ФАНТАСТИЧЕСКИЙ ТАНДЕМ: Генри Лайон Олди о структуре реальности и предвидении будущего
Дмитрий Громов и Олег Ладыженский / facebook.com
Генри Лайон Олди — коллективный псевдоним писательского тандема Дмитрия Громова и Олега Ладыженского. Недавно они стали первыми в истории украинскими авторами, номинированными на престижную премию BSFA Awards, присуждаемую Британской ассоциацией научной фантастики.
Редакция нашего альманаха не могла пройти мимо такого беспрецедентного события. Предлагаем вам серию публикаций, в которых два выдающихся писателя-фантаста рассуждают о возможном и невозможном, о природе творчества, о будущем Украины и мира.
КТО ТАКОЙ ГЕНРИ ЛАЙОН ОЛДИ
Прежде чем передать слово «двуликому» Генри Лайону Олди, познакомим вас немного с этим уникальным фантастическим тандемом.
Генри Лайон Олди родился в далеком 1990 году как результат творческого союза писателей-фантастов из Харькова — Дмитрия Громова и Олега Ладыженского. Кажется, что им удалось разрешить вечный спор «физиков» и «лириков», который творческая интеллеганция начала еще в 60-е годы. Дело в том, что Громов — человек науки, инженер-химик по специальности, а Ладыженский имеет непосредственное отношение к искусству, он театральный режиссер.
Жанр научной фантастики стал тем полем, на котором встретились талантливый «физик» с талантливым «лириком», породив, к читательскому удовольствию, десятки захватывающих произведений, где наука порой соседствует с фэнтези и мистикой.
Сейчас на счету Генри Лайона Олди более 60 оригинальных книг. А вместе со всеми переизданиями и переводами на другие языки — свыше 280, общим тиражом около 2 млн экземпляров.
Недавно научно-фантастический рассказ Громова и Ладыженского «Неизвестый художник» был номинирован на премию BSFA в категории «Лучший перевод фантастики короткой формы». Произведение рассказывает о российском вторжении в Украину, зарождении технологии искусственного интеллекта и важности искусства.
Изначально оно было создано для антологии The Digital Aesthete («Цифровой эстет») и переведено на английский язык редактором Алексом Шварцманом. На постсоветском пространстве это, судя по всему, первый случай номинации на главную англоязычную премию мира в области научной фантастики.
Благодаря Громову и Ладыженскому голос Украины и украинской культуры стал лучше слышен во всем мире. Итак, передаем слово замечательному писателю Генри Лайону Олди, который в лице Олега и Дмитрия станет участником интервью для нашего альманаха.
БИНОКУЛЯРНОЕ ЗРЕНИЕ ТАНДЕМА «ФИЗИКА» И «ЛИРИКА»
Олег: Вместе мы работаем 34 года. За это время мы не рассорились и не убили друг друга. Когда мы решили заниматься совместным творчеством, Дмитрий уже являлся автором ряда рассказов и повестей. Я же был занят преимущественно драматургией и поэзией, но также имел опыт прозаических миниатюр.
Мы читали произведения друг друга, критиковали, спорили и однажды решили попробовать писать вместе. Конечно, какое-то время мы притирались один к другому — два разных характера, темперамента, склада мышления!
В результате мы пришли к выводу, что амбиции — это не главное. То есть совершенно неважно, кто написал ту самую строчку, которая войдет в конечный вариант текста. Мы научились отбирать для книг лучшее. Собственно, мы ребята театральные, а в театре принято поступать так, как лучше для спектакля.
Если актеру надо в мизансцене отойти назад и стать невидимым — он отходит и становится невидимым. Когда мы это поняли, все наши споры трансформировались в обсуждения. В итоге получается некий текст в общей стилистике.
Кроме того, Олди — это не просто сумма Громова и Ладыженского. Бинокулярное зрение, взгляд на мир с двух разных точек дает некое новое, третье качество. Когда мы периодически пишем порознь, у нас получаются совершенно другие тексты — по стилистике, по подходам и даже по идеям.
Дмитрий: Сейчас у нас действительно не бывает столь серьезных споров, какие случались поначалу. У нас есть общая задача — как сделать лучше конкретный эпизод. Как правило, у нас имеется генеральный план произведения, мы всегда знаем, чем оно закончится. Но прийти из пункта А в пункт Б можно разными путями, и вот они уже являются предметом нашего обсуждения.
К творческому тандему мы шли долго… В далеком 1978 году я принес в харьковскую литературную студию, где Олег уже давно занимался, свой рассказ. Мы познакомились, но дружбы, а тем более совместного авторства, долго не возникало.
Каждый поступил в свой институт, и мы перестали посещать студию. Снова мы встретились уже на занятиях в школе каратэ, где Олег был помощником инструктора. Знакомство возобновилось, я узнал, что, помимо всего прочего, Олег — театральный режиссер, и у него есть своя студия.
Я предложил ему к постановке одну свою пьесу для театра. Это была фантастика со всеми ее классическим атрибутами — инопланетянами, космическими кораблями, похищениями… Олег тогда пьесу прочитал, но ставить ее не стал. И, как я теперь понимаю, правильно сделал. Зато я надолго задержался в его студии в качестве актера.
Спортивные тренировки и театральное творчество нас сблизили, у нас появилась идея попробовать писать вдвоем. Я — технарь, Олег — гуманитарий. У нас общие интересы, но вместе с тем разное образование, эрудиция, разные темпераменты и даже вкусы.
И это здорово, потому что мы дополняем друг друга. Если бы мы были одинаковыми, не было бы смысла писать в соавторстве.
БОЕВЫЕ ИСКУССТВА: ПРОРЫВ В СФЕРУ ДУХА
Олег: Мы более 40 лет занимаемся различными видами единоборств. К каратэ можно приплюсовать дзюдо и фехтование на саблях — у меня, на шпаге — у Дмитрия.
В нашем харьковском сообществе есть 80-летние «ветераны», по сравнению с которыми 45-летние — просто мальчишки. И эти люди обладают большой силой духа и продолжают заниматься каратэ несмотря на ограниченные физические возможности.
Так же, как и все харьковчане, наши «ветераны» были ошарашены войной. Но опыт тренировок длиной в несколько десятков лет помог и до сих пор помогает физически и психологически пережить самые тяжелые дни.
В занятиях восточными единоборствами практически невозможно отделить физический аспект от духовного. К примеру, нормальному человеку утром никогда не хочется заниматься зарядкой. Но ты встаешь и все равно начинаешь это делать. Безусловно, источник такого волевого решения находится в сфере духа.
В экстремальных или творческих ситуациях этот опыт порой бесценен. Конечно, мы не могли пройти мимо него в нашем литературном творчестве.
У нас есть роман «Мессия очищает диск», который написан на материале Китая XV века. Естественно, там присутствуют и знаменитый монастырь Шаолинь, и боевые монахи. Есть романы «Карп и Дракон» и «Дракон и Карп» об альтернативной японской истории конца XVII века, где фигурируют самураи, гейши и монахи.
В Харькове 90-х годов прошлого века и одновременно в Японии XV–XVI веков происходят события романа «Нопэрапон, или По образу и подобию». Так что мы нередко обращаемся к нашему опыту боевых искусств в литературе и в жизни. Для нас это один из источников энергии и идей.
Дмитрий: Нас часто спрашивают, как наши многолетние занятия восточными единоборствами влияют на наше творчество. У нас есть романы, где боевые искусства являются сюжетообразующим элементом.
Кроме того, в разных героях присутствуют разные «кусочки» нас. Им не обязательно быть на сто процентов нами — они могут быть хуже, лучше или вообще другими. Понятно, что герой — это не банальный слепок с автора, а некая композитная личность. В ней есть и случайные, и специально придуманные черты, и что-то от наших знакомых. Но непременно — что-то от нас.
Давно замечено, что литературный герой не «оживает», если в нем хотя бы частично не отражается автор. Это справедливо буквально для любого персонажа — положительного, отрицательного, главного или эпизодического.
Грубо говоря, если в героя не вдохнуть душу — он не «оживет». А кроме наших с Олегом, никаких других, как вы понимаете, у нас нет — мы же не Господь Бог! Поэтому героям передаются и некоторые наши качества, наше увлечение боевыми искусствами, а порой настроение и физические черты.
О ПРОГНОСТИЧЕСКОЙ ФУНКЦИИ ФАНТАСТИКИ
Олег: На мой взгляд, прогностическая функция фантастики сильно преувеличена. Это своего рода легенда. Когда Жюль Верн описывал подводную лодку, идея подводной лодки уже была. Он просто экстраполировал ее в будущее. Точно так же идея летательных аппаратов тяжелее воздуха существовала до изобретения самолетов.
Фантасты не предугадывают будущее. Например, интернет никто не предугадал, хотя идея «всепланетного информатория» была. Но с одной существенной оговоркой: о том, что значительная часть жизни людей переместится в виртуальное пространство, никто не говорил до тех пор, пока это перемещение реально не началось.
Когда писатель-фантаст моделирует будущее, он всего лишь додумывает до конца наличные тенденции, излагая их в художественной форме. Известно, что вся европейская мифология за тысячи лет существования так и не смогла придумать такое «фантастическое» животное, как кенгуру, пока оно не было обнаружено в Австралии.
То есть нельзя придумать то, о чем ты не имеешь хотя бы мало-мальского представления. Почему, например, последние лет 10–15 был популярен постапокалипсис? Откуда такая тяга к картинам послевоенной разрухи и выжженной земли, по которой бегают Безумные Максы и мутанты?
Потому что угроза перехода к постапокалиптическому миру вполне реальна, она постоянно витает в воздухе. Сегодня мы подошли к этому сценарию вплотную. Не дай бог, чтобы он реализовался, но у любого человека шансов его «угадать» не меньше, чем у писателя-фантаста.
Дмитрий: Мы можем назвать целый ряд фантастических произведений, где были предугаданы какие-то реалии будущего. Считается, что Артур Кларк предсказал, например, сотовую и спутниковую связь. Но дело в том, что спутники уже к тому времени запускались и принципиальная возможность использовать их для связи уже существовала.
Кларк, безусловно, молодец — он первым ее озвучил. Но это не было каким-то невероятным визионерским прорывом. И так — в подавляющем большинстве случаев.
Если взять лучшие произведения научной фантастики и вычленить из всех предсказаний то, что сбылось или сбывается, мы получим в лучшем случае 0,1%. И то лишь потому, что, по статистике вероятности, делая прогнозы, фантасты должны иногда попадать в десятку.
О СТРУКТУРНОМ СХОДСТВЕ РЕАЛЬНОСТИ И ЛИТЕРАТУРЫ
Олег: Если и есть смысл говорить о прогнозировании, то только в отношении того «формата», в котором писатель работает над сюжетом. На конфликте так или иначе строится вся окружающая нас действительность. В реальном мире конфликту всегда предшествует некое событие, которое, развиваясь по нарастающей, приводит к кульминации и развязке.
Точно так же и двигателем любого литературного сюжета является конфликт. В сюжетной структуре всегда есть экспозиция, есть ситуация, когда конфликта нет и он только зарождается, есть кульминация и т. д. То есть в истории человечества и истории нашей с вами жизни мы легко можем обнаружить определенное структурное сходство.
Дмитрий: Я думаю, что литературное произведение неслучайно строится именно таким образом. Интуитивно или намеренно, литература всегда следовала за жизнью, и в какой-то момент на эти структурные особенности литературного сюжета обратили внимание литературоведы и написали об этом в учебниках.
Откуда бы еще литературе все это взять, если не из жизни? Она обречена на то, чтобы следовать логике развития жизненных конфликтов. Каких угодно — от семейных до геополитических.
Можно посмотреть с этой точки зрения и на конфликт Украины с Россией. Очевидно, что с позиции сюжетной структуры мы еще далеки от кульминации. Более того, в этом сюжете мы с вами даже не главные персонажи. Не говоря уже об авторстве…
Олег: Мы можем только гадать, чем завершатся истории в реальном мире. У них — открытый финал, и полностью структура исторического сюжета известна лишь Писателю. В отношении внешних исторических событий мы с вами кто угодно — читатели, зрители, актеры, но в любом случае мы — не Он! Мы просто не видим всей картины в целом, нам не хватает информации.
Конечно, у нас с Дмитрием есть некоторое представление о возможной кульминации и развязке этой войны. Но вряд ли нужно озвучивать его на широкую аудиторию. Не потому что это тайна, а потому что это слишком самонадеянно.
Мы видим мир, находясь внутри всего лишь одного «эпизода». Но тысячи людей на земле существуют в своем собственном «эпизоде». И ролью в нем продиктован их взгляд на мир, отличный от нашего.
Каждый человек работает со своей свободой воли и своим выбором исключительно в своем «эпизоде».
Дмитрий: Ни один герой не способен заполнить все сюжетное пространство. У каждого конфликта есть «планировщик», автор, который задумывает конфликты еще до того, как они начались. Предполагаю, что, помимо Господа Бога, у российско-украинской войны были те, кто заранее планировал ее кульминацию и развязку.
Другое дело, что эти люди запросто могут ошибиться. Как известно, ни один план никогда полностью не воплощается так, как задумано. Так что они могли совершенно спокойно промахнуться. Причем не только в мелочах, но и глобально.
ЧТО БУДЕТ, ЕСЛИ СЛОМАТЬ «КАРМИЧЕСКИЙ КОМПЬЮТЕР»?
Дмитрий: Давно известно философское допущение, что природа представляет собой некое вселенское разумное существо, которое рефлекторно реагирует на нарушение человеком естественных законов мироздания. Поэтому возникают различного рода социальные и природные катастрофы. Эту идею довольно часто эксплуатируют авторы фантастических книг и фильмов.
По сути, это практически то же самое, что и Бог. Даже если мы имеем дело с обезличенными законами, нарушение которых чревато для нас различными неприятностями. Идея живой и разумной Вселенной вполне может оказаться не такой уж и фантастической. Правда, как и в случае с Богом, доказательств пока этому нет.
Впрочем, нет доказательств и того, что все обстоит иначе. К сожалению, эти идеи никак не стимулируют человечество одуматься. Видимо, ему нужен более сильный пинок, чтобы осознать, что делать можно, а чего категорически нельзя.
Олег: В нашем романе «Мессия очищает диск» мы тоже отдали дань концепции разумной Вселенной. Мы предположили, что существует закон кармы, который является абсолютно «нечеловеческим». И он совершенно не соответствует нашим представлениям о добре и зле, каре и воздаянии.
А теперь давайте представим, что в этот идеальный механизм вдруг попадает маленький «человеческий» камешек. И человеческая мораль взрывает изнутри закон, который был основан на совсем иных принципах мышления, свободных от наших эмоций или желаний.
В результате закон кармы начинает трещать по швам, а вслед за ним — и все мироздание. И тогда нужно очищать диск «вселенского компьютера», заново его форматировать.
СМОТРЕТЬ НА МИР ПОД ДРУГИМ УГЛОМ
Дмитрий: Попытаться представить себе непредставимое — не единственная, но одна из возможных мотиваций писателя-фантаста. Придумать нечто, что до тебя никому не удавалось, очень сложно, но принципиально возможно. Например, Чайна Мьевиль сумел это сделать в рамках эстетической концепции своего романа «Последние дни нового Парижа».
Я подозреваю, что с идеями сюжетов, фантастических допущений, философских, этических и эстетических концепций в литературе происходит примерно то же, что и с нотами в музыке или цветами в живописи.
Музыкальных шедевров намного больше, чем нот, а количество литературных произведений не исчерпывается числом «вечных» сюжетов или букв в алфавите.
Даже если предположить, что комбинации в конечном итоге исчерпаемы, все равно их хватит еще очень надолго. Те, кто любят повторять, что «все давно придумано за нас», делают это либо от незнания, либо от лени, от привычки пользоваться чем-то вторичным.
Олег: Стоит добавить, что фантастика для нас — это не самоцель, а инструмент. У нас нет задачи создать какую-нибудь фантастическую теорию «позаковыристей», до которой раньше никто не додумался.
Даже если мы повествуем о Китае XV века или отправляемся в далекий космос, мы все равно пишем про современность, про то, что волнует сейчас, — другого варианта для нас не существует. В противном случае зачем вообще нужна фантастика?
Для нас этот жанр — возможность предельно заострить проблему, взглянуть на нее под неожиданным углом. Это попытка «разбудить» читателя. Мы стараемся предложить ему другую оптику, через которую он еще не смотрел на этот мир. Поэтому, например, когда ты пишешь про Троянскую войну, то рассказываешь про все войны, которые были до нее и после нее.
Неожиданно ты замечаешь, что Одиссею, когда он уходил воевать, было всего 18 лет. Его вырвали из родного дома, оторвали от новорожденного сына и молодой жены. Это не был тот умудренный жизнью бородатый дядька, которого нам представляют в массовой культуре. Скажите, чем он отличался от современного мобилизованного?
Фантастический сюжет о необычных приключениях и долгих странствиях нужен Гомеру для того, чтобы читатель «опомнился». Чтобы он распознал в фантастическом нечто знакомое, актуальное для него и сказал: «А ведь действительно все это правда, действительно в жизни все так и есть!»
Поэтому фантастика — это не единственный, но очень эффективный инструмент, с помощью которого человечество может проверять на прочность основы своего существования.
ФАНТАСТИЧЕСКАЯ СВОБОДА!
Дмитрий: У любых жанров есть определенные творческие ограничения. Фантастика использует те же приемы и методы, что и любой другой вид литературы. Но плюс к этому она делает упор еще на один прием — фантастическое допущение, которое существенно увеличивает степень авторской свободы.
Это главное, что отличает фантастику от любого другого типа литературы. При этом новизна идеи желательна, но не обязательна. Можно взять уже известное допущение и оригинально его обыграть.
Например, путешествия во времени описаны в тысячах книг. Но все выдающиеся произведения на эту тему — совершенно разные! Сравните хотя бы «Машину времени» Уэллса и «Конец Вечности» Азимова. Одни описывают путешествие во времени с психологических, другие — с социальных, третьи — с философских позиций.
Основной признак фантастики — сюжетообразующее фантастическое допущение. Но мы видим, что само фантастическое допущение, сюжет, характер героев и так далее в рамках одной и той же идеи путешествия во времени бесконечно вариативны — это высочайшая степень свободы жанра.
Олег: Эта свобода привела к тому, что в истории мировой литературы наблюдается невероятное количество фантастических произведений, число которых, наверное, невозможно даже посчитать.
Скажем, «Путешествия Гулливера» Свифта, только не в адаптированном для детей, а полном варианте, — что это, если не фантастика? А «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Шагреневая кожа» Бальзака или «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» Гофмана?
Фантастика — она очень разная, это же широкое понятие. Хотя в строгом смысле научная фантастика появилась довольно поздно. Кстати, знаете, кто был одним из первых научных фантастов? Сирано де Бержерак! У него есть роман о полете на Луну и лунных цивилизациях.
До высадки на Луну американских космонавтов было очень далеко, но фантастическое допущение о возможности такого события было сделано Сирано в книге «Иной свет, или государства и империи Луны» еще в XVII веке.
ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ: «ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ»
Дмитрий: Фантастика — вещь очень практическая, она имеет самое непосредственное отношение к сегодняшнему дню. Исследования, проведенные среди топ-менеджмента ведущих корпораций мира, показали, что наиболее успешными являются компании, лидеры которых увлекались в юности научной фантастикой.
Китай не так давно осознал роль фантастической литературы для развития экономики и научно-технического прогресса. Вслед за американцами китайцы обнаружили, что это взаимосвязанные вещи. И хотя США по-прежнему принадлежат здесь лавры первенства, китайцы все больше уделяют внимание именно этому жанру — вплоть до того, что внедряют стимулирующие государственные программы.
Когда мы с Олегом делаем фантастическое допущение, то учитываем множество разных факторов — биологические исследования, тренды в развитии искусственного интеллекта, социальные последствия технологического прогресса и т. д.
Например, мы не можем пройти мимо таких важных аспектов современности, как искусственный интеллект и виртуализация жизни. У нас есть целый ряд произведений, где мы поднимаем тему ИИ.
Наш рассказ «Неизвестный художник», который выдвинут на номинацию премии Британской ассоциации научной фантастики, — об искусственном интеллекте и войне, ведущейся сейчас против Украины. В рассказе «Будущее» мы размышляем о переносе жизни в виртуал.
Недавно закончили повесть «Кали-Юга», где также исследуем тему систем искусственного интеллекта и роевых дронов в российско-украинской войне. Конечно, ИИ сегодня у всех на устах, эта тема волнует многих и, естественно, у нас на этот счет есть свои допущения.
Все, кто интересуется искусственным интеллектом, могут посетить наш сайт и познакомиться с нашим видением этого явления.
Олег: Искусственный интеллект — это только часть тех радикальных изменений, которые сейчас происходят с человечеством. Мы даже не замечаем, как все большая доля нашей жизни уходит в виртуал.
Нам уже не так важны наше тело, одежда, которую мы носим, и дома, в которых мы живем. Достаточно оптимально поддерживать функции тела, а жить можно где и как угодно — виртуальная реальность это позволяет. Если данная тенденция продолжит усиливаться, то в виртуал перейдет 75% нашего функционирования. Человек постепенно начнет отождествляться с «чистым интеллектом», а не с телесностью.
Следующий шаг — даже минимальная поддержка этой телесности не нужна, поскольку искусственный интеллект смоделирует нашу личность согласно данным в соцсетях и фиксации реакций на основные раздражители.
В результате мы получим мир, напоминающий древнегреческое царство мертвых, по которому бродят бесплотные тени. Только в античных мифах у этих теней нет памяти, а в нашем случае вся память будет храниться на облачном сервере. Пока виртуализация жизни является делом добровольного выбора. Например, нас с Дмитрием не интересует виртуализация творчества.
В нашем тандеме искусственный интеллект — «третий лишний», поэтому мы не применяем ChatGPT. Я допускаю, что ИИ можно использовать в некоторых случаях как подсобный инструмент, но полностью передать ему творческую функцию — значит лишить творчество всякого смысла.
Нам это попросту неинтересно. Мы прибегаем к чат-ботам разве что при создании сетевых обложек для электронных изданий. И, честно говоря, качество их работы таково, что приходится все до совершенства «доводить напильником».
Творческое сотрудничество с ИИ небезопасно, потому что в мировой судебной практике уже есть целый ряд процессов, связанных с плагиатом. Когда автор-заказчик слепо доверял ChatGPT, который по факту не слишком творчески использовал чужие идеи.
ЗА ПРЕДЕЛАМИ «ВОЛШЕБСТВА»
Дмитрий: Когда мы работаем, то периодически консультируемся со специалистами. Сами, конечно, тоже «копаем», изучаем какие-то концепции, статьи, монографии и т. д. Но нужно понимать, что как бы глубоко писатель ни погружался в материал, он все равно будет уступать профессионалу в одной конкретной области.
Задача писателя в другом — создать иллюзию достоверности. Мы все фокусники, иллюзионисты. Мы не запускаем настоящий космический корабль, мы не создаем настоящий реактор, мы не используем характеристики реального ИИ. Если бы мы могли все это совершить в реальности мира, а не в реальности текста, то наши открытия уже давно работали бы на благо родины.
Наши произведения — это правдоподобная иллюзия, а не справочник для специалистов или любителей. Да, там не должно быть откровенных ляпов с научной точки зрения. Но главное — не их отсутствие, а неожиданные нюансы сюжета, концепции, выбора темы.
Фантастическая концепция — это придуманная технология, хотя она и базируется на каких-то реальных знаниях. Мы работаем в очень широком диапазоне: минимум — с уже существующим, максимум — с тем, что не существует, но потенциально возможно.
Олег: Понятие «научная фантастика» невероятно широкое. Это огромный массив знаний, который нам предлагают разные науки — социология, история, география, антропология, физика, математика…
Это все, что находится за пределами магического допущения и фольклорного волшебства. Почему зачастую читатель принимает научную фантастику за фэнтези, за магию?
В романе «Ойкумена» мы сделали предположение, что есть люди, которые способны из материальной формы существования переходить в волновую. Это дает «волновым людям» возможность выхода в космос напрямую, без космического корабля.
Многие восприняли эту идею как фэнтези. Хотя она заимствована у Константина Циолковского, который писал о «лучистом человечестве». Таким людям, чтобы жить в космосе, даже планеты не нужны.
МОЖЕТ ЛИ ТЕКСТ УПРАВЛЯТЬ РЕАЛЬНОСТЬЮ?
Дмитрий: Однажды в романе «Нам здесь жить», написанном в соавторстве с Андреем Валентиновым (тоже харьковчанином), мы сделали некое фантастическое допущение… Одним из героев романа является писатель, тексты которого воплощаются в реальность.
Однако мы не представляли, что сами можем оказаться в роли такого писателя. Роман «Нам здесь жить» создавался с 1995 по 1998 год. В конце произведения в Харьков вторгается колонна танков со стороны Белгорода.
В то время подавляющему большинству людей на планете такой сценарий казался совершенно фантастическим. К сожалению, наше фантастическое допущение оказалось пророческим.
Потом было еще несколько похожих случаев и весьма странных совпадений. Например, в романе «Дайте им умереть» есть эпизод, когда отдельные города и даже целые регионы поражены таинственной болезнью. Люди вдруг начинают засыпать прямо посреди улицы, на рабочем месте, за рулем авто и т. д. Никаких видимых причин у эпидемии не обнаруживается. Через три недели она проходит так же резко и беспричинно, как началась.
Когда книжка уже была написана и ушла в издательство, в одной из газет нам на глаза попалась небольшая заметка. В ней речь шла о городке на севере Италии, где события разворачивались точь-в-точь как в романе. Как будто сюжет украли у нас.
Олег: Упомянутый выше роман «Ойкумена» был написан еще в 2006 году. Там действия происходят в далеком космосе. Одна из планет откалывается от большой космической державы и объявляет себя отдельной республикой.
Сепаратистов пытаются вернуть в состав государства военным путем, но их поддерживает другая, мощная космическая цивилизация, которая выводит на орбиту взбунтовавшейся планеты свой военный флот. Весь сюжет пересказывать не буду, но отмечу одну деталь — планета, о которой идет речь, из космоса видится как желтая-голубая. Написано это было за восемь лет до начала войны и за шестнадцать — до массированного вторжения.
В «Ойкумене» космическая цивилизация оказывается на грани войны всех со всеми, но тотальный конфликт срывается по ряду причин. Многое в этом романе имеет параллели с нынешней геополитической реальностью на планете Земля.
Странные совпадения действительности с нашими допущениями случаются, но, думаю, не стоит выдвигать к писателю те же требования, что и к политологу. У фантастики другая функция. Даже прогнозы Жюля Верна далеко не все сбывались.
Никто из людей, в том числе самый продвинутый и информированный, не знает достоверно, что произойдет в будущем. Конечно, как все нормальные граждане, мы пытаемся размышлять о войне в Украине и делать какие-то выводы. Но публично их не озвучиваем.
В первую очередь мы — писатели. Зачем нам стоять в длинной очереди за хайпом вместе с сотнями военных аналитиков, прогнозистов и политологов?
ВОЗМОЖНО ЛИ «НОВОЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ»?
Дмитрий: Существует достаточно популярная оценка текущих событий, согласно которой мир сдвигается в «новое Средневековье», к «новой архаике». Возможно, в какой-то степени это действительно так. Нельзя не заметить, например, что по отношению к украинцам и собственным гражданам Россия действует по лекалам самой дикой архаики.
Можно говорить, что в средневековой парадигме развивается тот же Иран. Однако я наблюдаю сейчас и прямо противоположные процессы, нечто вроде «нового Модерна». То есть за будущее человечества борются два совершенно противоположных вектора развития. И мне кажется, что прогрессивная тенденция все же преобладает.
Не думаю, что мода на фэнтези тоже как-то связана с «новым Средневековьем». Научное фэнтези — далеко не новое явление. Это жанр, где в целом научная картина мира соседствует с элементами магии и сверхъестественными существами.
Мы тоже отдали дань такому гибридному жанру. Однако в популярности этого литературного приема нет ничего, что говорило бы о сползании мира в Средневековье.
Кстати, в первой половине XX века, именно в эпоху модерна, мы с вами видим рождение наиболее выдающихся образцов фэнтези. Взять хотя бы «Властелин колец» Толкина или «Конан-варвар» Говарда.
Олег: Я вообще считаю ошибочным определять современность как «Средневековье». Все ужасы, которые происходят на наших глазах — от «мясных штурмов» до репрессий, от нерешительности Европы до внутренних конфликтов в США, — все это уже происходило в ХХ веке.
Мы входим в «новый ХХ век», ужасы которого намного страшнее и масштабнее ужасов Средневековья.
МЫ РЕФЛЕКСИРУЕМ ХХ ВЕК, КОТОРЫЙ «НЕДОПОНЯЛИ»
Олег: Но как писатели-фантасты, а не как политологи, мы можем попробовать осмыслить тот путь, по которому движется человечество. Мы видим, что десятилетиями идет колоссальная борьба между глобалистами и приверженцами идеи национальных государств.
Первые настаивают на приоритете всемирных контролирующих организаций, условных ООН, НАТО, Всемирной организации здравоохранения, но в новом формате. Еще один важный игрок — транснациональные корпорации, которые хотят получить большую долю контроля, чем национальные государства. Во время эпидемии ковида мы видели, как транснациональные правила перечеркивают законы и конституции национальных государств.
Например, отменяют конституционное право на свободу перемещения — я не могу сесть в самолет, потому что у меня нет вакцинации, справки. Но мы видим и обратные примеры, когда национальные государства проводят политику, наплевав на транснациональные корпорации и межнациональные договоренности.
Эта борьба сейчас в самом разгаре. К чему она приведет? Я не уверен, что возникнет какой-то однородный новый мировой порядок. Думаю, отдельные страны могут сдвинуться влево, другие — вправо. Каким будет баланс между глобальным и национальным, сейчас предсказать практически невозможно.
Единственное, что, вероятно, стоит уточнить: когда мы говорим о национальных государствах, то должны воспринимать их как политическую нацию, а не как нацию «по крови». Иначе мы придем к тем ужасам, которые переживали в прошлом веке. Фактически мы с вами сейчас заново рефлексируем XX столетие — мы его недопоняли!
Все механизмы сдержек и противовесов, которые были созданы в ХХ веке, сегодня потерпели крах. Поэтому нам придется проделать эту работу — переосмыслить опыт прошлого столетия заново.
Дмитрий: Я думаю, что на выходе из конфликтов мы получим нечто среднее, некий «микс» из модифицированных национальных государств и глобалистских структур. Появятся политические, экономические, торговые, военные союзы, которые ранее казались невозможными.
Это будут совершенно новые конфигурации и договоренности, поскольку окончательную победу не сможет одержать никто — ни государства, ни глобалисты и корпорации. Вероятно, изменится роль больших городов и они станут более субъектны. Надеюсь, что дальнейший передел мира будет проходить в стиле холодной, а не горячей войны.
РАССУЖДАТЬ О ПРИМИРЕНИИ С РОССИЕЙ ПРЕЖДЕВРЕМЕННО
Дмитрий: Представьте, что вы попали в 1943 год. Вы приезжаете в разрушенный Харьков и задаете людям вопрос: способны ли вы простить немцев? Я думаю, за одну такую фразу вас могли бы убить. Но поднимать сейчас вопрос о примирении с россиянами опасно совсем не поэтому, а потому что слова, произнесенные не вовремя, имеют негативные последствия.
Сейчас идет война, в которой украинцы хотят победить. Любая война бесчеловечна по своей природе. Если солдат в окопе будет задумываться о прощении врага, он сам погибнет и подведет свою страну. Сможет ли госчиновник или волонтер нормально помогать бойцу на фронте, если будет задумываться о том же самом?
Олег: Нам очень трудно принять, что война выходит за рамки этики и человечности. Но, увы, это так. Поэтому войну нельзя мерять этической линейкой, предназначенной для мирного времени. Когда хищник нападает на жертву, они оба не задумываются об этических категориях. Это очень сложные для «стандартной» интерпретации темы.
Например, что считать украинской победой? Можно говорить о выходе на границы 1991 года. Но я бы предложил еще и такой вариант нашей победы: мы не дали этой войне расчеловечить и разделить нас, смогли ответить на вопрос, почему нам, таким разным, нужно быть вместе. Как сказано в Библии: «Дом, разделенный сам в себе, не устоит». А нам важно устоять.
«Вместе» — я бы предложил именно это слово в качестве основной метафоры украинской победы. Если по результатам войны возникнет некая новая идеология, способная объединить всю Украину, мы победили!
Нам нужна идеология, в основе которой лежит образ комфортного и безопасного будущего, где всем вместе хочется жить. Невозможно сконструировать желательное будущее, основываясь на идеях и персонажах из прошлого.
Как известно, нельзя дважды войти в одну и ту же реку, но можно дважды наступить на одни и те же грабли. Если мы не прошли какой-то экзамен истории, то будем вынуждены его повторять до тех пор, пока не сможем пройти.
