КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: княгиня Киевской Руси Ольга, причисленная к лику святых, — первая, кто принял христианство
Сравнимый ранг имеют равноапостольные святые — это те, кто особо прославился проповедью и обращением народов в христианство.
Равноапостольных святых немного — в Википедии есть список в двадцать восемь человек, о котором говорится, что он неполон, но тем не менее ясно, что их число не так уж велико. В их числе те, кто обращал в христианство целые народы — просветительница Грузии св. Нина, крестивший ирландцев св. Патрик, первый архиепископ Японский Николай…
Есть среди них и царственные особы — скажем, креститель Болгарии Борис I. И среди этих почитаемых святых — сразу двое киевлян, оба правители своей страны, а одна из них еще и женщина!
Об этом удивительном человеке я и попытаюсь рассказать. Стимулов для этого достаточно — мне представляется, что больше всего она известна по деяниям, которые или вообще не заслуживают доброго слова, или крайне сомнительны.
А самые замечательные ее деяния, достойные и похвалы, и доброй памяти, либо вообще не замечаются, либо упоминаются вскользь. Вот и ее чаще воспринимают не как реальную женщину-правительницу, а почти как сказочный персонаж — не как Алиенору Аквитанскую или Цы Си, а как Золушку или Бабу-Ягу.
Совет не маяться несуществующими проблемами, а просто прочесть в источниках, как было на самом деле, я могу воспринимать только юмористически — эти самые источники врут, как очевидцы, друг другу противоречат, а кое-что заимствуют из красивых народных сказок и легенд, что с художественной точки зрения уместно и достаточно красиво, а со всех других и не поймешь, как назвать такое. Ничего в этом особо удивительного нет — больше тысячи лет прошло. Но можно попробовать разобраться.
Начинать надо с самого начала. Когда же наша героиня родилась на свет?
Прямых указаний нет, но написанная аж в XVI веке «Степенная книга» утверждает, что умерла она примерно в 80 лет, а дата ее смерти зафиксирована надежно — 11 июля 969 года. Значит, 889 год?
Не совсем — еще более поздний источник, «Архангелогородский летописец», говорит, что замуж ее выдали десятилетней, а самый полный источник, «Повесть временных лет», относит ее свадьбу к 903 году — значит, она родилась в 893 году?
Но, согласно Ипатьевскому списку той же «Повести временных лет», ее первый и, скорее всего, единственный сын Святослав родился в 942 году.
То есть ей было за пятьдесят? Поверите?
Тогда уж поверьте и тому, что за сорок лет бездетного брака ее муж не выгнал. И еще одной невероятной вещи придется поверить — что рождение ребенка в таком возрасте, до которого тогда мало кто доживал, не сочли великим чудом и не упомянули ни в одной летописи.
Так что немалое число историков, причем довольно именитых, относит ее рождение примерно к 920 году, а дату ее свадьбы переносит на несколько более позднее время — тогда противоречий меньше. Но тогда начинаются сложности с Игорем, который, согласно летописям, родился в 877 году и, таким образом, обзавелся первым ребенком в 65 лет…
Только не надо считать меня злонамеренно оклеветавшим киевских князей — теоретически это возможно, но насколько вероятно? Впрочем, и так понятно, что датам из русских летописей той поры можно верить только при условии, что летописи соседних стран дают сходные датировки.
А откуда она, эта Ольга?
«Повесть временных лет» говорит, что из Пскова. В ее «Житии» уточняется, что она родилась в деревне Выбуты, примерно в 12-ти километрах от Пскова. Эти данные практически друг другу не противоречат, но есть и другие.
В ряде документов XV века (на что они ссылались, непонятно) говорится, что она была дочерью Олега Вещего (потому и имя похоже), который правил Русью до Игоря, и пристроил свою дочку за наследника престола, сына Рюрика — дело обычное и в более поздние времена. Ну ладно, вполне может быть, что и то, и другое — правда.
А вот мнение болгарских историков о том, что Ольга вообще их землячка, и указанный в летописи Плесков — никакое не старое название Пскова, а болгарская Плиска, в эту картину не укладывается никак.
