Борис Бурда
Журналист, писатель, бард. Обладатель «Бриллиантовой совы» интеллектуальной игры «Что? Где? Когда?»

КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Шолом-Алейхем из Переяслава — один из основоположников современной художественной литературы на идиш

КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Шолом-Алейхем из Переяслава — один из основоположников современной художественной литературы на идиш

 

Любой более-менее грамотный человек знает больше ста греческих слов. Среди научных терминов их полно. «Барометр» по-гречески — «измеритель тяжестей», «география» — «описание земли», «эритроцит» — «красная клетка», «гидрофобия» — «боязнь воды». Все просто.

Вот и я так подумал, путешествуя по Греции. Подошел к ларечку, чтобы купить воды, и говорю, что помню: «Гидро!», «Хюдор!» — я же помню греческое слово «вода», даже слово «Одесса» от него произошло, «город у воды». А грек не понимает! Я ему по-английски: «Уотер, плиз!» Он ответил: «А-а-а, неро» — и дал мне воды. «Гидро» — это, оказывается, по-древнегречески, не на нынешнем.

Тем же вечером на банкете в гостинице с трудом допросился вина — слово «ойно» уже устарело, вино теперь «краси». Вот сейчас посмотрел — что же это выходит, «зерно» уже не «спермо»? Ну конечно, «калампоки» — это на живом греческом, а древнегреческий — мертвый язык.

Языки, как люди, — живут себе, поживают, но могут и умереть. Своей смертью редко — то ли хищные соседи, то ли переселения народов, то ли что-то еще, но вот был язык — и нет его. Скажем, идиш, язык, на котором говорили мои дедушки и бабушки, исчез на моих глазах.

Бабушки еще вполне бодро болтали в кухне на идиш, родители кое-что понимали, но сами уже не говорили, а я, если и запомнил, то отдельные слова, да и то потому, что похожи на немецкие («флейш» — мясо, «фиш» — рыба, «йингелэ» — мальчик, «мэйделе» — девочка, и еще, может, десяток).

А ведь еще в прошлом столетии, до Холокоста, «дела врачей» и прочего, на нем говорили миллионы, и литература была такая, что в переводах она и сейчас вполне востребована. И один из лучших писателей, пишущих на идиш, родился в Украине и прожил здесь большую часть жизни.

 

ВАРИАНТОВ НЕТ

 

В Одессе стоит созданный еще Резо Габриадзе памятник Рабиновичу. Какому именно? Не важно — тому, кто возвращается из командировки или приходит посоветоваться с раввином. Герой еврейского анекдота — по определению Рабинович. Можно даже не говорить, что еврей.

Какую же фамилию мог носить самый известный писатель, создававший свои труды на идиш? Может быть, Абрамович? Простите, занято — классик литературы на идише Менделе Мойхер-Сфорим (в переводе это значит «Менделе-Книгоноша») как раз и был Абрамович по паспорту.

Знаменитые еврейские писатели на идиш (слева-направо): Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем, Бен-Ами, Хаим Нахман Бялик/chayka.org

Вот он и был Рабиновичем, да еще с истинно еврейским именем Соломон — его дали ему при рождении 2 марта 1859 года в ныне провинциальном, но умопомрачительно древнем городе Переяславе, именно в том самом, в котором в 1654 году Украину присоединили к России.

Конечно, писать и издаваться под именем Соломон Рабинович было бессмысленно — у каждого еврея таких знакомых минимум по десятку. Поэтому позже он взял себе псевдоним Шолом-Алейхем — если дословно, то «Мир вам», а если точно по смыслу, то просто «Здравствуйте!»

 

КАК ВЫРАСТИ ПИСАТЕЛЕМ

 

Семья у будущего писателя была не ахти какая богатая — не голодали, но жили достаточно скромно. При его рождении — чуть получше, потом обеднели и считали каждую копейку. К расходам на образование детей это не относилось — для этого в подобных семьях лезли вон из кожи.

Так что хедер, еврейскую начальную школу, он благополучно окончил. Судя по его позднейшим произведениям, место это было не очень симпатичное — учителя лупили учеников как сидоровых коз, ученики обманывали учителей и насмехались над ними. Но образование он получил.

Первое произведение он создал еще в хедере — целый трактат о Библии с анализом еврейской грамматики. Учитель, которому подали этот труд для оценки, честно сказал, что все написанное — чушь собачья, но почерк прекрасный. Позже писатель счел это «первой литературной критикой».

