РУССКОЯЗЫЧНЫЕ ПИСАТЕЛИ И ПОЭТЫ УКРАИНЫ: творческое досье Сергея Соловьева

Иллюстрация: Всеволод Швайба. Храм, тушь, перо, бумага, 75х75 см

 

Сергей Соловьев — поэт, художник, путешественник, один из ярких представителей метареализма. Прозу автора относят к так называемому интенсивному письму, в котором «текст затягивает — а потом смыслы и ассоциации ветвятся, расширяются — и чтение приостанавливается само собой, причем закладку хочется поместить не между страницами, а между предложениями. Или между словами» (А. Уланов).

Автор 20 книг поэзии, прозы и эссеистики, среди которых: «Пир», «Книга», «Дитя», «Фрагменты близости», «Индийская защита», «В стороне», «Ее имена», романы «Аморт», «Адамов мост» и «Улыбка Шакти», книга странствий «Человек и другое». Лауреат Бунинской премии, премии «Планета поэта», Международной отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка и «Русской премии», финалист премии Андрея Белого и «Студенческого Букера». 

Родился в Киеве в 1959 году, окончил филологический факультет Черновицкого университета, работал художником-реставратором монументальной живописи в церквях и монастырях Украины. В середине восьмидесятых создал в Киеве авангардный театр «Ноль дистанция», в девяностые — журнал «Ковчег». К 2000 году — архитектурный проект метаигрового города-лабиринта (Германия). 

В этот же период занимался визуальной практикой: персональные и коллективные выставки живописи, графики и фотографии в Западной Европе. С ним вышел трехсерийный фильм-интервью на немецком ТВ, режиссером которого стал Александр Клюге.

В середине 2000-х — автор проекта и руководитель клуба свободной мысли «Речевые ландшафты» и главный редактор альманаха современной литературы «Фигуры речи», инициатор премии «Читатель» (Москва). В это же время начал осуществлять длительные путешествия по Индии. С 2016 года — руководитель ежегодных авторских туров «Особая Индия» с семинаром «Школа свободы».

Живет в Мюнхене.

 

Я из поколения…

Наверное, дворняг. В смысле, рос в мире киевских дворов начала 60-х, где за каждым углом — край света и свобода открытий.

 

Как писатель я…

Пишу книги время от времени, когда внутренняя картина мира и внешние события меняют точку сборки и ищут новый язык описания.

 

Кроме литературы я…

Странствовал, рисовал, участвовал в европейских выставках, в Киеве создавал театр «Ноль дистанция», издавал каллиграфическую (не)газету «Ковчег», в Мюнхене проектировал монументальный метаигровой лабиринт «Фигура Времени», в Москве вел дискуссионный клуб «Речевые ландшафты», учредил премию «Читатель», вожу группы по нетуристической глубинке Индии, а когда один — хожу в джунгли.

 

 

Моя детская мечта…

Быть путешественником, свободно странствовать вовне и внутри себя, что и делаю всю жизнь.

 

Мое место силы…

Индия, оно же и место слабости, еще и в том смысле, что настоящая открытость миру — слабость, уязвимость, и тем самым — единственно живая сила.

 

Я никогда не…

Говорю «никогда».

 

Свобода — это…

Трудный, божественный дар. И главное из условий моей жизни.

 

Мне стыдно за…

Человека в себе. Особенно сближаясь с миром живой природы — чем ближе — тем острее (в джунглях, например, где провожу последние семнадцать лет).

 

Самое странное сообщение от читателя или предложение в Сети…

Письмо от неизвестной, вот его полный текст: «Меня зовут Вина надеюсь ты хорошо».

 

К критике отношусь…

С творческим интересом, если конструктивна.

 

 

В свободное время я…

Живу, люблю, пишу, путешествую. А несвободного от этого времени у меня и не было.

 

Я начал писать, когда мне было…

Пять лет. Бродили с отцом по лесу в поисках шишек, не нашли, я сказал: «Нету шишек — не беда, такова моя судьба».

 

Чтобы стать хорошим писателем, необходимо…

Обладать даром божьим, одержимостью, чувством стыда и чуда, и родства с живой тканью жизни, которая порой страшней открытого космоса, и… Наверное, много всего, из чего все равно не сложится настоящий писатель. «Хороший» — это другое дело, более расхожее.

 

 

Если бы мне дали все деньги мира…

Не дай бог такое наказанье. Но если нельзя будет увернуться — попробовал бы что-то сделать для дикой природы, животных, с тем чтобы дать им отдохнуть от людей.

 

О перспективе русскоязычной литературы…

Есть и будет, пока жив язык, а он будет жить долго.

 

Метафора для современного мира…

«Сменщик» — в смысле подмены его «я» неким переходным, в несколько измененном состоянии, но выдающим себя за прежнего.

 

Совет начинающим авторам…

Нет совета. Опыт, похоже, ничему не учит и — если настоящий — не передается.

 

 

Из героев классических книг ассоциирую себя с…

Мюнхгаузеном. Поскольку чудеса — единственно настоящая реальность.

 

За прекрасным я бы отправился в…

Никуда. Важен личный путь трансформаций. С попыткой, по возможности, осознания происходящего с тобой. В этом главная мотивация пути. Достижение «прекрасного» лишает этой мотивации. По Кьеркегору, излюбленное место счастья — у корней отчаянья.

 

В 80 лет я собираюсь…

Если верить моему списку судьбы, полученному в индийской библиотеке Акаши, где, по преданию, записаны судьбы всех людей — живших и будущих, — то я уйду за два года до этого срока — в 78, под алмазным дождем благоволенья небес, возложив длани на стекающиеся ко мне народы. Так было начертано на языке пали (на котором записана жизнь Будды) и переведено для меня на английский ридером-медиумом этой библиотеки 🙂 

 

Было у нее четыре тела

и одна душа:

в одном — ходила,

в другом — летела,

в третьем — любила,

то есть старела,

а четвертое не нашла

 

Что же мне сказать о себе в добавление к анкете? Жизнь пишущего человека — в его книгах. А их у меня около двадцати — и стихов, и прозы, и эссе. Среди них три романа, составляющих своего рода трилогию: «Аморт», «Адамов мост» и только что законченный, выходящий в издательстве НЛО — «Улыбка Шакти». Все три романа — о моих странствиях по Индии в последние семнадцать лет.

Странствиях в основном по нетуристической глубинке: джунгли, тигриные заповедники, куда я имею страсть проникать вопреки запрету, да и просто с высоким риском для жизни, поскольку хожу один с фотоаппаратом и небольшим ножом на поясе, и ежедневные шансы вернуться из леса — пятьдесят на пятьдесят.

Но хожу я не за адреналином, это можно получить и не выходя из дому, а за тем, что трудно сформулировать — даже для себя. Наверное, в этом есть некая тяга к той, во многом утраченной нами, связи с реальным миром, в котором мы все, казалось бы, живем, а на самом деле давно уже не.

 

 

И о поиске общего языка с этим миром, сближения с ним, которое происходит прежде всего внутри тебя, что-то делая с твоим «я», «эго», которое не так просто сместить с привычной ему воцаренности в центре.

Со временем, понемногу это приходит, и лес это чувствует, и начинается то, о чем говорить еще трудней. Таковы были мои встречи, например, с тиграми лицом к лицу, ближе дыханья. Или со слонами. Но в книгах не только об этом. И не только о магических трансовых ритуалах необычайной красоты и силы, которые не изменились за последние несколько тысяч лет и все еще происходят в глубинке Индии.

Эти так называемые актеры, а на деле медиумы, с которыми я кочевал от деревни к деревне, спал у костров, ел, жил, они ведь нередко гибнут — прямо на глазах зрителей, не символически, а буквально сгорают. Сгорают во вспыхнувших одеяньях умопомрачительной ручной работы с головными уборами, например, высотой до пяти метров.

И часто их не удается спасти. «Там, где кончается искусство и дышит почва и судьба» — не на словах, а по-настоящему. Вот вы спрашиваете в анкете, что пожелать начинающему писателю. Этого ведь не пожелаешь. Но без этого — нет ни искусства, ни жизни, ни любви, да и смерти настоящей нет. Иначе — имитация, иначе — то, что мы и имеем вокруг.

В книге не только об этом, не только о рыбацкой деревушке, похожей на индийское Макондо, где живут во вросших в землю и оплетенных лианами кораблях. Или о вайшнавском монастыре на скальном холме, где столетья дворняжат, как бесхозные коровы и собаки.

Или о встрече с королем лесных племен в царстве Бастар, где ткут чудеса, сочиняют цветочное вино махуйя и закусывают красными муравьями, встрече с королем и долгой беседе с ним в его дворце с убитым на крыльце призраком его отца.

 

 

А попросту — книга о жизни человека, примерно такого как я, о его странствии, о чувстве родины, которая ведь не земля под ногами, не могилы предков, и даже не язык, а блуждающее окно, которое вдруг совпадает с тобой и распахивается внутрь тебя. И произойти это может в любое мгновенье и где угодно. И так же безотчетно покинуть — до следующей встречи, непредсказуемой и иной. Душе ведь закон не писан, и родина ее не здесь.

О чувствах, мыслях по ходу путешествия (а из настоящих путешествий не возвращаются ведь), о любви на краю света, о днях творенья, которые происходят «здесь и теперь». Об улыбке Шакти. Шакти, которая, как известно, вселенская женская энергия — та, без которой ничто не дышит, ни один боженька, ни один мужичок.

У этой богини много имен и обликов — Парвати, Дурга, Кали… Но есть среди них один добытийный (если отсюда глядеть) — Кушманда-деви. Согласно преданию, с ее улыбки и началось мироздание, непроявленное стало явным, мир начал отсчет жизни: уголки ее губ дрогнули, и Вселенная — несуществующая — пришла в движение; именно с улыбки женщины, а с чего еще он мог начаться, есть в этом какая-то высшая правда. И чудо.

 

Фото предоставлены Сергеем Соловьевым