Иоакимовская летопись, откопанная Татищевым и очень подозрительная по части заимствований и вранья, возводит род Ольги к легендарному князю Гостомыслу, пригласившему на Русь варягов, и говорит, что поначалу ее звали Прекрасой, но Олег ее переименовал в свою честь, однако верить этому источнику — себя не уважать.
А то, что украинский историк выводит ее происхождение не из Пскова и не из Плиски, а из прикарпатского города Плесненска — это уж само собой. Не было бы такого — я бы удивился.
Впрочем, откуда бы Ольга ни взялась, интереснее то, как она пробилась в княгини.
Есть легенда о том, как Игорь, охотясь близ Пскова, воспользовался услугами перевозчика, чтобы перебраться через реку, и вдруг заметил, что перевозчик никакой не мужчина, а девушка в мужском платье.
Его это так сразу возбудило, что он немедленно сделал ей предложение, которое в наше время назвали бы непристойным, а тогда со стороны наследника князя по отношению к неизвестно кому практически имело силу приказа.
Согласно тексту легенды, Ольга ответила: «Зачем смущаешь меня, княже, нескромными словами? Пусть я молода и незнатна, и одна здесь, но знай: лучше для меня броситься в реку, чем стерпеть поругание».
Услышав эту речь, Игорь прекратил свои поползновения, и этому я верю — к подобным текстам ни один тогдашний князь был настолько не готов, что непременно впал бы в ступор. А вот то, что Игорь был так этими словами пленен, что, когда пришло время жениться, никого, кроме Ольги, не захотел — простите, не верю. Как и в то, что вообще когда-то было нечто подобное. Но легенда уже срослась с личностью, привести все равно необходимо.
Просто женой большого начальника Ольга пробыла довольно долго, дело это нетрудное и веками практически одинаковое — «она езжала по работам, солила на зиму грибы, вела расходы, брила лбы, ходила в баню по субботам, служанок била, осердясь — все это мужа не спросясь».
А что за начальник был ее муж? Глава государства? Да, но государства странного, нам непривычного.
Командир большого воинского отряда, именуемого дружиной — это точно. В ней и заключалось его право на власть, опираясь на ее силу, он покорял соседние общины и заключал с ними договоренности о том, что время от времени он будет приезжать к ним и брать дань — сколько это, он и сам не знал, мало ли сколько ему понадобится.
За это он теоретически должен был оборонять их от внешних врагов и даже был мотивирован делать это, потому что с разоренного поселения никакой дани не взять.
Чиновников в его государстве нет, бюджета нет, казны никакой нет, кроме княжеской, вместо министров княжеские слуги, вместо законов княжеская прихоть.
Этакая пирамида власти, князь на самой вершине. Рассматривает прошения верноподданных и удовлетворяет их, если будет настроение. Знаете, как назывался докладчик прошений при средневековых дворах? Рекетмейстер! Очень точное название…
Такое княжение не так уж и опасно, кто недоволен — тому дружина объяснит, что зря он это так. Но в такой системе таится одна ловушка, которую и современные князья не всегда замечают.
Незаметно каким путем любой такой князь теряет берега и умудряется запинать своих подданных до полной потери инстинкта самосохранения, а уж тогда они забывают, что все равно ничего сделать нельзя, и вытворяют что-то такое, чего князь и вообразить себе никак не мог. Обычно это для него кончается очень печально.
Поездка в поселение древлян, одного из славянских племен, находящегося под властью Игоря и его команды, поначалу была рутинной. Приехали и собрали дань, ее размеры древлянам не понравились, но делать было нечего.
Но уже на обратном пути Игорь решил, что можно было бы получить и больше, и вернулся к древлянам за добавкой, причем с малой частью дружины — чтобы с остальными не делиться.
Древляне поняли, что это всё. Что если и сейчас он заберет, что захочет, он вернется еще раз и еще раз — кто ему помешает? Только они!
Дружина явно была не готова к сопротивлению — безнаказанность развращает, возникает подсознательная уверенность, что они не посмеют, а когда они все-таки смеют, все кончается быстро и достаточно ужасно.
Первым делом древляне позаботились о том, чтобы князь Игорь больше никогда не пришел к ним за данью — если верить византийскому императору Иоанну Цимисхию, его привязали к двум согнутым деревьям, а потом отпустили их, и деревья разорвали его на куски.
Держава Игоря повисла на волоске, и роль Ольги в ее спасении была огромна. Оставшиеся в живых дружинники безоговорочно приняли ее верховенство — значит, авторитет у нее был. И когда древлянский князь Мал, решивший, что именно он вотчину Игоря и унаследует, и проще всего сделать это, женившись на Ольге, обратился к ней с соответствующим предложением, она уже была готова дать ему устраивающий ее ответ. По полной программе.
Летописи рассказывают, что только для начала двадцать знатных древлян, приплывших на лодке с предложением князя Мала, даже из этой лодки не выпустили — понесли в лодке на руках и бросили в яму. Их спросили, как им там, и они ответили: «Пуще нам Игоревой смерти» (так в летописи сказано — не мольбы, не мат, а вот такая литературная фраза). После этого их засыпали землей. Живых, разумеется.
Номер второй — Ольга сообщила древлянам, что послами надо бы назначить самых именитых, почета ради, а те, что уже прибыли, не годятся (о их судьбе, получается, никто не спросил). Когда этот элитный контингент прибыл, его сразу отправили с дороги в баньку. Там их всех и сожгли, заперев двери.
Номер третий, самый рискованный — Ольга с малой дружиной (почти как Игорь) прибыла к древлянам и пожелала устроить тризну на могиле мужа. На тризне все древляне, как требовали обычаи, упились в зюзю, а дружина Ольги, трезвая, как стеклышко, всех этих пьянчуг и перерезала, тысяч пять или чуть больше.
Номер четвертый описывают по-разному. В Новгородской первой летописи просто сказано, что войско Ольги напало на древлян, победило их в бою и обложило налогами. А в «Повести временных лет» к этому добавили еще один сюжет, согласно которому Ольга осаждала Искоростень, столицу древлян, взять не смогла и предложила им снять осаду, если каждый дом выплатит ей дань — трех голубей и трех воробьев, причем именно из-под стрех крыши этого дома. Наивные древляне честно поймали этих птиц, а когда Ольга их получила, она велела привязать к их ногам горящую паклю, пропитанную серой, и отпустить. Они прилетели в собственные гнезда и подожгли все древлянские дома, после чего город пал. Верите? Молодцы — у меня вот не получилось. Типичный бродячий сюжет, встречается и у Саксона Грамматика (у него Шекспир взял сюжет «Гамлета»), и у Снорри Стурлусона, автора «Младшей Эдды», и в шотландском фольклоре. Пусть уж будет и у нас…
Тем не менее, военная победа над древлянами и полное их подчинение — исторический факт. Если не со всеми перечисленными зверствами, это даже лучше. А вот после решения этой проблемы, в деятельности Ольги наступает самый важный этап. Двузначное число лет, которое проходит до совершеннолетия ее сына Святослава, она правит Русью сама. И за это время она последовательно и уверенно превращает ее из рэкетируемой территории в государство.
Казалось, что принятые Ольгой меры были должны осуществиться давным-давно, но нет, до нее этого не было, все — ее инициатива.
Она упорядочила налоги, установила их размер и время сбора. Она поделила подвластную ей территорию на административные единицы, в каждую из которых теперь назначался княжеский администратор — тиун. Она создала систему «погостов» — центров торговли и обмена, в которых более упорядочено проходил сбор налогов. Позже, именно по погостам, стали строить храмы. Она наконец-то разделила государственную и личную княжескую казну.
Очевидно, она очень хорошо усвоила уроки, полученные во время гибели Игоря, и приняла меры к тому, чтобы подобные срывы в системе управления государством были никому не нужны.
То, что она оставила после себя Святославу, было гораздо больше похоже на привычное нам государство, чем то, что она получила от Игоря. Параллельно шла кодификация действий ее администраторов на местах — это процесс длинный и сложный, в нем некий промежуточный финиш наступил разве что при появлении «Русской правды» Ярослава Мудрого.
Следующим ее историческим деянием было крещение — оно осуществилось в Константинополе, причем ее крестным отцом был сам император Константин VII Багрянородный.
И тут не обошлось без легенды, согласно которой Константин влюбился в Ольгу и стал ее домогаться не хуже молодого Игоря на переправе из другой легенды. Ольга уступать императорским ухаживаниям не захотела, но сказать человеку в таких чинах, чтобы он шел себе лесом, тоже не решалась, поэтому ответила, что согласна только на законный брак.
