозможно.
К счастью, режим рухнул, и тексты писателя заново родились, как вчера написанные. А тогда Кржижановский был готов к такому повороту событий и особо не обиделся, так как Горький для него литературным авторитетом не был и он довольно скептически относился к творчеству советского идола.
С тех пор Кржижановский «пишет в стол» и его начинает одолевать беспокойство, что случись что-нибудь с его бумагами — восстановить их будет невозможно, ибо большинство из неизданных текстов существовали в единственном экземпляре, а чтобы застраховаться и сделать машинописные копии — денег не было.
Однажды в «Записных тетрадях» автор напишет: «Сон: как хоронят мои рукописи в мусорном ведре», а в письме к Анне Бовшек с горечью констатирует: «Я не знаю, где наша литература, может, на книжных витринах, а может, в ящиках для рваной бумаги».
К счастью для автора и для читателей, почти все написанное Сигизмундом Кржижановским сохранилось и обрело вторую жизнь. Имя писателя отныне литературоведы ставят в один ряд с гениями предыдущих эпох: Т. А. Гофманом, Э. По, Ф. Кафкой и Х. Л. Борхесом. И это не запоздалая лесть, а искренняя и точная констатация места, которое в пространстве литературы XX века занимает творческое наследие киевлянина Сигизмунда Доминиковича Кржижановского.
Место захоронения писателя неизвестно, но его имени и творчеству, несомненно, суждено бессмертие. И пусть в завершение автор говорит сам, а мы, пусть с опозданием, но услышим его и поймем.
ГОЛОС АВТОРА: «ЗАПИСНЫЕ ТЕТРАДИ» И «АФОРИЗМЫ»
«Из всех идей наибольшую пользу индивидуумам принесла идея пользоваться чужими идеями».
«Быть писателем: расписаться в книге посещений мира».
«Люди каждый день на работу. А мысли не каждый день».
«Область мышления — это такое поле, вспахать на котором хотя бы малую площадь нельзя без знания контуров всего поля».
«Гений: снежный ком, умеющий превратиться в лавину».
«Умная голова на глупых плечах».
«Жизнь писателя: написал — списал — дописал — расписался и…исписался».
«Я стал элементарен от сложности».
«Автор — мышь, думающая, что это она и только она «вытащила репку».
«Мыслитель — не тот, кто верно мыслит, а тот, кто верен мыслям».
«История писателя: сначала он читает, затем его читают, потом читают над ним».
«Жить — это значит втыкать палки в колеса катафалка, на котором меня везут».
«Распни его — и никаких гвоздей».
«Родина — что родинка: обе от природы, и обе ни к чему».
«Говорят, Шекспира не было, а сколько пьес человек написал. Будь он, театрам бы и не провернуть».
«Уха из рыбы чеп — чепуха».
«И. был талантливее гениального Л.».
«Ум среднего роста».
«Мысли прогуливаются вокруг головы».
«Как писатель — с кем я. С большинством или с меньшинством? Если считать по числу голов, я в меньшинстве, но если брать по числу мыслей, разве я не в большинстве?»
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
