ВИРТУАЛЬНЫЙ МУЗЕЙ СОВРЕМЕННОГО УКРАИНСКОГО ИСКУССТВА: Василий Цаголов и его реальные иллюзии

 

Явление сквота «Парижская коммуна» было настолько важным и так сильно повлияло на современное украинское искусство, что до сих пор мы не просто ведем его отсчет с того момента, но и как бы ностальгируем о романтическом образе сплоченного художественного комьюнити, объединенного общими ценностями и радующегося успехам друг друга.

Несмотря на это довольно туманное, но приятное представление, бытующее сегодня, период паркоммуны длился всего несколько лет и уступил место вполне понятным и мирским — коммерциализации и индивидуализации.

Однако, и тогда, и сейчас есть люди, не поддающиеся сиюминутным веяниям и трендам. Василий Цаголов — как раз из таких.

Он тоже жил в том сквоте и общался со всеми его звездами — Голосием, Гнилицким, Трубиной и прочими, но и тогда держался отстраненно, никому не показывал свои работы и не появлялся на вечеринках.

Цаголов не поддался ни на так называемый «кучерявый стиль», свойственный паркомовцам, ни на последующий от этого стиля отход — у этого художника изначально было собственное видение и свой путь, которым он идет до сих пор.

В отличие от многих соратников, Цаголов не создавал психоделических, «сновиденческих» картин, не углублялся в подсознательное. Его искусство почти осязаемо — оно всегда отражает современные социальные проблемы и явления.

В произведениях художника возникают то служебные романы, то революции, то перестрелки — все, что так или иначе волнует не только автора, но и всех нас. Сам Цаголов говорит, что для него очень важно не стать заложником собственных переживаний, не выносить в искусство сугубо личное.

Этим он значительно отличается от многих, да что там, почти всех деятелей современного украинского искусства, где каждый сосредоточен на своих реальных и воображаемых травмах.

Цаголов же сам возлагает на себя ответственность быть не просто рефлексирующим живописцем, но служить своему зрителю, быть общественно полезным, быть так называемым проводником в новый мир для широкой аудитории.

Именно поэтому он часто выбирает для сюжетов своих работ очень узнаваемые образы из массовой культуры. Стереотипного вида инопланетяне, киногерои, персонажи сказок и другие архетипы — все это уживается на полотнах Цаголова.

«Массовая культура и послужила той здоровой инъекцией, которую на мой взгляд, необходимо время от времени себе вводить» [1].

Цаголов убежден, что искусство — это не только терапия для самого художника, это диалог, и чтобы его вести — необходим общий предмет для разговора. В этой роли и предстают узнаваемые персонажи, которые способны донести идеи автора до широкого круга зрителей.

Поначалу Цаголов вообще наносил описания и объяснения прямо на картины, делая их частью общей композиции и замысла, чем еще раз подкреплял свое отличие от остальных своих современников.

Ему не свойственны случайные, внезапные откровения, не знакомо понятие вдохновения.

Цаголов продумывает и внимательно прорабатывает свои произведения, часто выстраивая серии, чтобы полнее раскрыть свои задумки. Еще в девяностых он хоть и перестал вводить тексты в живопись, а позже и писать концепции к работам.

В целом полотна Цаголова остались очень нарративными, он и сам подтверждает, что картины для него — скорее рассказы, и со временем художник выработал навык создавать на полотнах понятные высказывания с линейным развитием сюжета, как в кино и литературе.

О «кинематографическом мышлении» Цаголова много говорят, как правило, имея в виду как раз узнаваемые образы, заимствованные из популярной культуры.

Но не стоит останавливаться на этом поверхностном прочтении, ведь эти образы — всего лишь визуальный код, с помощью которого можно и нужно расшифровывать основные послания художника.

Полотна Цаголова содержат множество прорех: с одной стороны художник оставляет пустые пространства, ввиду формальной визуальной выгоды, для того, чтобы «живопись дышала».

С другой — незакрашенные фрагменты словно создают реликтовое излучение, своеобразный шум, преграждающий зрителю путь в произведение, напоминающий о его иллюзорности, в то же время, намекая на возможность иллюзорности реальности.

Сложные материи покажутся проще, если знать теоретическую основу, на которую опирается Цаголов. Он сам написал программный текст, в котором объяснил свою концепцию.

По ней мы все находимся в своеобразной матрице, телепроекции, где все, что с нами происходит, как бы не существует в материальном мире, но, тем не менее, является для нас вполне реальным.

По мнению художника, если мы осознаем то, что находимся в условном телевизоре, то освободимся от тягостных сомнений и наши жизни приобретут характер игры, облегчив мнимые страдания [2].

Верить в эту концепцию, или нет — дело каждого, но творчество Василия Цаголова действительно способно переключить сознание внимательного зрителя, вовлечь его в размышления о политике, насилии, сексе, отношениях — о чем угодно, способно заставить переоценить приоритеты.

Сам художник от ответа на вопрос «меняет ли искусство человека?» деликатно уклоняется, но при этом создает действительно влиятельные произведения, которые вас точно могут изменить.

---

[1] Пригодич Н. Творчество — это прежде всего поступок! [Интервью с Василием Цаголовым] / Надежда Пригодич // Киевский вестник. — 4 декабря 1992 — №231. — С. 3.

[2] Виктория Бурлака. Отрицание отрицания // Современное искусство. Научный сборник. — Вып. IX. — Национальная академия искусств Украины. Институт проблем современного искусства. — М .: Феникс. — 2013. — С. 12-28