КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Сергей Параджанов – один из отцов украинского национального кинематографа
Саркис Овсепович Параджанян, ставший потом Сергеем Иосифовичем Параджановым, родился в не совсем обычной семье. Его отец торговал антиквариатом, и передал сыну немало знаний этого тонкого искусства. Но, согласно многочисленным сведениям, помимо этой торговли, его отец держал еще и дом свиданий с парадоксальным для такого заведения названием «Семейный уголок», а мать лично отбирала для этой работы девушек.
Правда, если эти сведения от самого Параджанова, стоит хорошенько их проверить – провозгласить с серьезнейшим видом какую угодно фантастически занимательную абсолютную неправду, ему было проще, чем обычному человеку откашляться. Скажем, свою плохую учебу в школе он объяснял тем, что, поскольку бизнес его отца в СССР не мог быть легальным, их постоянно обыскивали, и родители заставляли его перед обысками глотать драгоценности, а потом сажали на горшок и не отпускали в школу, пока все припрятанное снова не возникало. Кое-что сходится – учился он действительно так себе…
С такой профессией жизнь его отца в советском государстве была отнюдь не радужной – его часто арестовывали и приговаривали к тюремному заключению, но он всегда ухитрялся освободиться раньше срока. Параджанов позже шутил, что его отец, как образцовый советский труженик, выполнял тюремные пятилетки за четыре года. Что это свойство может передаваться по наследству, он тогда и не думал…
Свой жизненный путь Параджанов нащупал не просто и не сразу. Сначала он пошел учиться в институт инженеров железнодорожного транспорта – разумеется, ненадолго. Потом сбежал оттуда на вокальный факультет Тбилисской консерватории, а в 1945 году перевелся в Московскую консерваторию, где учился у знаменитой певицы Нины Дорлиак, супруги Святослава Рихтера. Но потом все-таки перебрался оттуда во ВГИК, в ученики к одному их мэтров тогдашнего советского кинематографа Игорю Савченко.
К концу обучения Параджанов впервые серьезно включается в украинскую тематику – его мастер ставит фильм «Тарас Шевченко».
Современники вспоминают, что именно Параджанов посоветовал Савченко пригласить на главную роль тогда еще молодого и начинающего Сергея Бондарчука. А когда Савченко в ходе съемок внезапно умер, его ученики, в том числе и Параджанов, закончили за него фильм, получивший после выхода Сталинскую премию I степени – высшую награду тех времен за произведение искусства.
Он начинает самостоятельную работу на Киевской киностудии, снимает целый ряд фильмов – и документальных, и художественных. Но они давно и прочно забыты – фильмы послушно прогибались под линию партии и прочих достоинств не имели. Не все цветы расцветают ранней весной – некоторые ждут осени…
А вот его личная жизнь была в те годы достаточно бурной. Он рано женился на татарской девушке Нягир Сераевой, но буквально через месяц после свадьбы она исчезла. По рассказу самого Параджанова, ее дремучие родственники потребовали у него калым, который он не смог выплатить; а когда она отказалась с ним разойтись, убили ее, бросив под поезд. Помнившие его в те времена, отмечали, что это было для него огромным потрясением.
В Киеве он женился вторично на Светлане Щербатюк, дочери преуспевающего советского дипломата; у них родился сын. Но все отмечают, что как супруг, Параджанов был деспотичен, они часто ссорились и мирились, и в итоге через шесть лет развелись. Правда, отношения они поддерживали практически всю жизнь, порой даже заходила речь о том, чтобы вновь сойтись, но в итоге этого так и не случилось.
Но женщинами его сексуальные интересы не ограничивались. Еще в 1948 году он угодил, как кур в ощип, в политическое дело о реставрации одного из тбилисских зданий, за то, что предложил его украсить изображениями святых. Судили его, конечно, не за это, а за гомосексуализм, и он обвинения не отрицал. Дали пять лет. Но его учитель Савченко, дошел до больших верхов, привлек на его защиту таких влиятельных тогда людей, как Александр Корнейчук и Ванда Василевская, и его освободили всего через месяц после приговора.
Некоторые говорят, что у него не было таких склонностей, и это просто последствия его манеры выдумывать о себе невероятные небылицы, но это вряд ли. Сейчас уже и у нас за это не судят – не начинать же нам снова… Помните, как молодой Довлатов гордо сообщил заезжему французу, что за гомосексуализм у нас судят, а тот пробурчал: «А за геморрой у вас не судят?». Впрочем, Бог с ней, с ориентацией – в конце концов, и Чайковского мы любим вовсе не за это…
В 1964 году творческая судьба Параджанова резко изменилась – был снят фильм «Тени забытых предков» по повести классика украинской литературы Михаила Коцюбинского. Он положил начало целому новому направлению в кино – украинскому поэтическому кинематографу. Была использована масса необычных технических приемов – от вклинивания в ткань цветной картины черно-белых фрагментов, до использования фильтров и инфракрасной пленки.
Фильм был выпущен на украинском языке без русского дубляжа: Параджанову казалось, что так будет лучше передана уникальная этническая атмосфера, но массе народа – от органов идеологического контроля до оппозиционной интеллигенции – пригрезились совершенно другие причины этого неординарного шага. Однако, фильм был крайне успешен, и за один только 1965 год собрал призы международных фестивалей в Мар-дель-Плата, Салониках и Риме. А много позже, в 2010 году, Эмир Кустурица заявил, что «Тени забытых предков» – лучшая картина в мире, снятая до этих пор.
Премьера фильма в кинотеатре «Украина» ознаменовалась акцией украинских диссидентов Ивана Дзюбы, Вячеслава Черновола и Василия Стуса – они выразили протест против арестов в оппозиционных кругах интеллигенции, проводимых КГБ. Параджанов ничуть не рассердился на них, более того, подписал письмо в ЦК компартии Украины, протестующее против подавления украинской культуры. Сами понимаете, украинского национализма в нем не было ни грамма – просто он понимал ту элементарную вещь, что если хватать народ за такое чувствительное место, как язык, да еще и нечистыми руками, добром это не кончится. Тогда этого не понимали – может, лет через сто и поймут? Лишь бы поздно не было… А на Параджанова власти стали смотреть через увеличительное стекло и очень неблагожелательным взглядом.
Параджанов начал снимать на «Арменфильме» кино о Саят-Нове, классике армянской литературы. Съемки шли на фоне постоянных придирок контролирующих органов, а к необычному киноязыку Параджанова придираться было легче, чем к какой-то банальщине. В итоге фильм разрешили в авторском варианте показывать только в Армении, а для проката по всему Союзу его перемонтировал Сергей Юткевич, что, разумеется, Параджанову мало понравилось. Заодно фильму дали новое название – «Цвет граната».
Параджанов возвращается в Киев, но снимать кино ему не дают – мешают, как могут. Однако своего поведения он не меняет, более того, подписывая известное «письмо 139», протестующее против политических процессов, он потребовал, чтобы его фамилия была первой в списке подписавших! Председатель КГБ Украины Федорчук пишет о нем специальное письмо главе ЦК КПУ Щербицкому, и ничего хорошего в этом письме не говорится. Неудивительно, что вскоре его арестовывают по обвинению в гомосексуализме – тогда за это еще сажали.
Дело разворачивалось со странной быстротой: появился анонимный донос, а меньше чем через две недели несколько мужчин признались в том, что они не только совершали с ним гомосексуальные акты – он, оказывается, их изнасиловал (вскоре после процесса один из этих мужчин, сын члена ЦК КПСС, покончил с собой). Приговор суров: пять лет строгого режима – очередная «пятилетка» (не надо было над отцом подшучивать!). Отбывать его Параджанова направляют в Ладыжинскую исправительную колонию в Винницкой области. Да, и такие годы были в «украинском периоде» его творчества, никуда не денешься…
В колонии Параджанову приходится несладко – люди с подобной статьей всегда были среди уголовников изгоями… Его доводят до попытки самоубийства (к счастью, неудачной), он заболевает сахарным диабетом (самое место болеть такой гадостью – тюрьма), его передачи съедает тюремная охрана (ну кто же станет кормить зэка сырокопченой колбасой и шоколадными конфетами). Пересмотреть меру наказания просит просто блестящий список лидеров мирового искусства – Феллини, Антониони, Бунюэль, Апдайк, Трюффо, Висконти… можно было бы привести массу других, не менее громких фамилий. Но результата нет.
Помогла, как это ни удивительно, Лиля Брик – она уговорила мужа своей сестры Луи Арагона принять советский орден Дружбы Народов и на приеме у Брежнева попросить за Параджанова. Это сработало и Параджанов вышел из тюрьмы на год раньше (опять «пятилетка в четыре года»). В благодарность он соорудил для Лили Брик «тюремный букет» из колючей проволоки и своих старых носков. Она поставила этот букет в вазу, которую ей подарил Маяковский, но поставила подальше – цветы, видите ли, пахнут цветами, а носки – наоборот…
Оказалось, что искусство выручало его и в тюрьме. Кино там не снимешь, и он начал создавать удивительные коллажи буквально из чего попало – в основном из мусора, который он находил на лагерной помойке. Многие такие коллажи выставлены в ереванском музее Параджанова – найдите возможность их посмотреть, это незабываемо! Часть этого хлама принесли ему зэки, которые в итоге его зауважали – еще бы, они только говорили, что делали это самое с коммунистами, а он за это срок получил!
А еще он научился процарапывать гвоздем фольговые крышечки от кефирных бутылок, превращая их в прекрасные подобия античных монет и медалей – он называл их «талерами». В тюрьме эти талеры послали даже на психиатрическую экспертизу и получили уникальное заключение из двух слов –«просто талантливый». Феллини отлил один из таких «талеров» в серебре и сделал их призами кинофестиваля в Римини, а потом примеру Феллини последовал армянский кинофестиваль «Золотой абрикос».
Жилось Параджанову после тюрьмы нелегко – постановок ему не давали, сценарии не ставили. Однажды он сказал: «Не беда – пойду просить милостыню и мне подадут!». И действительно – пошел на паперть и стал с протянутой рукой. Ему подавали более чем щедро: за полчаса набралось 150 рублей – приличная зарплата инженера! Нищие были недовольны – он уменьшал их доход. Но он сказал: «Неплохие деньги, вполне можно жить»; раздал их нищим, ушел и больше таких экспериментов не повторял. Жил продажей остатков антиквариата, а этого не могло хватить надолго.
Но тут его жизнь в очередной раз изменилась к лучшему. Правда, не сразу – следователь спровоцировал его на дачу взятки за поступление племянника в ВУЗ и в момент передачи денег арестовал его. Но пока он опять сидел в тюрьме, практически все заметные деятели Грузии стали ходатайствовать за него перед грузинским партийным руководителем Шеварднадзе, и тот принял удивительное по тем временам решение – ограничились условным сроком и, более того, дали Параджанову работу на киностудии «Грузия-фильм». Там он и снял последние свои знаменитые фильмы «Легенда о Сурамской крепости» и «Ашик-Кериб», удостоенные множества премий на внутрисоюзных и международных фестивалях.
А тут еще и перестройка началась, и кончились последние ограничения на международные контакты. Он встречается в своем доме с Аланом Гинсбергом, Марчелло Мастрояни, Ивом Сен-Лораном, получает призы на фестивалях в Стамбуле и Роттердаме, посещает Мюнхен, Венецию и Нью-Йорк. На одном из таких фестивалей его даже не впускают в зал – слишком экстравагантная внешность, все должны быть в смокингах! Но он срывает со стены табличку «No smoking!», цепляет на живот и врывается в зал, сметая все преграды!
Но тюрьма в последний раз хватает его своей длинной рукой – его здоровье безнадежно подорвано. В самом начале съемок своего нового автобиографического фильма «Исповедь» он начинает кашлять кровью. Диагноз хуже некуда – рак легких. Президент Миттеран предлагает ему лечиться в Париже, и это ввергает его в еще большее уныние – его друг Тарковский тоже отправился лечиться в Париж с тем же диагнозом, и ему не смогли помочь. Тем не менее, он едет в Париж, но и французская медицина оказывается бессильна. Он возвращается из Парижа в Ереван и умирает в республиканской больнице в тот же день. Он не сделал и малой части из того, что мог.
Но и того, что он сделал, достаточно, чтобы его помнили во всех трех городах, где он творил: Тбилиси, Ереване и Киеве. Лучше всего, конечно, тбилисский памятник, где он как будто выпрыгивает из увитой плющом стены Старого города. Неплох и киевский, на территории киностудии. Ереванский, пожалуй, слишком пафосен, но ереванский Музей Параджанова – настоящее чудо, не смейте его пропускать!
А улиц Параджанова в Украине сейчас больше, чем было в советские времена у не самых видных партийных деятелей – первая появилась во Львове еще в 1993 году, а теперь они есть в Киеве, Виннице, Житомире, Краматорске, Кривом Роге, Херсоне, Днепре, и даже в селе Рассошенцы под Полтавой. В его честь назван астероид, 1999 год ЮНЕСКО объявило годом Параджанова…
Всего не перечислишь, и правильно – не зря же говорил старый немец-учитель из «Детства» Толстого: «Из всех пороков самый тяжкий есть Неблагодарность – с большой буквы!». Нам это полезно, а Параджанову уже все равно…
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.