Джакомо Пуччини за фортепиано (архив Alinari, Милан)
Всемирно известные композиторы не сразу снискали славу среди современников, представляя на их суд свои произведения, ставшие впоследствии тем, что принято называть классикой мировой музыки.
Huxley предлагает вашему вниманию выдержки из критических аннотаций на премьеры величайших гениев — Прокофьева, Пуччини, Рахманинова, Шопена и других композиторов.
СЕРГЕЙ ПРОКОФЬЕВ
«Сочинения мистера Прокофьева принадлежат не искусству, а миру патологии и фармакологии.
Здесь они определенно нежелательны, ведь одна лишь Германия, с тех пор как ее захлестнуло моральное и политическое вырождение, произвела больше музыкального гуано, чем может вынести цивилизованный мир.
Да, это звучит прямолинейно, но кто-то же должен противостоять тенденции понравиться публике, сочиняя то, что мы не можем назвать иначе, как низкой и вульгарной музыкой.
Сочинения же мистера Прокофьева для фортепиано, которые он сам и исполнил, заслуживают отдельных проклятий.
В них нет ничего, что способно удержать внимание слушателя, они не стремятся ни к какому осмысленному идеалу, не несут эстетической нагрузки, не пытаются расширить выразительные средства музыки.
Это просто извращение. Они умрут смертью выкидышей».
Кребиль Г. Э. New York Tribune, 12 декабря 1918 года
ДЖАКОМО ПУЧЧИНИ
Большая часть «Тоски», если не вся она, чрезвычайно уродлива, хотя и своеобразна и причудлива в своей уродливости.
Композитор с дьявольской изобретательностью научился сталкивать резкие, болезненно звучащие тембры
Boston Evening Transcript, 12 апреля 1901 года
МОРИС РАВЕЛЬ
«Прослушать целую программу сочинений Равеля — все равно что весь вечер наблюдать за карликом или пигмеем, выделывающим любопытные, но весьма скромные трюки в очень ограниченном диапазоне.
Почти змеиное хладнокровие этой музыки, которое Равель, кажется, культивирует специально, в больших количествах способно вызвать только отвращение; даже красоты ее похожи на переливы чешуи у ящериц или змей».
Times, Лондон, 28 апреля 1924 года
СЕРГЕЙ РАХМАНИНОВ
«Если бы в аду была консерватория… и было задано написать программную симфонию на тему семи египетских язв и если бы была написана она вроде симфонии Рахманинова… то он блестяще выполнил задачу и привел бы в восторг обитателей ада».
Цезарь Кюи. «Санкт-Петербургские новости», 16 марта 1897 года
НИКОЛАЙ РИМСКИЙ-КОРСАКОВ
«„Садко“ Римского-Корсакова — это программная музыка в самом ее бессовестном виде, варварство, сопряженное с крайним цинизмом.
Нечасто нам приходилось встречать такую бедность музыкальной мысли и такое бесстыдство оркестровки. Герр фон Корсаков — молодой русский офицер и, как все русские гвардейцы, фанатичный поклонник Вагнера.
Вероятно, в Москве и Санкт-Петербурге гордятся попыткой взрастить на родной почве что-то похожее на Вагнера — навроде русского шампанского, кисловатого, но куда более забористого, чем оригинал.
Но здесь, в Вене, концертные организации ориентируются на приличную музыку, и мы имеем все поводы протестовать против столь дурно пахнущего дилетантизма».
Эдуард Ганслик. 1872 год
КАМИЛЬ СЕН-САНС
«Сен-Санс сочинил больше дряни, чем любой из известных композиторов. И это худший род дряни, самая дрянная дрянь на свете».
Saturday Review, Лондон, 19 февраля 1898 года
АЛЕКСАНДР СКРЯБИН
«Бесспорно, в музыке Скрябина есть некоторый смысл, но и он избыточен. У нас уже есть кокаин, героин, морфин и бесчисленное количество сходных препаратов, не говоря уж об алкоголе.
Этого более чем достаточно! Зачем превращать еще и музыку в духовный наркотик? Восемь бренди и пять двойных виски ничем не хуже, чем восемь труб и пять тромбонов».
Сесил Грей. «A survey on contemporary music», 1924
ИГОРЬ СТРАВИНСКИЙ
«Стравинский совершенно неспособен к формулированию собственных музыкальных идей.
Но он вполне способен на то, чтобы ритмично бить в барабан в своем варварском оркестре, — это единственная живая и реальная форма в его музыке; тот примитивный род повторения, который прекрасно удается птицам и малым детям».
Musical Times, Лондон, июнь 1929 года
ПЕТР ЧАЙКОВСКИЙ
«Русский композитор Чайковский — без сомнения не истинный талант, а раздутая величина; он одержим идеей собственной гениальности, но не обладает ни интуицией, ни вкусом…
В его музыке видятся мне вульгарные лица дикарей, слышится ругань и ощущается запах водки…
Фридрих Фишер как-то выразился про некоторые картины, что они так отвратительны, что от них воняет.
Когда я слушал Скрипичный концерт г-на Чайковского, мне пришло в голову, что бывает и вонючая музыка».
Эдуард Ганслик. Neue Freie Presse, Вена, 5 декабря 1881
ДМИТРИЙ ШОСТАКОВИЧ
«Девятая симфония Шостаковича заставила автора этих строк покинуть зал в состоянии острого раздражения.
Слава Богу, на этот раз обошлось без грубой помпезности и псевдоглубин, характерных для Шестой и Восьмой симфоний; но им на смену пришла мешанина из цирковых мелодий, галопирующих ритмов и устаревших гармонических вывертов, напоминающих лепет не по годам развитого ребенка».
Tempo, Лондон, сентябрь 1946 года
РОБЕРТ ШУМАН
«Напрасно мы вслушивались в „Allegro. Op. 8“ Шумана в надежде найти мерное развитие мелодии, гармонию, которая продержалась бы хотя бы такт, — нет, одни только сбивающие с толку сочетания диссонансов, модуляций, орнаментаций, одним словом, настоящая пытка».
Iris, Берлин, 4 марта 1836
ФРИДЕРИК ШОПЕН
«Весь корпус сочинений Шопена представляет собой пеструю смесь напыщенных гипербол и мучительной какофонии. <…>
Остается лишь догадываться, как Жорж Санд может тратить драгоценные минуты своей восхитительной жизни на такое артистическое ничтожество, как Шопен».
Musical World, London, октябрь 1841 года
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.