ВИРТУАЛЬНЫЙ МУЗЕЙ СОВРЕМЕННОГО УКРАИНСКОГО ИСКУССТВА: антропный принцип Матвея Вайсберга

Антропный принцип — физический термин, который грубо говоря, подразумевает устройство Вселенной именно такой, как она есть, а не какой-либо другой, потому что мы, человечество, воспринимаем и можем понять ее только так, как мы понимаем.

Вселенная словно подстраивается под нас, соответствуя нашему развитию. Собственно, в самом названии заложена идея центральности человека, как решающего звена, единственного постороннего наблюдателя, способного хоть что-то осознать.

В этом принципе есть одновременно и величие, и глубокая меланхолия. Как и в искусстве Матвея Вайсберга, у которого «Слабым антропным принципом» были названы и работа, и выставка. Что есть общего между восприятием Вселенной и живописи?

Выставка Вайсберга с таким названием проходила в далеком 2004-м году и текст о ней открывала [1] цитата Бродского: «Пространство, которому, кажется, ничего не нужно, на самом деле нуждается сильно во взгляде со стороны, в критерии пустоты. И сослужить эту службу способен только ты».

Вряд ли поэт говорил лишь о пространстве физическом, но аналогию с природными явлениями провести можно: как электрический разряд всегда стремится заземлиться, так и любое искусство отчаянно ищет встречи со зрителем, жаждет на него повлиять и что-нибудь в нем изменить.

Искусство — всегда взаимодействие двух сторон, и Матвей Вайсберг ведет эти диалоги совершенно осознанно, вначале — сам как зритель, а затем, меняя сторону, уже с собственных полотен.

Как в шахматах, художник чередует белые и черные фигуры. Такой подход, возможно, неспроста: Матвей Семенович вырос в интеллигентной еврейской семье шахматистов и искусствоведов.

Бабушка по отцовской линии и, собственно, сам отец Вайсберга играли в шахматы профессионально, а мать изучала историю искусств и водила сына по киевским музеям.

Все это, безусловно, скажется на творчестве художника.

 

 

К примеру, в 2020-м году у Вайсберга прошла выставка в музее Ханенко и сам автор отмечал, что для него это знаковое событие, ведь он хорошо помнит, как в детстве в этот музей его водила мама, и он и представить тогда не мог, что здесь будут висеть его работы наравне с Сурбараном и Веласкесом.

Старые мастера у Вайсберга в почете, к ним он регулярно обращается, не только пересматривая, но и переосмысляя художественно. Большое место в его творчестве занимают так называемые «штудии» – работы, основанные на произведениях других именитых художников.

Гойя, Джотто, Брейгель, Констебль — все они послужили «окнами в мир» для Вайсберга, как он сам это называет.

Кроме того, Вайсберг создал серию работ сцен из Танаха по мотивам графики Ганса Гольбейна Младшего, художника эпохи Возрождения, вступая с ним в своеобразный диалог сквозь века.

Разговор у художников, конечно, условный: живопись Вайсберга гораздо менее буквальна, хотя и более достоверна, если так можно выразиться, ведь, в отличии от Гольбейна, Вайсберг бывал в Израиле и именно свои впечатления он и попытался выразить через библейские сцены.

Главное в этих работах — дух, атмосфера. Ведь, как всегда у Вайсберга, фигуры вроде есть, но они едва прочитываются, художник работает на самой границе с абстракцией, заигрывая с ней, но не преступая.

 

 

К слову, этот проект назывался «Стеной», как и другой важный цикл Вайсберга. Любопытно, что два, наверное, самых известных его проекта называются одинаково. Эти две стены — как символические «прошлое» и «настоящее» в искусстве киевского художника.

Второй проект посвящен событиям «Майдана» и, если сравнивать с первой «Стеной», эта — намного тревожней, кровавей, страшней.

Несмотря на всю драматичность библейских сюжетов, реальность революции, разгоревшейся в центре Киева, трогает гораздо сильнее, ведь она намного ближе и к нам, и к художнику, который был непосредственным участником событий.

На картинах часто трудно разобрать что-то конкретное, но нам, знающим контекст, все понятно с одного взгляда — дым, огонь, снег, кровь.

 

 

После этой серии журналисты порой так и называли Вайсберга «художником Майдана», однако, это слишком упрощенное определение для него.

Даже наоборот, этот цикл — скорее исключение, реакционные работы Вайсбергу не свойственны. Он и сам не отрицает: «Если бы мне заранее сказали, что я буду рисовать на эту тему — сильно бы удивился».

Чаще художник обращается к извечным пейзажам, натюрмортам и портретам. Нередко появляются и еврейские сюжеты, несмотря на то, что сам Вайсберг свое еврейство во главу угла не ставит.

Такой набор идентичностей дополняет и, можно сказать, держит в целостности истинная интеллектуальность художника, которая подтверждается его очевидной начитанностью, насмотренностью и образованностью в целом.

Слушая Вайсберга, наблюдая за тем, как он свои знания вплетает в полотна, понимаешь, что современный художник — действительно скорее философ, нежели рисовальщик.

---

[1] Текст к выставке Матвея Вайсберга в галерее «Карась»