ВИРТУАЛЬНЫЙ МУЗЕЙ СОВРЕМЕННОГО УКРАИНСКОГО ИСКУССТВА: Николай Кривенко — «контакт с живым»

Фото: supportyourart.com

 

Ни один текст о Кривенко не обходится без упоминания Григория Гавриленко и Сергея Параджанова. Прямо ли, косвенно ли — оба эти мэтра были наставниками для Кривенко и оказали значительное влияние на его искусство. От художника шестидесятника Гавриленко Николаю посчастливилось перенять опыт и получить важную критику от «академизма с человеческим лицом».

Это позволило Кривенко сосредоточиться на проработке собственного почерка, вопреки необходимым для зачетов полотнам в духе соц. реализма, Гавриленко учил «достигать ощущения непосредственного контакта с живым» [1].

От Параджанова Кривенко впитал дух свободы и смелости, вдохновился его сюрреалистичными коллажами, что впоследствии проявилось и в использовании этой техники, и в чувственной абстракции художника. Но что представляет из себя сам Кривенко, если убрать громкие имена, которые с одной стороны, добавляют весу, а с другой — заслоняют своей же величиной?

 

В силу продолжительной верности и упорству, с которыми Николай Кривенко пишет абстракцию, его называют украинским классиком жанра, наряду, например, с Тиберием Сильваши. И это соседство, безусловно, не случайно. В начале девяностых Кривенко присоединился к объединению «Живописный заповедник», в котором, кроме Сильваши, были такие именитые мастера, как А. Криволап, А. Животков, М. Гейко.

Сам Кривенко говорит, что надеялся на то, что этот круг будет расширяться, но в итоге распался и этот. Даже не то, чтобы официально распался, а просто постепенно перестал существовать — каждый из участников пошел своей дорогой. Сильваши вспоминает, что даже во время активности «Заповедника» Кривенко держался немного отстраненно, встречи пропускал, но работы приносил.

Судя по всему, разговорное общение дается ему с трудом: интервьюеры художника часто отмечали усилие, которое тот прикладывал, пытаясь ответить на, казалось бы, простые вопросы о собственном же творчестве. Возможно, отчасти, сам этот факт и есть разгадкой к первоисточнику искусства Кривенко — невозможность выразить вербально всю глубину своих идей, эмоций, чувств.

 

 

Художник, действительно, пишет сразу, без эскизов, словно говорит, просто берет и доносит мысль. Его искусство всегда исходит изнутри, он отметает реакционное, ангажированное искусство, как, кстати, все из «Заповедника» Кривенко не отрицает, что в любом произведении художника отображены влияния извне, но у него — только опосредованно, на уровне ощущений.

Объединение «Живописный заповедник» было наиболее активным примерно в то же время, что и самый яркий период «Парижской коммуны», но это были две линии, которые шли не то чтобы параллельно, точки соприкосновения между ними были, но пути их таки разошлись навсегда, хоть и не бесследно.

Сам Кривенко к паркоммуновцам относится снисходительно, сравнивает их с поп-музыкой: мол, это проще для восприятия, поэтому и «любят их больше»[2], в то время как искусство свое и единомышленников считает прикосновением к чему-то живому, вечному, настоящему и высокому, противопоставляя его искусству актуальному, что для Кривенко равноценно сиюминутному, тому, которое забудут.

 

 

Художник не ищет популярности, он нечасто появляется на публике и даже в выставочных проектах участвует крайне редко. В его адрес порой употребляют эпитеты вроде отшельника, ведь действительно, и выше уже было упомянуто, общение в традиционном понимании дается Кривенко непросто. В этой связи особенно любопытным и, даже, закономерным видится интерес художника к восточной культуре, ее духовным учениям и художественным практикам.

Его подкупило, что, по его наблюдениям, там философия заложена прямо в творчество, что идеи как бы отпечатывались в подсознании, а затем отображались на полотнах как результат. Такой же подход использует и сам Кривенко: однажды просто настает «тот самый» момент и картина проявляется, словно сама собой. По сути, получается, что основная работа художника происходит не с кистью в руке, а все остальное время — в наблюдениях и размышлениях, а красками нам просто пытаются объяснить то неуловимое, что ощутил, до чего додумался автор.

 

 

В подобном, философском, творчестве действительно не может быть сюжета и оказывается вполне логичным, что Кривенко — приверженец абстракции. Своей точкой отсчета он считает Малевича, Кандинского, Мондриана, продолжает линию Ивом Кляйном, Поллоком, де Кунингом. Вместе с другими членами «Заповедника» блюдет профессиональные навыки художника, знание «матчасти» и склонен считать себя продолжателем традиций великих мастеров.

Кривенко пробовал себя не только в живописи, ему хорошо удавалась и графика, и скульптура, экспериментировал и с инсталляцией, однако, привычнее и сподручнее всего излагать идеи художнику все-таки красками на холсте.

Его живописный язык развивался и менялся, сам автор отмечает, что, к примеру, новые работы как бы «высветлились» по отношению к более старым, стали более прозрачными. Вероятно, с годами и накопленной мудростью кристаллизировался не только практический подход, но и мысли, которые Николай Кривенко воплощает в своих картинах.

 

---

Источники:

[1] Кривенко М. Что дал мне Григорий Гавриленко // Галерея. — 2002. — No3-4. — с. 26-27

[2] Цитата из интервью Милене Хомченко