АХ, ЛЮБОВЬ: коронованный алкоголик и царевна со змеями
Арт-оформление: huxley.media via Photoshop
Греция, в числе прочих, недавно пережила телепроект, определивший десятку самых известных греков в истории. По сравнению с прочими подобными проектами выглядит она прекрасно. Эта страна вовсе не изобилует политиками, военачальниками и прочими кровопускателями: пятый в ее списке Сократ, шестой — Аристотель, девятый — Платон, кто не позавидует?
А занявший почетнейшее второе место онколог Георгиос Папаниколау, создатель теста на раннее обнаружение рака шейки матки, спаситель миллионов женщин на всей планете, лично у меня вообще черную зависть вызывает…
Но вот первое место все равно, как и везде, досталось человеку, который своими руками убил массу народу, а уж сколько погубили по его приказам, и не сочтешь. А ведь во многом он опережал свое время, отмечал людей по талантам, а не по крови, хвалил, возвышал и приближал проигравших ему войну персов, а греческую культуру, одну из передовых в тот момент, насадил до границы с Китаем.
Зачем по этому поводу стулья ломать — Александр Македонский, безусловно, был герой. Но кто же его родители, наделившие дитя такими генами и так его воспитавшие? Давайте о них и поговорим.
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ
Македония — все-таки царство, уже на момент рождения Александра имевшее минимум полутысячелетнюю историю, так что оно скорее не на севере Греции, а на север от Греции. Хотя язык практически тот же: афинянин или спартанец понимает македонца не намного хуже, чем киевлянин львовянина.
Но сами македоняне безнадежно комплексуют от культурного превосходства классических греков, великих мудрецов и деятелей искусства практически не порождают и безумно радуются, когда их царя Александра I после неприятной дискуссии все-таки допускают до Олимпийских игр, на которые всем, не являющимся эллинами, вход воспрещен.
Это царя, прозванного Филэллином — другом греков (кстати, значит, не совсем греком!), который героически уклонялся, как мог, от приказов Ксеркса помогать персам в завоевании Греции, более того — снабжал греков разведданными, рискуя царством и жизнью.
Впрочем, это нормальный патриотизм жителя диаспоры, чье романтическое видение родного края не затуманивается творящимися там реальными безобразиями. А вообще, вопрос принадлежности к нации связан не столько с предками и местом рождения, сколько с убеждениями, как бы ни возмущались этим расовый отдел гестапо и сходные с ним по духу конторы.
НАДО ЖЕНИТЬСЯ
Раз уж Филипп Македонский попал на престол, надо было думать, кому его передать. Пора обзаводиться наследниками, и следует выбрать, от кого именно. Интимных проблем у богатого жителя балканского полуострова быть не могло — если что, купи себе рабыню и решай с ней эти проблемы так, как тебе покажется уместным.
Даже не обязательно именно рабыню — любовь к симпатичному мальчику считалась в те времена даже более нравственной, поскольку не была связана с продолжением рода. Так что учтите — практически всех великих греческих философов, политиков и скульпторов в СССР посадили бы в тюрьму по пресловутой 121-й статье.
Тем не менее брак считался тоже делом настолько важным, что древнегреческие мужчины в заботе о женах позапирали их в гинекеях, женских половинах домов, практически так же, как мусульмане в гаремах. Античность была совершенно мужским миром, в котором права у женщин были примерно такие же, как у их браслета или платка.
Правда, такие женщины, как Аспазия, добивались вещей просто немыслимых для большинства их товарок. Но много ли их было? Хотя находились, да еще какие, — мы сейчас это увидим…
С МНОГИМИ ИМЕНАМИ
Не ожидает особой беды от женщин и молодой царь Филипп. Он расширяет границы своего царства успешными войнами, но есть ведь и другие средства — например, династические браки… Кстати, хотя у греческого мужчины чаще всего одна жена, формального запрета на полигамию нет — не греческим же богам это запрещать!
Кто запретит царю людей то, что можно царю богов Зевсу, — кто-то хочет попробовать, сильно жизнь надоела? Филиппу еще и двадцати пяти не исполнилось, а он уже женат на фессалийках Никесиполеде и Филлине, македонянке Филе и иллирийке Аудате. Для мусульманина четыре жены — это предел, но пророк Мухаммед родится только лет через восемьсот, и никто не посмеет намекнуть Филиппу, что пятая жена — это уже слишком…
Дочь царя Эпира, небольшого государства рядом с Македонией, поначалу звалась Поликсеной, но у греков имя не обязательно давалось на всю жизнь. Прозвали философа Аристокла за коренастость Платоном (это значит «широкоплечий», сравните со словом «плато») — вот мы и сейчас знаем его под этим именем. Так и Поликсена однажды стала зваться Миртилой — если хочется, пожалуйста.
НА СВЯЩЕННОМ ОБРЯДЕ
Под этим именем она поехала на прославленные Самофракийские мистерии, тайный для непосвященных и крайне престижный религиозный обряд, где она и встретила Филиппа. Они сразу заметили друг друга — Филипп был весь в шрамах, и хотя пока еще с двумя глазами, все догадывались, что это ненадолго (выбили стрелой при очередной осаде, пяти лет не прошло).
А Миртила (тогда еще ее звали так) вытворяла на мистериях такое, что даже бывалые участники крутили пальцем у виска. Размахивать во время мистерий, как она, двумя здоровенными змеями было круто даже для этих обрядов, которые не зря назывались вакханалиями и вполне допускали такие вещи, как неожиданные насилия и убийства тех, кто подвернулся под руку или медленнее бегает.
Они сразу друг другу приглянулись — маньякам нравятся женщины-вамп, да и вообще, женитьба на царевне соседнего царства обычно дело выгодное. После свадьбы Филипп вдруг супругу переименовал, и она стала зваться Олимпиадой — уж не знаю, почему.
Но поскольку она именно под этим именем родила того самого Александра, который недавно возглавил хит-парад знаменитых греков, ее под этим именем и запомнили, хотя под конец жизни она еще раз сменила имя на Стратонику. Рассказывать об Александре я особо не стану — о нем и так все знают, а я веду речь о его родителях.
ЭТО УЖЕ СЛИШКОМ!
Теперь давайте о грустном: семейное счастье экзотической пары не затянулось. Филипп начал опасаться супружеского ложа — кроме жены, там вполне может оказаться настоящая змея. Считать это невозможным я бы не стал — мало ли в Греции ужей? Но личная жизнь этой четы быстро становится удивительной. Сына они обожают и воспитывают, как могут, — что папа-задира, что мама-психопатка.
Но, не желая лежать на супружеском ложе со змеями, Филипп решает личные проблемы с любой приглянувшейся арфисткой или танцовщицей на пирах (хорошенький мальчик тоже годится, это же античность…). Тем паче что на этих пирах Филипп так активно злоупотреблял дарами Диониса, что мог и перепутать пол партнера с пьяных глаз, здоровье-то богатырское — напьется утром воды с уксусом, заменяющей грекам огуречный рассол, и опять как стеклышко.
Впрочем, политес в отношении супруги он поначалу соблюдал, даже когда перебирал так, что не замечал на супружеском ложе никаких змей, кроме зеленых. Но надолго ли это?
На одном из таких пиров Филипп учудил вообще нечто невероятное — при всех, никого не стесняясь, с применением насилия, исполнил, так сказать, супружеский долг не с Олимпиадой, а с ее родным братом, Александром Молосским. Ссылки на свободные греческие нравы тут неуместны — у нас, знаете ли, тоже интим парня с девушкой в закрытом помещении на крахмальных простынях есть дело скорей похвальное, а практически то же самое в шумной компании во время пьянки есть грех абсолютно непрощаемый.
РАЗВОД И ДЕВИЧЬЯ ФАМИЛИЯ
Это не говоря о том, что Филипп параллельно умудрился еще и влюбиться в знатную македонянку Клеопатру, что для эпиротки Олимпиады еще опаснее — у новой симпатии Филиппа масса знатной и влиятельной родни. Они быстро заставили Филиппа объявить о разводе с Олимпиадой — царю виднее, может он развестись или нет. Выходит, Александр уже не наследник?
Дядя Клеопатры Аттал считает именно так — на свадьбе своей племянницы с Филиппом он в открытую просит богов, чтобы у парочки скорее родился законный наследник престола. Услышав это, Александр заорал: «Так что же, негодяй, я, по-твоему, ублюдок, что ли?» и запустил в Аттала драгоценным кубком (я уверен, что попал!).
Тут Филипп выхватил меч и кинулся к сыну с явным намерением его убить — зря он это так: Александр — силач и искусный воин, а Филипп к тому времени был уже одноглаз и однорук, да еще пьян настолько, что не добежал — обо что-то споткнулся, упал и вырубился.
Александр брезгливо сказал, что интересно посмотреть на храбреца, который хочет переправиться из Европы в Азию, а сам падает, пытаясь пройти от ложа к ложу (тогда на пирах не сидели, а полулежали), но тут же быстро унес ноги в Эпир, к пострадавшему Александру Молосскому, и правильно сделал — было похоже, что разводом Филипп не ограничится…
ПРОЩАЙ НАВСЕГДА!
Никому в царстве такой скандал не нужен, и многие стараются всех помирить. Александр вернулся — все равно наследник нужен, Клеопатра родила дочку, да и Олимпиада тоже заняла свои апартаменты (развелись они или нет — Филиппу видней, но спросить у него никто не осмелится), Александру Молосскому предлагают в жены еще одну Клеопатру, сестру Филиппа, — вроде бы мир, дружба, жвачка…
На свадьбе, которую решили отгулять в местном театре, Филипп в сопровождении двух Александров и, конечно же, телохранителя (без него царю непрестижно) входит в узкий проход, отделяющий дворец от театра, свита немного отстает… Секундочку, а кто этот телохранитель?
Его все знают — Павсаний, богатырь и обаяшка, кстати, тоже интимный партнер Филиппа (вы же видите, пол для него безразличен). Он поссорился с Атталом, и тот поступил с ним, как Филипп с Александром Молосским — тоже на пиру, да еще и слуг позвал посмотреть и поучаствовать. Жалобы Филиппу результата не дают — Аттал для него опаснее Павсания.
И Павсаний разбирается с этим сам — в узком проходе он бьет царя что есть сил кельтским кинжалом между ребер. Все, телохранитель ему не нужен, два раза его все равно никто не убьет. А Павсаний кидается бежать, но два приближенных Александра, Пердикка и Леонат, догоняют его и пронзают копьями — теперь он уж точно не выдаст сообщников. А кто мог так ненавидеть Филиппа? До сих пор строят гипотезы, но сами видите, что есть кого подозревать.
АНТИЧНЫЙ ФИНАЛ
Много лет спустя Александр в пьяной драке убивает своего друга Черного Клита с криком: «Отправляйся к Филиппу, Пармениону и Атталу!» Аттал и полководец Парменион были убиты по приказу Александра — значит, и Филипп? У пьяного Александра на языке оказалось то, что было у трезвого на уме?
Теперь уже не узнаем, но Олимпиаде хорошо — ее проблемы решены. Она Филиппа явно очень любила, а сильные чувства не пропадают, но иногда меняют знак… Пока Александр завоевывает Персию, Олимпиада спокойно правит в Пелле, постоянно злостно склочничая с наместником Александра Антипатром. Тот жаловался Александру, но после прочтения одного из его писем царь сказал: «Антипатр не понимает, что одна слезинка матери стоит тысячи таких писем».
А вот после смерти Александра начался хаос. Олимпиада захватила власть в Македонии с помощью родного Эпира, натворила там жутких зверств, и сын Антипатра Кассандр, не менее жуткий типчик, чем сама Олимпиада, осадил Пидну, где заперлась старая царица. Пидна пала, и Кассандр послал 200 воинов убить Олимпиаду, но они не смогли — на мать Александра ни у кого не поднялась рука.
Тогда Кассандр натравил на Олимпиаду родню убитых ею знатных македонян, и те отомстили по древнему обычаю — побили ее камнями. Она встретила кончину мужественно — завернулась в свой черный плащ и не издала ни звука, когда в нее уже летели булыжники. Вот она, античность, — грандиозным было все: и храбрость, и подлость, и любовь, и убийство. Куда уж нам, нынешним!