Коронованный Казанова и на это согласился, но ведь для того, чтобы обвенчаться с христианином, и сама невеста должна креститься, не так ли? Ольга согласилась поменять веру и даже пригласила императора в крестные отцы. А когда крещение состоялось, обрадовала императора тем, что он теперь ее крестный отец и на крестной дочери жениться никак не может.
Верить этой легенде вы не обязаны по самым разным причинам — скажем, если вычислите возраст Ольги в момент визита, она уж явно не молоденькой девушкой была (впрочем, с возрастом Ольги сами видите что творится…).
То, что история ее визита в Византию слишком похожа на рассказанную в Библии историю о Соломоне и царице Савской, тоже наводит на определенные мысли о том, как скучно было летописцам описывать только то, что на самом деле было. А что до любви к крестной дочери, то, скажем, тому же Мазепе, тот факт, что он крестил Матрену Кочубей, ну совершенно не помешал…
А что до киевско-византийских отношений, то шаг Ольги их несомненно улучшил, но решающим не стал. Принимали ее достаточно благосклонно, но подарок при расставании вручили довольно скромный — 700 золотых солидов, чуть больше трех кило золота, пять с хвостиком миллионов гривен — в судах современной Украины лежит куча дел, в которых вменяемая взятка существенно больше.
Да и неторопливая византийская бюрократия ей так надоела, что она обещала византийским послам, что выполнит некоторые свои обязательства тогда, когда они подождут у нее в Почайне (речка близ Киева) столько, сколько она ждала в Византии. Но все равно из Византии к княгине-христианке поехали священники и культурные связи укрепились.
Ольга всячески способствовала внедрению на Руси новой веры — строила церкви, принимала священников из Византии, всесторонне способствовала хорошему отношению к христианству своих внуков Ярополка и Владимира (именно Владимир несколько позже стал крестителем Руси). Но со старшим сыном она ничего поделать не смогла — Святослав оставался верен прежним богам, а над желающими креститься насмехался (хотя и не преследовал).
Когда Святослав стал совершеннолетним, княжеская власть перешла к нему, но он много времени проводил в походах, а за него оставалась мать, подчиняться которой уже привыкли.
Именно Ольга во время болгарского похода Святослава возглавила успешную оборону Киева от осадивших город печенегов и дождалась возвращения сына, который печенегов разбил и прогнал.
Когда Святослав собрался возвращаться в Болгарию, Ольга сказала ему: «Видишь — я больна, куда хочешь уйти от меня?». Действительно, через три дня, 11 июля 969 года, она скончалась.
По ее желанию по ней не совершали тризны — бывший при ней священник-византиец организовал ее похороны по христианскому обычаю.
Существует много сообщений о творимых ею после смерти чудесах — о всех святых пишут такое. Примерно, в первой половине XIII века, произошла ее официальная канонизация, приобщение к лику святых, а в 1547 году она была причислена к лику святой равноапостольной и стала почитаться, как покровительница вдов и новообращенных христиан.
Ее церковные заслуги получили всеобщее признание, а вот о ее заслугах государственных, о том, что она впервые сделала Киевскую Русь чем-то похожим на современное государство, обычно говорят вскользь, это где-то на периферии общественного сознания. И совершенно зря…
Ольгу в наше время тоже помнят и чтут. В Пскове, который тоже претендует на роль её родного города, есть и Ольгинский мост, и Ольгинская часовня, и два памятника ей. На Дальнем Востоке в ее честь назван «залив Ольги» Японского моря и поселок «Ольга» Приморского края.
Памятники ей установлены не только в Киеве и Пскове, но и в Москве, Владимире, Коростене, ее фигура есть на памятнике «Тысячелетие России». В ее честь названы сразу три ордена — царский, орден РПЦ и современный украинский. Улиц, названных в ее честь, простите за неумышленную рифму, не счесть — в Киеве, Львове, Ровно, Житомире, Днепре и еще в десятках районных центров.
Даже странно, что такая вполне заметная группа, как украинские феминистки, не избрала ее своим символом и покровителем — лучшей рекламы им и не придумать. У нее явно хватило заслуг, чтобы жить в нашем сознании и через тысячу с хвостиком лет после кончины.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