Когда ему было 13 лет, от холеры скончалась его матушка, отец женился вторично, а мачеха оказалась злой и склочной. Тогда он и создал свое второе произведение — все ругательства мачехи, записанные в алфавитном порядке. Во всяком случае, отцу этот «шедевр» понравился.

Вот и цитата из него — асмодей, банщик, болван, босяк, веник, выкрест, глупая морда, голодранец, гусак в ермолке, дикарь, дурень, дьявол, жадюга, зазнайка, злыдень, змей, идиот, извозчик, кишка бездонная, красавчик, кусок сала, лабазник, лакомка, лоботряс… дальше  по алфавиту. 

Он поступил и в уездное училище, которое, несмотря на небольшие трудности с русским языком, через три года окончил с отличием. Прочитав по-русски роман Даниеля Дефо «Робинзон Крузо», он пишет свой вариант — роман «Еврейский Робинзон Крузо». Найти его в Сети я не смог, а жаль…

 

СЮЖЕТ ДЛЯ МЕКСИКАНСКОГО СЕРИАЛА

 

Не желая быть обузой для семьи, он находит себе работу — место домашнего учителя. К преподаванию его тянуло всегда, и он даже попытался поступить в житомирский учительский институт, да не тут-то было — помешала «пятая графа» (кто-то помнит, что в советских анкетах такой номер имела графа «национальность»?). Анкет тогда еще не было, но графа уже была…

Шолом-Алейхем в 18 лет/wikipedia.org

Но для должности домашнего учителя в семье богатого арендатора Элимелеха Лоева это помехой не было — скорее наоборот. Он был должен дать достойное образование детям Лоева, в том числе его дочери Голде, которую часто называли просто Ольгой — смотря где и кому ее представляли…

Дальше все было, как в известном стихотворении уже ставшего персонажем этой рубрики Саши Черного «Любовь не картошка», ситуация достаточно жизненная и не очень редкая.

Бедняк-учитель влюбился в дочку богача-работодателя! Впрочем, это еще полбеды — она в него тоже, а уж это совсем кошмар! Во всяком случае, для богатого папы, у которого свои представления о счастливом замужестве для любимой дочери. Он же, в конце концов, не сценарист сериала для домохозяек — тому такое только подавай, жалостно и жизненно!

Папаша избавился от неуместного претендента так, что в сериале было бы как раз — однажды бедный учитель проснулся в загородном доме и увидел, что никого нет: ни папы, ни дочки, ни семейства! Все уехали, оставив на столе конверт с его гонораром за два месяца — мы в расчете…

 

Вступая в клуб друзей Huxley, Вы поддерживаете философию, науку и искусство

 

ДЕЛАЕТ НАС СИЛЬНЕЕ

 

Понятно, что горю молодого влюбленного, вышвырнутого из дома любимой, не было предела. Он остался не только без обожаемой женщины, но и без кормящей его работы. Однако не зря говорят, что то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Добавлю от себя — убивает, но гораздо позже.

Он начинает активно писать: немного — на книжном языке Библии, иврите, кое-что — по-русски, но все больше и больше обращается именно к идиш, родному языку миллионов жителей тогдашней Российской империи (2 000 000 евреев жили только в Беларуси, и в Украине явно не меньше!).

Чтобы прокормиться, он нашел себе работу — стал в городке Лубны казенным раввином. Это была уникальная должность, бытовавшая только в Российской империи. С казенным раввином не молились, не просили у него советов — это был просто правительственный чиновник, который регистрировал рождения и смерти, вел дела общины, но не был ее духовным наставником.

Уже как-то состоявшийся в жизни, он в 1883 году, через шесть лет после разлуки, встретился с Ольгой Лоевой, и оказалось, что разлука не истребила, а только усилила их взаимные чувства. Они женятся против воли ее родителей, и те вынуждены примириться, ибо сделать ничего не могут.

А на его трогательный рассказ «Ножик» о страданиях бедного ребенка, укравшего ножик и со страхом ждущего возмездия на этом и том свете, пришла положительная рецензия из газеты, в которую он его направил. Это его подбодрило, и он решил, что будет продолжать писать.

 

ДЕНЬГИ РЕШАЮТ НЕ ВСЕ И НЕ У ВСЕХ

 

В 1885 году Элимелех Лоев умер, и его дочери досталось весьма немалое наследство. Семья перебирается в Киев, который Шолом-Алейхем в своих произведениях называет Егупец — не намек ли это на Египет, где евреи жили при фараонах сыто, но без гражданских прав?

