Иван Марчук. Диалог, 1990 / Арт-оформление: huxley.media via Photoshop
С 9 по 18 февраля 2024 года в Вене прошла крупная выставка Ивана Марчука «Голос моей души», на которой было представлено более 300 полотен.
Хотя работы мастера разных периодов разнятся и представляют некую эволюцию идейных поисков и стилистических разработок, я хотел бы остановиться на концепте, который для меня является центральным в творчестве Марчука. Это концепт ткани образа.
Недаром его технику определяют как плентанизм (от западноукраинского диалектизма «пльонтати» — переплетать). Впрочем, в моем тексте речь пойдет не о технике рисования, а о концепте, который призван открыть структуру образа, его возникновение, развитие и завершение.
Размышляя о творчестве Марчука, прогуливаясь между многочисленными дивными полотнами мастера в открытом пространстве галереи, что расположена в здании Aula der Wissenschaftler, в центре Вены, я вспомнил о концепте «складки» Жиля Делеза, где речь шла о модели сложного «завернутого» мира, о монадах Лейбница и топологии смысла; в сознании также всплыли мысли о соотношении искусства и образа Генриха Ромбаха:
«Искусство имеет высокую ценность, потому что оно — образ. Если что-то дано в виде образа или превращено в образ, то целое или абсолют становится присутствующим в очень конкретном событии, в очень конкретном месте, в очень простой и случайной форме».
Итак, созерцая картины Марчука, будучи вдохновленным упомянутыми идеями Делеза и Ромбаха, я задался следующими вопросами: «как понимает образ сам Марчук?» и «как осуществляет он это воплощение абсолютного в конкретное?»
Чтобы ответить на эти вопросы, я предлагаю начать с самого начала. Ясно, что мы будем говорить о начале так, как его понимает сам Марчук, стало быть, прежде всего мы будем говорить о нити. Затем, следуя за нитью, мы разберемся с тем, как образовывается ткать, и, наконец, увидим, как из ткани плетется образ.
НИТЬ
Нить ткут из волокон. Волокно, в свою очередь, — это также тонкая нить. Нити волокна скручены вдоль, и поэтому нить остается одномерной. Между спряженными волокнами неизбежно остается пространство, ведь волокна остаются тонкими нитями и не сливаются в единую нить. Так сохраняется некоторое множество.
Нить как линия имеет длину, но ее ширина еще не проявлена. Пока что нить длится лишь продольно. Нить, оставаясь нитью, не встречается с собой. Нить даже может изгибаться, при этом оставаясь нитью, не становясь тканью. Нить сама по себе непрерывна. Это значит, что нить может заполнить пространство так, что любую петлю, которая образовалась через складку, можно растягивать бесконечно. Нить остается нитью до тех пор, пока она не пересекает саму себя так, что становится сама для себя препятствием.
Нить как нить, в максимальном масштабе, может стать многомерным нагромождением петель, но в тот момент, когда нить пересекается сама с собой, становясь для себя препятствием, тогда возникает ткань.
Первым структурным элементом ткани становится переплет, нить, которая вернулась к себе и обошла себя. Переплет возможен лишь через этот обход, когда нить, встретившись с собой, обходя себя, обретает этим себя не только как продолжающую себя, но и как ширящуюся. Переплет — это встреча и обход.
ТКАНЬ
Ткать — это поверхность. Структура ткани — это пересечение и пустые отверстия между переплетом. Каким бы плотным ни был переплет, пустота как момент переплета неизбежна. Если же отверстие устранить, то получится континуум, некоторая непрерывная среда.
Если рассмотреть простейшую форму ткани, то она представляет собой перпендикулярно пересекающиеся нити. На ткацком станке продольные нити — основа — пересекаются под прямым углом с утком, поперечными нитями. Ткань сама по себе есть нечто плотное, сжатое и стесненное.
Ткань направлена на то, чтобы скрыть пустые отверстия и таким образом проявить свойство самих нитей, их плотность. Другое дело — трикотаж. Трикотаж открывает и использует отверстия, превращая полотно в нечто гибкое и мягкое, растяжимое и податливое.
Основа ткани — это пересечение, основа трикотажа — петля. Трикотаж демонстрирует нам, как нить ограничивает пространство, но не стремится его подавить, сжать, а наоборот, открывает и обыгрывает его. В трикотаже нить уступает место пространству.
Само переплетение — это постоянное удаление и возвращение нити, поэтому ткань остается целым, но и наполненным пустотой. Можно сказать, что в ткани, или из самого переплета, и возникает некоторое пространство. То есть нить, которая пересекает сама себя, при этом не растворяясь в себе, ткет пространство. Пустое пространство между нитями — это точки как нечто отрицательное. Эти точки — это не то «что», а нечто «откуда». Точки между нитями — это лишь неизбежный и неустранимый остаток.
Одним из самых важных свойств как тканого, так и трикотажного полотна есть ритм. Ведь сам переплет состоит из некоторых волн, где есть спад и подъем. В ткань можно вплести узор, а трикотаж может формировать этот узор из формы плетения путем образования разных видов петель. Ткань и трикотаж — это уже формы ритма, а значит, они проявляют повторение и различие. В ткани первично повторение переплетения, а в трикотаже первично различие (в некоторых случаях они совпадают). Ритм — это обновляющееся повторение.
ОБРАЗ
Выделяя что-либо в нашем восприятии, мы должны помнить, что это результат синтеза точек и что сами переплетенные нити от нас скрыты. Мы как бы находимся в плотности переплетений, но собираем нашу реальность лишь через пустые отверстия между переплетами. Вероятно, наше сознание устроено так, что, схватывая, мы уже этим актом прерываем непрерывный поток происходящего.
Это схватывание не есть разрыв ткани реальности, а лишь удержание сквозных точек переплета. Поэтому все, что мы можем, — это превратить эти пустоты в волокна, скрутить их в нити и ткать образ. Может быть, мы сами являемся некоторым узором на изначальной ткани бытия?
Образ должен появиться из ткани. Мы должны помнить, что образ — это творческая пустота. Суть образа легко понять, если прикоснуться к собственному отражению на тихой воде. Мы прикоснемся в одном месте водной поверхности, но изменится при этом весь наш отраженный образ. Да, образ — это нечто взаимосвязанное в себе. Может быть, образ и есть чистая взаимосвязь, нечто, что изначально несводимо к другому?
ОБРАЗ «ДИАЛОГА»
Давайте рассмотрим, как мастер воплощает образ, как он осуществляет его как что-то конкретное, на примере картины «Диалог» (1990 год). Наблюдая это полотно, мы сразу погружаемся в мир переплетений. Перед нами многомерное переплетение нитей разной формы, длины и цвета.
В верхней части полотна разнообразные оттенки желтого, зеленого и голубого образуют сочетания стабильного контраста, который становится более интенсивным к середине полотна, насыщаясь уточненными желтыми и красными нитями. Само переплетение образовывает в этой плотности глубину.
Некоторые нити кажутся размотанными, раскрывая свою множественную волокнистость, которая сама является развернутой поверхностью. Другие же кажутся натянутыми, словно сухожилия, что крепят мышцы к суставам, отчего создается впечатление напряженной динамики.
Можно выделить и другой тип нитей, которые, будучи распряженными, словно парят, продуваемые невидимым, свободным ветром, что пронизывает все полотно. Отсюда возникает чувство, будто вязкие переплеты являются живой тканью, которая то сокращается, то расширяется.
Оживающая масса, двигаясь, кажется, насыщается влагой и местами становится липкой. Текстильная ткань превращается в живую ткань (греч. ιστός). Переплетение разных по форме и по цвету, напряженно изгибающихся нитей, образует некоторые поверхности, формы, которые можно отличить по неспешно возникающими теням.
Продолжая следить за густой динамикой переплетений, можно наконец встретить ранее распознанные, проступающие очертания лиц. Мы можем заметить свет из затемненных глаз, желтый остроконечный нос, ряд зубов… Из переплетения выступили образы. Эти образы глубоко связаны между собой, они переплетены в изначальной субстанции их существования.
Само их различие — мнимое различие. Марчук не скрывает условности различия отдельных лиц. Кажется, что они получают свои различия лишь тогда, когда стихия ткани расширяется, когда же происходит сжатие, то кажется, что все должно вернуться в состояние внутреннего тождества.
Различие и своеобразие, стало быть, возникает и исчезает синхронно с дыханием мира. В подлинном диалоге и проступает это изначальное единство переплета мира. Поэтому диалог — это творческое возвращение.
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.