Борис Бурда
Журналист, писатель, бард. Обладатель «Бриллиантовой совы» интеллектуальной игры «Что? Где? Когда?»
Liberal ArtsNomina
7 мин. на чтение

КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Александр Вертинский из Киева – артист, композитор, поэт и певец – кумир начала XX века (Часть II)

КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Александр Вертинский из Киева – артист, композитор, поэт и певец – кумир начала XX века (Часть II)
Поделиться материалом

Читать Часть I

Довольно быстро Вертинский понял, что с новой властью каши не сваришь – она сама кого угодно сварит. За его яркую и трогательную песню «То, что я должен сказать», посвященную московским юнкерам, погибшим при безуспешной попытке защитить от большевиков Кремль, его вызвали объясняться в ЧК.

Когда Вертинский сказал чекистам: «Это же просто песня, и потом, вы же не можете запретить мне их жалеть!», они ответили: «Надо будет, и дышать запретим!» (посмотрите ее текст, если интересно), Вертинский сразу им поверил – эти запретят! И при первой же возможности отправился с гастролями на юг Российской империи, пока что большевиками не захваченный.

Он выступал в родном Киеве, Харькове, Екатеринославе, Ростове и Одессе, последним среди этих городов был Севастополь, а после него – эмиграция. Почему он эмигрировал? В своих воспоминаниях, вышедших уже после возвращения в СССР, он писал:

Что толкнуло меня на это?
Я ненавидел Советскую власть? О нет! Советская власть мне ничего дурного не сделала.
Я был приверженцем какого-либо другого строя? Тоже нет. Очевидно, это была страсть к приключениям, путешествиям. Юношеская беспечность.

Верите? Разумеется, я тоже не верю ни на грош, но что он мог тогда писать? Когда Паустовский в своей «Повести о жизни» писал о песне «То, что я должен сказать», что она посвящена киевским юнкерам, погибшим в бою с опасной бандой, я все понимаю, но осуждать Паустовского не спешу – даже только за слова «опасная банда» ему могли доставить кучу неприятностей, и я даже не знаю, обошлось ли: вполне возможно, что и доставили.

А как вы сами оцениваете шансы Вертинского остаться в живых в захваченном большевиками Крыму? Думаю, что наши оценки близки, а Вертинский был не глупее нас с вами.

Его эмиграция началась со Стамбула, в котором тогда жило очень много русскоязычных, охотно посещающих его концерты. Но он хотел иметь возможность путешествовать по всему миру, и купил в Стамбуле греческий паспорт на имя Александра Вертидиса. Тот, кто продал ему паспорт, заверил его, что с этим паспортом он может ездить куда угодно, кроме Греции, туда не стоит – его сразу отберут! Он счел эту рекомендацию вполне разумной и отправился на гастроли в Румынию.

В Румынии тоже жила масса русскоязычных, особенно в Бессарабии, и Вертинский выступал там много и успешно. Было трудно и не очень денежно, но Вертинский позже заметил, что именно эмиграция превратила его из капризного артиста в трудягу, который зарабатывает себе на хлеб и кров. Но случилась беда: какая-то кишиневская актриса предложила Вертинскому выступить в ее бенефисе, а тот ей отказал. Он даже не знал, что отказывает любовнице румынского генерала Поповича, бывшего в тогдашнем руководстве королевской Румынии средней величины шишкой на ровном месте.

Неприятности не заставили себя ждать: Вертинским заинтересовалась сигуранца. Ему пытались приписать шпионаж в пользу СССР – «Что, нет улик? Так эти шпионы всегда их скрывают!». У него даже нашли песню, которая, по их авторитетному мнению, разжигала антирумынские настроения – «В степи молдаванской», гляньте сами текст, где в ней что-то антирумынское? Вообще-то, датой написания этой песни считается 1925 год, то есть время более позднее, чем эти события, но ведь могли быть и ранние варианты… В итоге его выслали из Бессарабии в Бухарест – пусть разжигает в столице!

Раздраженный Вертинский высказался по этому поводу так: «Если румыну что-нибудь понравилось у вас: ваш галстук, или ваши часы, или ваша дама,отдайте ему! Иначе он будет вам до тех пор делать гадости, пока не получит желаемого». Зря он так о целом народе – румыны такие же люди, как все. Но вот в том, что среди румын, находящихся в те времена у власти, таких людей было много, сомнений, к сожалению, не остается. Если бы Остап Бендер на самом деле существовал, он бы тоже с этим согласился – помните, чем заканчивается «Золотой теленок»?

Вертинский покидает Румынию и отправляется в Польшу, где им восторгается не только эмигрантская публика, но и советский посол Павел Войков (угу, тот самый, потом убитый белогвардейцем, именно в его честь долгое время называлась одна из станций московского метро).  После разговора с ним, Вертинский подал в советское консульство в Варшаве просьбу о разрешении вернуться на родину, под которой Войков поставил весьма положительную резолюцию. Но в Москве решили иначе – ему отказали.

Тут же в Варшаве он впервые женился. Его избранницей стала Рахиль Потоцкая, польская еврейка из довольно богатой семьи. В браке она стала Иреной Вертидис, сменив домашнее имя Раля на имя героини песни мужа – вот этой. Семейная жизнь с Вертинским оказалась не очень простой – его таланта и обаяния явно хватало на множество женщин, не только на жену. Он пытался, как мог, сглаживать последствия своего темперамента, даже посвятил проблемам своих семейных отношений очаровательную песню – вот она, прочтите ее непременно. Вроде старая идея – прости меня, потому что ничего не могу с собой поделать, я такой – а как изложена!

Польшу Вертинскому пришлось покинуть – перед визитом румынского короля ему доходчиво объяснили, что для румын он персона нон грата. На время он с супругой перебрался в Германию, где подал вторую просьбу о возвращении в СССР на имя наркома Луначарского. Но и в этой просьбе было отказано – очевидно, время не пришло. Зато пришло время перебираться в Париж, а в этом городе все творческие люди расцветают, и Вертинский, разумеется, не составил исключения.

В Париже Вертинский не только выступает, но и заводит замечательные знакомства – общается с великими балеринами Тамарой Карсавиной и Анной Павловой, возобновляет дружбу с Иваном Мозжухиным, с которым позже не раз выступает вместе. В его круг знакомств попадают не только российские звезды, но и зарубежные – сама великая Грета Гарбо, сам неповторимый Чарли Чаплин, а что до самой блестящей Марлен Дитрих, их знакомство еще будет иметь продолжение, о котором я расскажу чуть позже. Познакомился он и с Федором Шаляпиным, который называл его «великим сказителем земли русской» (есть ли тут ехидный намек, согласно которому, с точки зрения Шаляпина, Вертинский кто угодно, но не певец? Поди разбери).

 

Вступая в клуб друзей Huxleў, Вы поддерживаете философию, науку и искусство

 

Он познакомился в Париже даже с королевскими особами – причем не только представителями несколько уцененных в связи с потерей престола Романовых, великими князьями Борисом Владимировичем и Дмитрием Павловичем, но и с реально восседающими на престоле королями. Ценителем его творчества, например, оказался Густав V Шведский. А однажды, к нему обратился незнакомый светловолосый англичанин – попросил спеть его любимую песню, которую тот слышал на его пластинке, названия ее он не помнит, но может напеть. Он узнал свою песню «Танго» и исполнил ее, за что удостоился искренних благодарностей. А когда он попытался узнать, кто же это такой, ему удивленно ответили: «Как это вы не знаете – это же принц Уэльский!». Судя по времени события, это Эдуард VIII – тот самый, который царствовал меньше года и отрекся от престола, чтобы жениться на дважды разведенной американке. Я на всякий случай проверил – факты сходятся, он действительно блондин…

Выступать в Париже ему приходилось в основном в ресторанах, что не особенно легко и приятно – ощущения поющих для жующих уже не раз описывались. Вертинский боролся с этим, как мог, хотя и говорил, что это хорошая школа для артиста. Однажды он поспорил на ящик шампанского, что когда он запоет, в зале перестанут жевать – и выиграл! Но ему, разумеется, хотелось чего-то иного, и он на лайнере «Лафайет» отправился в Америку – в поисках новой публики и новых горизонтов.

С самого начала его жизни в Новом свете с ним произошло то, чего многие ждут всю жизнь и часто не дожидаются вообще – ему предложили роль в Голливуде.  Но возникло весьма необычное препятствие. Вертинский, хорошо говорящий по-немецки и владевший французским, как родным, английского языка на дух не переносил и категорически отказался осквернять свой рот столь ужасными звуками. Рекомендовавшая его Марлен Дитрих дала ему добрый совет – «преодолеть отвращение любого нормального человека и взять себя в руки». Он был бы и рад, но просто не смог – это оказалось выше его сил. А вот от приглашения Марлен приехать в Голливуд и пожить некоторое время на ее роскошной вилле в Беверли Хиллс, он не отказался. Впечатления от этого визита отразились в его прославленной песне «Марлен» – непременно прочтите ее, получите удовольствие, вот, кстати, и текст. Просто шутка или жизненные впечатления? Какая, собственно говоря, разница? С Вертинского станется…

Из Сан-Франциско он отправился в довольно необычном направлении – отплыл в Китай, в котором и застрял на все время, которое ему еще оставалось провести в эмиграции. Европа в тисках Великой депрессии его мало привлекала, с Америкой у него как-то не задалось, а в Китае в те времена проживало множество русскоязычных эмигрантов. Дав несколько концертов в Харбине, он перебрался в Шанхай, где и осел на некоторое время.

Время было неудачное – японцы оккупировали значительную часть Китая, в том числе и Шанхай, а жизнь на оккупированной территории всегда не сахар. Медикаментами свою колонию японцы, например, не снабжали и достать обыкновенную таблетку аспирина стало почти невозможным. Концерты особых доходов не приносили, началась настоящая нужда. Дело доходило до того, что перед концертом приходилось выкупать фрак из ломбарда, а после концерта – снова его закладывать.

Харбинская газета русских фашистов (да-да, были такие, именно так официально назывались) травила его, как могла, писала, что «надо оградить от яда вертинщины нашу фашистскую молодёжь». Впрочем, и в самой Германии, как только Бразилия вступила в войну против нее, стали клеймить Вертинского за песню «Бразильский крейсер». Посмотрите, если хотите,  ее текст – а потом можете вместе со мной покрутить пальцем у виска.

А между тем, позиция СССР по вопросу его возвращения, раньше резко отрицательная, явно начала меняться. В 1937 году Вертинского пригласили в советское посольство в Пекине и вручили ему официальное приглашение вернуться от ВЦИК – в нем подчеркивалось, что это инициатива комсомола (интересно, где эти комсомольцы Вертинского слушали…). Давно согласный с этим Вертинский, даже начал готовить свой отъезд – публиковался в шанхайской советской газете «Новая жизнь», готовил воспоминания о своей жизни за рубежом – разумеется, без чего-то, что могло бы оказаться неприемлемым в СССР.

КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Александр Вертинский из Киева – артист, композитор, поэт и певец – кумир начала XX века (Часть II)
“Я вас обожаю, моя маленькая грузинка!”. С Лидией Циргвава, своей будущей женой

Чтобы рассчитаться с немалыми долгами перед отъездом, Вертинский даже стал соучредителем нового бизнеса – кабаре «Гардения». Лучше бы он занимался тем, в чем понимал! С обычной для актера щедростью он угощал в этом казино бесплатно и тех, кого надо, и тех, кого точно не надо, и тех, которые сто лет снились… Набирал он персонал на работу примерно так же – приглашенные им жулики обворовывали его, как хотели, а потом грозили ему же судом. А дело о его возвращении застыло без движения – началась Вторая мировая война, и советским дипломатам стало не до Вертинского.

Бурно протекала у него и личная жизнь. В 1941 году он наконец развелся со своей первой супругой, и уже через год вступил в новый брак. Его избранницей стала Лидия Циргвава, дочь служащего КВЖД, по национальности грузина, что интересно – советского гражданина. Отец невесты к тому времени уже скончался, а ее мать была совершенно не в восторге от жениха дочери, который был старше ее на девять лет (а невесты – вообще на 34 года!), и препятствовала свадьбе, как могла, но, как говорится, любовь победила.

26 апреля 1942 года они обвенчались в шанхайском кафедральном соборе. Эмигрантское сообщество пророчило молодой (хотя бы частично) паре скорый развод. Насколько нелепо оно ошиблось, мы увидим позже.

Обращаться с просьбами о возвращении Вертинский не прекращает и в войну. Ходили разговоры о том, что он мечтает о щедрых советских гонорарах, но это явная нелепость – не только потому, что знаем мы эти гонорары, но и потому, что он не прекращал просить о возвращении и в  1941 году, когда многие поверили в успех гитлеровского блицкрига.

В 1943 году он пишет очередное письмо – лично Молотову. В нем есть фраза: «Жить вдали от Родины в момент, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь – самое ужасное». Может быть, именно она и подействовала? Разрешение было получено.

Читать Часть III

 
Вступая в клуб друзей Huxleў, Вы поддерживаете философию, науку и искусство
Поделиться материалом

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Получайте свежие статьи

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: