КАК СЛУШАТЬ КЛАССИЧЕСКУЮ МУЗЫКУ: «Гольдберг-вариации» Баха — выбор европейских интеллектуалов

Арт-оформление: Olena Burdeina (FA_Photo) via Midjourney

 

Во многих квизах популярен вопрос: «если бы у вас была возможность взять на необитаемый остров только один музыкальный диск — что бы вы выбрали?» Очень часто от европейских интеллектуалов слышал ответ: «Гольдберг-вариации» Баха. Для меня такой выбор очевиден. Это произведение — не только вершина творчества Баха, своеобразная энциклопедия всех граней его таланта, но и уникальное музыкальное пророчество, невероятный баховский эксперимент, самая  утонченная «игра в бисер» в его наследии.

Структура произведения — ария и 30 вариаций, после которых ария звучит еще раз. На самом деле оригинальное баховское название — «Ария с 30 различными вариациями». Никнейм «Гольдберг-вариации», подобно «Лунной сонате» Бетховена, возник позже, благодаря стараниям литераторов, популяризирующих классику на основе исторических легенд, не всегда точных, но красивых.

Гольдберг — не автор арии, на мелодию которой Бах сочинил свои вариации, как логически следовало бы из названия, но предполагаемый первый исполнитель произведения, юный виртуоз Иоганн Готлиб Гольдберг, личный музыкант российского посланника в Саксонии графа Кайзерлинга.

Согласно легенде, граф Кайзерлинг, покровительствовавший Баху, страдал бессонницей и заказал Баху написать сочинение, которое его личный клавесинист Гольдберг играл бы ему перед сном для успокоения, — арию и 30 вариаций, по количеству дней в месяце. Легенда красивая, но вызывающая сомнения.

Дело в том, что на момент написания «Вариаций» юному Гольдбергу было только 14 лет, а техническая сложность произведения для пианистов настолько высока, что даже сейчас считанные виртуозы в мире исполняют весь цикл.

Однако люди любят легенды, вершина творчества Баха изменила оригинальное название и превратилась из скромных «Вариаций на заданную тему» в броское и запоминающееся имя, заодно увековечив пианиста Гольдберга. Замечу, что множество вариаций настолько виртуозны и ярки, что вместо задачи успокоить страдающего бессонницей, должны были бы вызывать сильный обратный эффект.

 

 

Но поговорим о музыке. Этот баховский шедевр, как никакой другой, дает практически бесконечное поле для различных трактовок. Если посмотреть в Ютубе, то первое, что бросается в глаза — различность длительности в разных исполнениях.

Если в любом другом шедевре классики можно увидеть разброс в 5, максимум 10%, по времени, исходя из вкусов исполнителей, то здесь ширина разброса впечатляет — от 40 минут культовой интерпретации Гленна Гульда — до 90 и более минут у других пианистов.

Каждая вариация у Баха написана с возможностью ее повторения (которую, например, Гульд полностью отвергает, играя без повторов). Но и темпы каждой вариации позволяют их исполнить фактически вдвое медленнее или быстрее — исходя из замысла артиста — вот и получаются совершенно различные интерпретации, и длительность и общее впечатление поразительно отличаются.

Парадоксально то, что все эти версии имеют полное право на существование — музыкальный текст Баха, подобно компьютерной матрице, вмещает в себя на основе простых нот бесконечное множество смыслов.

Я предлагаю вам свою авторскую концепцию прочтения этого шедевра Баха. Для меня очевидным является четкое структурное разделении «Вариаций» на 2 части — с 1-й по 15-ю и затем 16–30. 16-я вариация имеет название «Увертюра». Как может увертюра, то есть музыка начала большого произведения — оперы, балета, оратории и так далее — появиться ровно в середине цикла из 30 вариаций? Ведь у Баха нет случайностей. Все его партитуры невероятно, сверхгениально математичны.

Его мастерство владения полифонией — какое-то запредельное, сверхчеловеческое. Когда слушаешь самые яркие его шедевры, впечатляешься эмоциями, красотой, гармоничностью — но в основе каждого из них лежат музыкально-математические задачи трансцедентальной сложности. Например, его великая фуга до диез минор из 1-го тома «Хорошо темперированного клавира» — написанная на тематику распятия Христа — в своей основе являет ребус, кажущийся невыполнимым, — это 5-голосная фуга, с ТРЕМЯ темами.

Для человека непосвященного — фугу на 3 голоса написать очень сложно: вся суть в том, чтобы соблюсти законы полифонии и при этом создать музыку гармоничную, с выстроенностью формы. Чем больше голосов, тем сложнее, а пятиголосные фуги — это верх композиторского мастерства, их очень немного в мировой литературе; а тут еще все это — не на одну, но на 3 темы! Заодно к этому добавляется поистине космическое совершенство формы произведения, где смысловой акцент выстраивается Бахом точно на момент времени, являющийся точкой «золотого сечения».

 

Играя «Гольдберг-вариации», пианист становится своеобразным «мастером игры в бисер» из романа Германа Гессе, становясь сотворцом, вступающим в живой диалог с баховским текстом

 

Но вернемся к «Гольдберг-вариациям», где, кстати, тоже драматическая кульминация всего гигантского цикла приходится на точку «золотого сечения». Формально, по законам полифонии, 30 вариаций выстроены с педантичностью средневекового часовщика (или математика) — каждая вариация использует 32-тактную басовую линию арии, а каждая третья вариация является каноном с постоянно растущим интервалом от унисона (одного звука) — до ноны (интервала разницей в 9 ступеней).

Но к чему тогда «Увертюра» в середине цикла, в 16-й вариации?

Мое убеждение таково. Задуманный первоначально замысел — показать все возможности вариаций на заданную тему, разнообразие своего полифонического мастерства — Бах блестяще осуществил уже за первые 15 вариаций. Они являются энциклопедией типичного баховского музыкального языка и стиля.

Они великолепны, само совершенство. После виртуозной 14-й идет неожиданная бесконечно прекрасная 15-я, первая минорная вариация в цикле — вот так неожиданно и гениально Бах мог бы закончить этот цикл, создав очередной шедевр на все времена.

Но дальше происходит ЧУДО.
Бах создает вторую половину цикла, пытаясь выйти за рамки не только своего стиля, но и своей эпохи, своего времени. И случается невероятное — создается музыкальное пророчество о развитии музыки на последующие 200 лет!

Вторая часть «Вариаций» — это беспрецедентный в музыкальной истории эксперимент, когда гений пытается заглянуть в будущее. Предлагаю вам послушать ее именно с такой, если хотите, постмодернистской точки зрения.

И вы услышите в 16-й — предтечу венской классики Гайдна и раннего Бетховена. Типичный шопеновский романтизм невыразимо прекрасной «ноктюрновой» 25-й вариации. Брамсовский накал эмоций и страстей 21-й. Рахманиновскую виртуозность и кураж в каскадах пассажей 29-й. Прокофьевский едкий юмор в 17-й и 23-й. Голоса и пение птиц Мессиана в 28-й. Сухую графичность и распад мелодии нововенской школы Шенберга и Берга в странной 27-й. Листовский разгул пианистической виртуозности в 26-й.

После этого раздвижения границ времени и пространства Бах собирает все звуки мира обратно, к вновь звучащей финальной арии через знаменитую 30-ю, «Кводлибет». Она заслуживает отдельного описания. Как можно вернуться на землю всего через одну вариацию, если перед этим нам открылась целая вселенная музыкальных стилей и форм из будущего?

Надо очень быстро, за полторы-две минуты, опустить слушателя на землю. Вернуть к первоначальной арии. Кводлибет — старинная техника музыкальной композиции, пьеса шуточного характера, написанная в этой технике. Суть Кводлибета в комбинировании «по горизонтали» (последовательно) или сочетании «по вертикали» (одновременно) известных мелодий, с текстами или без них.

Бах берет кроме, собственно, темы арии, еще 2 народные шуточные мелодии песен, смысл которых предельно ясен из названий. Первая — Ich bin solang nicht bei dir g’west — «Я так долго был вдали от тебя, иди же скорей сюда!» Вторая — еще пикантнее — Kraut und Rüben haben mich vertrieben — «Капуста и свекла выгнали меня из твоего дома. Если бы моя мать приготовила мне мясо, я бы остался подольше».

Типично брейгелевское сочетание божественного и бытового создает ошеломляющий философский и эмоциональный эффект…

Мне очень повезло в жизни. Я — на данный момент — пианист, которому посчастливилось больше всех моих коллег исполнить «Гольдберг-вариации» Баха на сцене, live. На сегодняшний день — 314 раз.

Каждый концерт был Путешествием. И каждое Путешествие было особенным. И финальная ария всегда звучала не так, как вначале, — потому что между ними проходили не 80 минут (это мое время исполнения «Вариаций») — но несколько веков развития человечества.

 

---

При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media