Семейная жизнь у него идет прекрасно — ни малейших проблем, прекрасные дети (четыре сына и две дочери — у родителей самого Шолом-Алейхема было так же: просто совпадение или нечто большее?), любовь, понимание и благополучный быт. Хорошо бы, чтоб и с прочим было так…

В плане творчества так и происходит — он много пишет, его охотно печатают, у него возникает свой, прекрасно узнаваемый стиль с обилием подробностей, грустным юмором и точным воспроизведением быта маленьких местечек, где тесно и голодно, но жизнь продолжается.

А вот деньги он явно не любит, и они отвечают ему взаимностью. Он начинает издавать сборник «Еврейская народная библиотека», платит за публикации хорошие гонорары, но доходы оказываются меньше расходов. Хорошим писателям не суждено быть успешными бизнесменами.

Чтобы пополнить дефицит, он сам начинает заниматься биржевыми спекуляциями, но смотри выше — он слишком хорошо пишет, чтобы успешно играть на бирже. В итоге он разорился и так задолжал, что был вынужден на время скрыться за границей от судебных исполнителей.

Cправа налево: сидят — теща писателя Рахель Лоев, Шолом-Алейхем, внук Ноте, дочь Ляля; стоят — дочери Эмма и Маруся, жена Ольга (Голда), сын Миша, дочь Эрнестина и зять Исаак Давид Беркович. Львов, 1906 г/kulturologia

 

ТВОРЧЕСКИЙ ПИК

 

Его спасает теща — с неравным браком она в итоге примирилась и заплатила долги проблемного зятя. Шолом-Алейхем получает возможность вернуться в Российскую империю, не опасаясь разъяренных кредиторов, и на некоторое время перебирается в Одессу — пишущим полезно.

Жил он там на Канатной, 28 — достаточно близко от моего дома, часто прохожу мимо. На доме мемориальная доска, но ремонт ему бы не помешал — боюсь, что и его знаменитый жилец не мог арендовать квартиру получше. Причем несмотря на то, что его книги становятся все популярней.

Похоже, что именно из Одессы в его творчество пришли образы «торговцев воздухом» — мелких и мельчайших биржевых спекулянтов, неудачливых посредников, трогательных мечтателей, надеющихся на грош наменять пятаков. Его персонаж Менахем-Мендл — как раз оттуда.

Дом, где жил Шолом-Алейхем в Одессе/mayak.org

В это время появляются его главные произведения: сентиментальные романы «Стемпеню» и «Иоселе-соловей» (впрочем, весь Шолом-Алейхем сентиментален, но это не раздражает), а также его бессмертный шедевр, не раз экранизированный и поставленный на сцене, — «Тевье-молочник».

 

ТРИУМФ ТЕВЬЕ

 

Практически любой, кто читает «Тевье-молочника», становится покорен поразительным образом самого Тевье — мудрого, красноречивого, трудолюбивого и стойкого к несчастьям (их у него хватает…). По форме это — письма Тевье к Шолом-Алейхему, и одно письмо печальнее другого.

Главная его беда — конфликт с поколением собственных дочерей. Одна из них вместо богатого жениха выходит за бедняка, потому что любовь, другая отправляется в ссылку вместе с мужем-революционером, третья выкрещивается в православие, четвертая уезжает в Америку, пятую бросает жених, и она топится в реке — вот такое было время и вот такие проблемы.

Но его жизнестойкость, оптимизм и юмор до сих пор покоряют не только читателей, но и зрителей — как театра, так и кино. Поставленные по книге спектакли — и постановка 1938 года в Харькове, выполненная Михоэлсом, и «Поминальная молитва» в Ленкоме с прекрасным Евгением Леоновым, и «Тевье-Тевель» с неповторимым Богданом Ступкой — и сейчас хорошо памятны.

Богдан Ступка в роли Тевье/jew-observer

Нашла эта тема и музыкальное воплощение. В 1964 году появился бродвейский мюзикл «Скрипач на крыше», который позже, в 1971 году, стал фильмом Нормана Джуисона, который смотрел весь мир. Еще, чтобы не забыть, — хороший советский телеспектакль «Тевье-молочник» 1985 года.

 

БЕГСТВО

 

Но на спокойную жизнь трудно рассчитывать всем, писателю — дважды, а еврею в Российской империи — трижды. В Киеве, в который Шолом-Алейхем перебрался, он становится свидетелем (и хорошо, что не жертвой) еврейского погрома. А еще более ужасные одесский и кишиневский погромы привели его в такой ужас, что он принял решение покинуть страну.

Интересно, что Украины он не покинул — просто перебрался из Киева во Львов, тогда австро-венгерский город. Он пытался сделать то, что в его силах, для борьбы с погромщиками, редактировал сборник «Хилф» в пользу жертв погрома, к которому привлек Толстого, Чехова и Горького.

И тут случается большая беда лично с ним — у него обнаружили туберкулез, болезнь тогда неизлечимую. Он борется с ней как может — ездит на европейские курорты, а чтобы заработать на это денег, много выступает перед читателями — евреями всей Европы, их тогда было много…

Тогда же он пишет и одну из важнейших книг, третью часть трилогии о евреях-артистах после «Стемпеню» и «Иоселе-соловей» — «Блуждающие звезды», сентиментальную, но трогательную историю о певице и актере, которые встретились знаменитыми, но слишком поздно…

 

КОНЕЦ

 

Мировая война застала его в немецком санатории (хорошо, что первая, а не вторая), и ему, как вражескому подданному, пришлось спешно покинуть страну. Помыкавшись в Копенгагене, писатель решил перебраться в Штаты — он бывал там уже не раз, а теперь переехал насовсем.

Его там уже знали, называли «еврейским Марком Твеном» (говорят, что сам Марк Твен, узнав об этом, пошутил, что это он — американский Шолом-Алейхем). Но эмигранту практически в любой стране жить всегда несладко, причем небогатому — вдвойне, а тяжело больному — втройне.

Он заканчивает там чудесную книгу о маленьком ребенке «Мальчик Мотл» (в детстве я ее очень любил), начинает писать автобиографический роман с очень символическим названием «С ярмарки» — понимает, что его жизненный путь заканчивается. Но дописать его не успевает.

Книга «Мальчик Мотл»/livelib.ru

13 мая 1916 года он умирает от туберкулеза в Нью-Йорке. На похороны Шолом-Алейхема на Старое Кладбище в Куинсе пришло проводить его в последний путь около ста тысяч его почитателей. Рассказывают, что он хотел быть похороненным в Киеве, где прошло 20 лет его жизни. Да вот не довелось…

Похороны Шолом-Алейхема/wikipedia.org

 

ДАЛЬШЕ НАЧИНАЕТСЯ — ИСТОРИЯ

 

Для писателя очень важно не только быть услышанным современниками, но и сказать что-то значимое потомкам. И с этим у Шолом-Алейхема явно сложилось — даже по успеху в наши времена постановок и фильмов по его книгам можно понять, что он вполне востребован.

Изданный в советские времена шеститомник Шолом-Алейхема стал у советских евреев почти культовой книгой. В библиотеке моего дедушки он был одним из самых потрепанных — вечно кто-то просил почитать. Достаточно активно издают его и сейчас, причем на многих языках.

Ему установлены памятники в Киеве, Москве и Белой Церкви. Улицы Шолом-Алейхема есть в Харькове, Бельцах, Виннице, Гродно, Житомире, Бердичеве, Киеве, Полтаве — всех не упомню… Почтовые марки в его честь выпущены не только в Украине и в Израиле, но даже в Гамбии!

Памятник в Белой Церкви/jewishnews.com

А в Одессе нет улицы Шолом-Алейхема — в 1995 году ей вернули старое имя Мясоедовская. Я понимаю, для Одессы Мясоедовская — это святое, но мало ли улиц в новых районах? Разве не странно то, что на Меркурии кратер Шолом-Алейхема есть, а в Одессе такой улицы нет?

Ну, юбилейная монета Украины в 5 гривен — это само собой… Киевский театр и Биробиджанский университет носят его имя — тоже ничего удивительного. На его родине, в Переяславе, открыта музей-квартира писателя, в Киеве — тоже. Но его помнят миллионы и так, без этих атрибутов.

Музей Шолом-Алейхема в Переяславе/wikipedia.org

А язык идиш не стоит торопиться считать мертвым — и сейчас на нем говорят не менее полумиллиона человек. На наших глазах в прошлом веке воскресли минимум два мертвых языка — иврит, ставший госязыком Израиля, и латынь, получившую статус госязыка в Ватикане. Вот так…

Вступая в клуб друзей Huxley, Вы поддерживаете философию, науку и искусство

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Получайте свежие статьи

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: