КОРНИ И КРЫЛЬЯ с Борисом Бурдой: Николай Амосов — великий украинский хирург

ЗНАМЕНИТЫЕ ГРЕКИ

Телепроект по определению десяти самых выдающихся соотечественников был осуществлен во многих странах. И определившейся в Греции десятке, я думаю, могли бы позавидовать многие.

На пятом месте – Сократ. На шестом – Аристотель. На девятом – Платон. Кто сможет предложить хоть что-нибудь сравнимое?

Но еще примечательней в этом списке даже не первое место – его предсказуемо занимает Александр Македонский, дело которого рухнуло сразу после его смерти.

Интересней и благородней тот, кто занял второе место – кстати, с достаточно небольшим разрывом. Онколог Георгиос Папаниколау, автор теста на раннее выявление рака шейки матки, спаситель сотен тысяч женщин во всех странах мира.

Страна, в которой вторым по популярности героем может считаться человек, который даже никого лично не прикончил, уже не безнадежна.

 

А КАК У НАС?

А каков же этот список в Украине? На первом месте – тоже государь, Ярослав Мудрый (уже упоминал, что это прозвище дали ему историки XIX века, а современники называли в лучшем случае Скупым – стоит повторить).

Напоминает он Александра Македонского ещё и тем, что его государство тоже не пережило его смерти – сам разделил между сыновьями. Может быть, это непременное условие?

Но что у нас со вторым местом? Неужели врач? Да, представьте себе – Николай Амосов. Кардиохирург, кибернетик, геронтолог, писатель… в общем, тоже врач. Видите, и у нас не всё так плохо…

Более того – по разносторонности интересов и дарований, наш серебряный призёр, пожалуй, покруче будет. Интересный человек – есть о ком рассказывать.

 

НА ЖИЗНЕННОМ СТАРТЕ

Он родился в том самом 1913 году, с которым в советское время сравнивали всё на свете, чтобы доказывать, что при советской власти всё стало гораздо лучше.

Родной деревни Ольхово близ Череповца он в зрелые годы не навещал, да и не смог бы сделать это без акваланга – Рыбинское водохранилище успело превратить её в Атлантиду нашего разлива.

Отца Амосов сам описал предельно кратко – из полукрестьян-полурабочих, подверженный семейной страсти к водке (ну, не совсем семейной, к самому Амосову эта страсть никакого отношения не имела). Вернувшись с первой мировой, он вскоре оставил семью. Остальное о нём мне не интересно.

Воспитывала Амосова мать-акушерка, так что медик он наследственный. О матери он пишет, что за 24 года работы она приняла более 3 000 родов, и только одна роженица умерла — по тем временам результат прекрасный.

Еще одно качество его матери было большой редкостью для советской медицины – она категорически не принимала подарков от пациентов. Он помнил это всю жизнь, и в своем институте развешивал объявления, требующие ничего не дарить врачам, кроме цветов. Как соблюдалось – не знаю.

 

ПРИЗВАНИЕ И АНКЕТА

Получил Амосов от матери и нечто более вредное для его судьбы – дядю и тётю, репрессированных, как «врагов народа». Это существенно портило ему анкету и достаточно повредило в начале жизненного пути. После школы с такой анкетой получалось разве только что в техникум – в медин не брали.

Поработав после техникума начальником смены на электростанции в Архангельске, решил всё-таки попробовать продолжить образование. Что интересно, поначалу избрал техническую специальность – поступил во Всесоюзный заочный индустриальный институт. Прошёл за один семестр весь вузовский курс высшей математики и сдал по нему экзамен.

Этого ему было мало – он мечтал об университете. Но в МГУ ему честно сказали, что с его анкетой он поступит только, если сдаст всё на отлично. Не поступит – уйдёт в армию, а этого он категорически не хотел.

 

ВСЁ-ТАКИ МЕДИЦИНА

Он еще раз, вместе с молодой женой, попробовал поступить в Архангельский медицинский институт – и его взяли! Учился он крайне интенсивно, перескочил через курс, хотел сделать это ещё раз, но не разрешили – сказали, что нужно увидеть много больных, чтобы стать хорошим врачом.

А заочный институт он не бросил, тоже успешно окончил. Даже разработал свой инженерный проект – самолёт с паровым котлом и турбиной (!). К счастью, никто им не заинтересовался.

После института он хотел заниматься физиологией, но не вышло – места в аспирантуре нашлись только в хирургии. Было бы место – могло бы не быть такого хирурга… Семья, к сожалению, не сложилась. Амосов пишет, что обсудили положение и решили пожить отдельно. Решения они не изменили.

Примерно тогда и появились первые размышления «о механизмах мышления, о взаимодействии регулирующих систем организма». До конца жизни он хранил тетради, в которые записывал возникающие идеи. Наверное, их было много…

 

ВОЙНА

Война отложила все прочие дела. Практически всю войну он провёл на одной должности — ведущего хирурга в полевом подвижном госпитале 2 266 на конной тяге (так это учреждение называлось официально).

Этот госпиталь, рассчитанный на 200 раненых, со штатом 80 человек, из которых 5 врачей, плюс 22 лошади, прошагал военными дорогами по шести фронтам (один из них – на Дальнем Востоке).

Сам Амосов вспоминает, что за войну через его руки прошло примерно 40 000 раненых, половина из них – достаточно тяжёлые. Умерло больше семисот – вполне приличное сельское кладбище. Амосов констатирует, что некоторые из них умерли от его ошибок.

В середине войны, когда дела пошли лучше, он решил вступить в партию – говорил, что зауважал, когда забрезжила победа. Провели через ячейку, два раза приглашали на партсобрания, потом перестали.

Через несколько месяцев парторг объяснил, что его не утвердили в высшей инстанции – не хватало стажа, а теперь хватает, и можно снова подать заявление. Он не стал это делать – как раз к этому времени увидел, как «особый отдел» шпионит за ранеными. Так и остался беспартийным.

Прямо в армии он и написал свою первую диссертацию, но в Москве её не приняли потому, что она была написана от руки в конторской книге. Где ему было искать на фронте пишущую машинку?

 

МИРНАЯ ЖИЗНЬ

Возникший на работе фронтовой роман с медсестрой Лидией Денисенко завершился браком, причём очень благополучным. То, что иногда рассказывают о фронтовых романах, надо делить на восемь. Как минимум.

Даже после войны ему было нелегко демобилизоваться. Не помог даже принявший участие в его судьбе великий хирург Юдин. Выручил, как ни странно, инженерный диплом — министр медицинской промышленности выпросил его у армии для своего министерства.

Во время службы на дальнем Востоке он написал вторую диссертацию, а когда вернулся туда оформлять демобилизацию – третью: о ранениях коленного сустава. В 1948 году в Горьком он её защитил, так что больше не понадобилось.

Жизнь в Москве с комнатой на двоих в целых четыре квадратных метра не задалась. Но коллеги по фронту порекомендовали его на работу в Брянск – главным хирургом области. Он и мечтать о таком не мог, а тут всё получилось само собой.

 

 

СПАСЕНИЕ В КИЕВЕ

Настало время и для докторской. Делать один из докладов на заявленную тему его пригласили в Киев. Доклад там понравился. Кроме того, жена поступила в киевский медицинский институт – возник замысел переезда.

Работа в Киеве поначалу не очень устраивала его – он даже ездил в привычный и любимый Брянск оперировать. Но в январе 1953 года друг из Брянска предупредил его – не приезжай, тебе грозит большая беда.

Оказалось, что как только в Москве начали раскручивать «дело врачей-убийц», брянский следователь, муж медсестры из больницы, где оперировал Амосов, стал допрашивать врачей – признайтесь, мол, что Амосов удалял легкие здоровым людям!

Опечатал бочки с формалином, в которых хранились удалённые лёгкие, заставил провести партсобрание, на котором эту идею озвучили – в общем, готовил шумное дело, чтобы на орденок потянуло.

К счастью, он не успел ничего опасного до 5-го марта, а вскоре после этой даты само «дело врачей» решили прекратить, и стало ясно, что тут не орденом пахнет, а скорее наоборот… Так что в том же марте 1953 года Амосов спокойно защитил докторскую и возглавил кафедру в Киеве.

 

КАРДИОЛОГИЯ И КИБЕРНЕТИКА

Года через два начался самый важный этап его врачебной деятельности – операции на сердце. Поначалу самые простые, как он сам считает – в общем, из скромности, простых операций на сердце быть не может.

На конгрессе в Мексике он впервые увидел АИК – аппарат искусственного кровообращения. Тут и пригодилось инженерное образование – он сам сделал чертежи аппарата, его изготовили и начали применять. Пошло не сразу, но потом аппарат стали применять регулярно.

К этому же времени в верхах наконец-то издали постановление, согласно которому продажной девке империализма кибернетике была наконец возвращена невинность. Амосов, не чуждый точным наукам, отреагировал на это одним из первых.

Уже в 1958 году была создана лаборатория, которая сначала занималась операциями с АИК, а потом стала применять математическое моделирование в физиологических исследованиях сердца. Сейчас без математической части медицинских диссертаций всего ничего, а тогда это было редкостью и инновацией.

Вскоре он основал и возглавил отдел биокибернетики в Институте Кибернетики АР УССР. Он работал над широким спектром проблем – регулирующие системы организма, искусственный интеллект, модели личности и общества, глобальные проблемы человечества. Коллектив существовал до девяностых, потом, скорее всего, специалистов востребовали другие страны с иным отношением к науке.

 

ХИРУРГИЯ И ЛИТЕРАТУРА

В 1963 году он провёл первое в СССР протезирование митрального клапана сердца. Целый ряд ранее почти невозможных операций у Амосова поставили на поток. Статистика показывала, что успешных операций у Амосова явно больший процент, чем в аналогичных клиниках страны.

А вообще, в созданной им клинике, по его подсчётам, прооперировали более 80 000 только сердечных больных. Сейчас, наверное, это число ещё больше.

Бывали, конечно, и неудачи – после одной из них, смерти больной девочки во время операции, Амосов, чтобы хоть как-то выйти из депрессии, просто сел за стол и описал прошедший ужасный день. Потом он показал рукопись популярному писателю Юрию Дольд-Михайлику, и тот одобрил текст. Он стал первой главой его первой книги – «Мысли и сердце».

Я помню, какой эффект произвел выход этой книги, опубликованной и в популярнейшем журнале «Наука и жизнь», и отдельным изданием. В моей физмат-школе не прочесть её было даже как-то неприлично.

 

Я ЕГО ВИДЕЛ

Естественно, что когда он приехал по каким-то делам в Одессу, его попытались пригласить выступить в нашей школе. Он попробовал сказать, что у него плохо со временем, но девочка, которая его приглашала, не выдержала и расплакалась. Конечно, он пришёл.

Школьный актовый зал был забит под завязку, сидели на подоконниках, стояли в проходах – в другой школе, пожалуй, и не позволили бы такого… Он говорил около получаса без перерыва, суховато и как-то по-деловому, но очень интересно. Как раз о связи кибернетики и медицины, о которой тогда еще вообще мало кто думал.

После окончания выступления к нему подошла пригласившая его девочка, поднесла альбом и попросила оставить в нем запись, добавив, что в этом альбоме расписываются все великие люди, которые посетили нашу школу. Так и сказала.

Он не сдержался и фыркнул – было видно, что его впервые назвали в глаза великим человеком… Но взял ручку и оставил в альбоме автограф с уместными пожеланиями. Я этот автограф видел – сразу под записью, сделанной футболистами нашей футбольной команды «Черноморец». Так что очень не исключено, что впервые его назвали великим в моём личном присутствии.

 

НОВЫЙ КРУГ ИНТЕРЕСОВ

Он продолжал успешную и продуктивную работу очень долго – мало кому столько удаётся. Получил все положенные почести – стал академиком, Героем соцтруда, орденоносцем, депутатом, директором института. Работать при этом стал не меньше, а больше.

Годы шли, работать становилось тяжелее. Может быть, потому его всё больше интересовали вопросы сохранения здоровья и работоспособности, продления жизни, сохранения здоровья. Он сначала начал активно выступать с лекциями на эту тему, а потом выпустил очередную книгу «Раздумья о здоровье».

Кстати, к тому времени его первую книгу «Мысли и сердце» уже перевели практически на все тридцать языков, суммарные тиражи стали миллионными. Подписал бы СССР конвенцию по авторскому праву – быть бы ему миллионером…

Книга, разумеется, стала крайне популярной – тех, кто не хочет быть здоровыми, еще поди найди. Привлекало и то, что рассуждения Амосова подкреплялись экспериментально, причем эксперименты он проводил на себе самом.

В глазах общественности верность теорий Амосова подтверждалась его профессиональным долголетием. Только в 75 лет он оставил пост директора института – кстати, добровольно, по собственной инициативе. А оперировать он прекратил только в 80 лет – уже в независимой Украине.

Независимость он, кстати, принял позитивно. Вот его слова: «Раз есть народ, есть язык – должна быть страна». Только ассирийцам, цыганам и гагаузам об этом, пожалуйста, не говорите… Вот еще его слова:

Я за независимость Украины, потому что здесь живут мои пациенты

 

ЭКСПЕРИМЕНТ НА СЕБЕ

Несмотря на возраст, Амосов продолжал интенсивно работать, консультировал, писал новые книги. Но всё осложнялось тем, что у великого кардиолога, вылечившего сердца очень многих, его собственное сердце оказалось очень больным.

Так что эксперимент на себе он проводил в экстремальных условиях, близких к критическим. В 1983 году ему стало хуже, выполнять намеченные им же упражнения стало трудно. В Каунасе хирург Бредикис установил ему кардиостимулятор. Тут же он увеличил нагрузки до прежних.

Его теория гласила, что старение вовлекает человека в порочный круг – работоспособность падает, мышцы детренируются, это сокращает подвижность и еще больше усугубляет старение.

Амосов говорил:

В большинстве болезней виноваты не природа, не общество, а только сам человек. Чаще всего он болеет от лени и жадности, но иногда и от неразумности

 

 

По его мнению, врачи должны лечить человека от болезней, а вот свое здоровье он должен добывать сам. Как именно – он не только рассказывал, но и показывал. Доведя свои нагрузки до 1 000 движений в день, причем значительная их часть – с гантелями, пробегая каждый день минимум 2 километра, он в 1992 году эти нагрузки еще и увеличил.

Помимо прочего, он поддерживал свой вес на уровне 54-х килограммов – даже при его небольшом росте и худощавом сложении, это достаточно мало.

В 1998 году его оперировал в Германии профессор Кёрфер, вшил биологический аортальный клапан и поставил два шунта. После этой непростой операции он по-прежнему, как только это стало возможно, продолжал заниматься с отягощениями, которые позволяет себе не всякий молодой и здоровый.

Всё-таки в 2002 он умер от инфаркта – но в возрасте 89 лет, практически всю жизнь работая предельно напряжённо и активно (при таких-то осложнениях!). Его эксперимент со здоровьем, поставленный над самим собой, следует признать успешным.

 

В ЕГО ПАМЯТЬ И ЧЕСТЬ

Его прекрасно помнят в Украине, и не только в ней. Трудно даже придумать почесть, которой он не был удостоен.

С 2007 года НАН Украины присуждает премии имени Амосова за работы в области кардио- и сосудистой хирургии и трансплантологии; биоэнергетики, проблем искусственного интеллекта и разработки новых информационных технологий.

Его имя носит киевский Национальный институт сердечно-сосудистой хирургии, а также медицинские училища в Брянске и Череповце.

Решением ЮНЕСКО 2013 год объявили годом Николая Амосова. Верховная Рада постановила отметить столетие Амосова на государственном уровне. Нацбанк Украины выпустил в его честь юбилейную серебряную монету в 5 гривен (сейчас она, разумеется, стоит в сотни раз дороже).

В его честь назван астероид 2948, открытый ещё в 1969 году. О нём сняты два документальных фильма. А улицы Амосова есть и в Киеве, и в Харькове, и в Виннице, и в Броварах, и в Костополе.

Для человека, спасшего тысячи жизней собственными руками, эти почести совершенно не кажутся чрезмерными. Скорее наоборот…