«У России нет законных целей в этой войне», — Хелен Фроу, профессор практической философии Стокгольмского университета

Источник: flickr.com
Хелен Фроу — профессор практической философии Стокгольмского университета.
Как философ, я полагаю, что нам действительно не нужен теоретик справедливой войны, чтобы пролить свет на вторжение России в Украину. Кампания Владимира Путина уже привела к гибели или ранению тысяч и перемещению миллионов людей.
Существуют различные догадки о мотивах войны. Например, версия о том, что Путин прочитал несколько сомнительных книг по истории, в то время как у него развилась психическая нестабильность, вызванная блокировкой, или гипотеза о давнем желании вернуть России славу СССР — повестка дня, которая теперь реализуется через фарс спасения людей от геноцида в стране, где геноцида не происходит.
Неудивительно, что ни эти объяснения в отдельности, ни даже их сочетание, нельзя рассматривать как справедливый повод для начала войны.
Тем не менее это вторжение проливает свет на один из центральных споров в контексте философской проблематики, касающейся этики войны. Согласно тому, что мы могли бы назвать традиционным взглядом на этику войны, тот факт, что война не оправдана, не имеет ничего общего с тем, справедливо ли она ведется.
С этой точки зрения тот факт, что война Путина не оправдана, не является препятствием для ее справедливого ведения. Вот почему, сталкиваясь с неоправданной войной, комментаторы обычно спорят о том, являются ли ее конкретные наступления пропорциональными, достаточно дискриминационными, или удовлетворяют ли они критериям необходимости.
Но такие войны превращают эти критерии в нонсенс. Нет такого количества жертв, которое пропорционально реализации оккупации Украины как главной цели Путина.
Соразмерность требует, чтобы благая цель, которую человек разумно надеется достичь, перевешивала морально значимый вред, который он ожидает причинить.
Тот факт, что наступление будет способствовать неправомерным целям оккупации Украины и свержения ее демократического правительства, является еще одним моральным злом, неспособным оправдать какой-либо вред, причиненный российскими войсками. То же самое и с необходимостью.
Тот факт, что вред неизбежен, если кто-то хочет достичь какой-то благой с моральной точки зрения цели, может помочь оправдать причинение этого вреда. Но тот факт, что вред неизбежен, если человек хочет достичь недозволенной цели, не имеет никакой оправдательной силы.
Добавление приставки «военный», подразумевающее какую-то особую категорию военной необходимости, не дает нам возможности задать разумные моральные вопросы о том, действительно ли, например, осада Киева оправдана как необходимость.
Такие вопросы могут иметь смысл в дискуссиях о стратегии или целесообразности — как лучше всего заставить людей подчиниться? — но рассматривать их как правдоподобную часть дискуссий об этике войны в корне ошибочно.
Это придает правдоподобность идее о том, что некоторые российские наступления — необходимые составляющие агрессии — могут быть морально допустимыми, и если это так, то комбатанты, осуществляющие эти наступления, не делают ничего плохого. Подобные вызывающие головокружение моральные рассуждения явно ошибочны.
Мы уже видим, как всегда, резкое разграничение между жертвами среди мирного населения и потерями военных в Украине, как будто с моральной точки зрения имеет значение, какие конкретно невинные люди погибают из-за преследования путинских экспансионистских целей.
Я думаю, что мы должны сопротивляться этому различию в целом: убивать комбатантов, преследуя неоправданные цели, как правило, не лучше с моральной точки зрения, чем убивать гражданских лиц.
Действительно, поскольку убийство военнослужащих повышает вероятность успеха неоправданной войны, есть по крайней мере один важный аспект, в котором оно с точки зрения морали хуже, чем убийство гражданских лиц. Убийство комбатантов не просто неправильно само по себе; это также средство совершения дальнейших серьезных ошибок.
Тот факт, что оборона Украины, похоже, будет осуществляться в значительной степени призывниками и гражданскими лицами, добровольно взявшимися за оружие, делает пагубный характер этого различия еще более очевидным. Конечно, мы хотим осудить убийство мирных жителей.
Но, делая это, подчеркиваем, что жертвами являются гражданские лица, что придает видимость легитимности убийствам комбатантов — мол они, по крайней мере, являются законными целями. Мы должны быть однозначны: у России нет законных целей в этой войне.
Существующие вооруженные силы Украины состоят из украинцев, которые либо были призваны на военную службу, либо решили поступить на военную службу в первую очередь из-за угрозы, с которой сталкивается их страна со стороны России.
Никто из этих людей не лишается своих обычных прав на защиту от вреда, пытаясь защитить себя и своих сограждан от необоснованных нападок России. Их смерть считается не меньшей трагедией, чем смерть безоружных гражданских лиц.
Вышеизложенное, конечно, не означает, что неоправданные войны не могут быть лучше или хуже с точки зрения морали. Неоправданная война, причиняющая больше вреда, хуже войны, причиняющей меньше вреда. Но речь здесь не о степени ущерба. Любой вред, нанесенный вооруженными силами России, недопустим.
Те из нас, кто занимается этикой войны, ничего не могут сделать для сдерживания российской агрессии. Но мы можем, по крайней мере, отказаться от мысли, что могут быть допустимые способы продолжения этой агрессии.
Это означает, среди прочего, сопротивление привычке возвращаться к контрольному списку in bello, когда новостные агентства просят нас прокомментировать войну. Вторжение в Украину — это жестокий урок, объясняющий, почему мы должны отвергать идею о том, что ведение войны морально не зависит от справедливости самой войны.
Он учит нас сопротивляться идее о том, что существуют особые моральные принципы, управляющие войной. Ведь общие моральные принципы, знакомые нам из повседневной жизни, гласят о том, что недопустимо применять силу при попытке получить нечто, на что вы изначально не имеете права.
Ничего не меняется, когда эта сила используется государствами или другими политическими коллективами: у российского режима нет особых разрешений на насилие, в которых отказано отдельным лицам.
Путинская война носит свою несправедливость на рукаве; она осуждается самыми привычными для нас, фундаментальными убеждениями о правах людей. И вам не требуется теоретик справедливой войны, чтобы убедиться в этом.
Helen Frowe. Ukraine and the Ethics of War. Daily Nous, 12.03.2022
Перевод: Олесь Манюк (кандидат философских наук, консультант по опережающим исследованиям Jansen Capital Management)
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.