НИКОЛАЙ ПИМОНЕНКО: художник, который рисовал украинскую душу
Николай Пимоненко в своей мастерской в Киеве. Рядом картина «Гопак», 1910 год / facebook.com
Коренного киевлянина с Приорки считали неформалом, а родной тесть звал «комплексом», потому что тот рисовал одинаково умело и людей, и животных, и наводнение с тыквами. В Петербурге ему не хотели выдавать диплом, поскольку «пишет сельский навоз и мазюкает Малороссию», но со временем художник получил звание академика живописи.
Лучше всего ему удавались вода — будь то лужа или проталинка — и лунный лирический свет. Охотно писал горожан и крестьян. Украинцев одевал в праздничную одежду, поэтому говорили, что его полотна одеты со вкусом. Чтобы правдиво изобразить живую натуру, приводил домой теленка или овцу.
Оставил после себя около тысячи работ.
ШУСТОВ И ЕГО «СПОТЫКАЧ»
Однажды вокруг Николая Пимоненко вспыхнул громкий скандал, а его колоритная картина «Домой» перевоплотилась в этикетку и украсила бутылки с водкой торговой компании «Шустов и сыновья». Возмущенные коллеги из Общества передвижников написали художнику гневное письмо, мол, как ты мог так низко пасть? Это же надо быть настолько меркантильным, чтобы купиться на такие сомнительные деньги и рекламировать «зеленого змия». «Ты опозорил всю нашу общину, продался водочному фабриканту».
Живописец в то время жил и работал в Киеве и понятия не имел, что происходит в далекой Москве. Быстро собрал чемодан и направился в белокаменную на встречу с предпринимателем. Тот владел заводом на Большой Садовой, на котором работало сто сорок рабочих, производил в год около ста тысяч ведер ликеров и настоек, в частности с полынью для оздоровления желудка, перечных, незаменимых во время простуды, а еще рябиновых, тминных, сливовых, вишневых и горькую до безумия «Ерофеич» с анисом, мятой и померанцевыми орешками.
Отличался от конкурентов оригинальными этикетками и крайне шокирующей рекламой. Нанимал за копейки бедных студентов и засылал в трактиры. Те приходили навеселе или просто играли соответствующую роль и требовали налить водки, только непременно «Шустов».
Если напитка не оказывалось, начинали вопить и крушить мебель, но делали это с умом, не более чем на десять рублей. Событие уже наутро попадало в газеты, и заинтригованные москвичи и владельцы питейных заведений начинали повсюду искать ту роковую оковитую. Выходит, она действительно хороша, раз вокруг нее творится такой ажиотаж, а дела компании стремительно набирают обороты.
Алкогольный магнат Шустов украинского живописца принял любезно и стал божиться, что понятия не имел, кто автор картины. Просто увидел репродукцию на открытке и заинтересовался. Поскольку имеет совсем другой профиль, то живопись не изучает и на выставках не бывает. Откуда ему было знать, что именно этот рисунок, на котором разъяренная босоногая женщина встречает своего нетрезвого мужа, размахивает палкой, а пес Бровко сидит на завалинке, да еще и подгавкивает, принадлежит какому-то Пимоненко?
Поэтому давайте все решим полюбовно, я вам выплачу компенсацию, и мы пожмем друг другу руки. Николай не согласился, потому что профессиональную честь не покупают за деньги. Подал на фабриканта в суд, выиграл дело и добился, чтобы все бутылки с этикетками были изъяты из продажи.
Истец получил за моральный ущерб приличную сумму и отправился в Малютянку, что неподалеку от Боярки и Глевахи. Там устроил праздник для сельской молодежи и, пока те весело танцевали, устроился под дубом и принялся писать эскизы. Обожал эмоции молодости и счастья.
ЖИЗНЕННЫЕ ИСТОРИИ В КАРТИНАХ
Писал вдохновенно, поэтому почти каждая картина имеет свою историю. Например, «Перед грозой» родилась после того, как помог сельской девчушке загнать овец в хлев, ведь небо совсем взбесилось. Еще минута, и треснет, будто старый сатин. Картина «Жертва фанатизма» появилась вслед за газетной статьей.
В ней рассказывалось о бедной иудейке, которая решилась полюбить кузнеца-христианина и надела его «крест». Неважно, что и те и другие хором верят в единого Бога, читают один и тот же Ветхий Завет, признают рай и ад, а вот по поводу Иисуса имеют серьезные разногласия. Поэтому иудейская община возмутилась не на шутку, жестоко избила неверную, а родители от дочери отреклись. Николай Пимоненко не мог этого пережить, и направился в городок Кременец, где произошла драма.
Местные встретили мужчину с кистями враждебно. Нечего здесь шастать и вынюхивать детали, но живописец не сдавался, сделал много эскизов. Вскоре на полотне появилась несчастная девушка в разорванной рубашке. Напротив разъяренная толпа, вооруженная рогачами, палками, зонтиками. Нуждающийся в ремонте забор, завязавшиеся в узел вороны, гнездо облаков. Апокалипсис да и только.
Со временем художник арендовал домик в уже знакомом селе Малютянка, насмотрелся там колядок, свадеб, рождественских гаданий. Вот и писались полотна, наполненные цветом и ритмом. На них девушки в свитках, парни в брилях, молодка с гусями. Свидания, ухаживания, сватовство. Пасхальная утреня и Чистый четверг.
МЕЖДУ ПЕТЕРБУРГОМ И ЧАХОТКОЙ
Художник везде ходил с бумагой и карандашами. Боялся пропустить хотя бы одно событие или сюжет. Так повелось с детства, ведь вырос в семье богомаза (отец писал иконы, разрисовывал церкви и часовни). Со временем юноше повезло, зачислили в Киевскую рисовальную школу, да еще и на бесплатное обучение, которое покрыл собственными средствами меценат Иван Терещенко.
Именно там произошло нечто странное. Однажды в класс, что на улице Афанасьевской, пришел невысокого роста человечек с бородкой. Он прошелся по коридору, заглянул в каждый мольберт и отметил одного мальчика. Ученик как раз бился над ликом Христа, а почтенный гость недолго думая схватил кисть и ловко дописал то ли ауру, то ли непокорный завиток. Это был сам Илья Репин, который подобным жестом благословил будущую знаменитость.
Позже юноша отправился в Петербург: он был принят в Академию художеств. Отец, провожая сына, прослезился: «Видишь, как Бог тебе помогает — и талант дал, и самых нужных людей послал, чтобы таланту дать ход. Теперь, значит, жди испытаний». Как в воду глядел. Несмотря на то, что Николай шел впереди всех и искуснее других писал гипсовые головы, ему совсем не подходил гнилостный балтийский климат.
Молодой человек не вылезал из простуд: бронхиты осложнялись пневмониями, стоило оклематься, как снова обструктивный бронхит. Кроме того, не хватало средств на еду, одежду, краски, поэтому вынужден был работать грузчиком и посыльным. Наконец очередная пневмония оказалась сверхтяжелой, и врачи в один голос посоветовали сменить климат, ведь так недолго и до чахотки.
Конечно, было бы неплохо прогреть грудь на европейских курортах или, на худой конец, в Крыму, но студент направился в родную сердцу Малютянку. Там сухой, хорошо прожаренный песок, почтенная река, свежие овощи. А еще — ягоды, молоко, мед.
ЛЮБОВЬ В КАДЕТСКОМ ПЕРЕУЛКЕ
Юноше нелегко было оставлять учебу: за два года получил несколько серебряных медалей, да и преподаватели отпускали неохотно: возлагали на него большие надежды и разрешили на текущие выставки присылать работы по почте. Так он и делал в течение семи лет.
Итак, прибыл, устроился учителем, влюбился. Избранницей стала дочь петербургского академика Орловского по имени Александра. Николай приходил к ее отцу, и мужчины вели долгие и темпераментные дискуссии. Девушка подавала чай, а к чаю — только что испеченные завиванцы. Юноша знал, что барышня с перчиком, поскольку отказала уже не одному претенденту, а вот на его предложение согласилась. Ответила тихим и твердым «да».
Влюбленные поженились, отгуляли громкую свадьбу, на которую собралась чуть ли не вся киевская богема, и отправились на медовый месяц в Германию. По возвращении поселились вместе с тестем в том же Кадетском переулке, но в отдельном флигеле (ныне улица Гоголевская, 28), родили троих детей. Александра занималась домашними делами и делала все возможное, чтобы мужу писалось хорошо. Лето художник проводил в селе, где обустроил удобную мастерскую.
В ней были большие стеклянные двери, через которые без персонального приглашения заходило солнце. Заглядывал пасечник, плотник, косарь. Ввиду этого творилось радостно и неутомимо. На осень возвращался в Киев: преподавал в КПИ (заведовал кафедрой начертательной геометрии), расписывал Владимирский собор и Кирилловскую церковь, писал картины, выставлялся в Берлине, Париже, Лондоне, Мюнхене.
В 1904 году стал академиком живописи. Как педагог, терпеть не мог возражений и к ученикам относился с вниманием, советовал писать все с натуры и никогда не забывать о простом карандаше. Мол, еще успеете взять краски.
КАК ПАХНЕТ НАРИСОВАННЫЙ ЧАБРЕЦ
Героями его были обычные люди: косари, продавщицы цветов, колядники. Сваты, соперницы, пахари. Те, кто шел в брод, ходил на ярмарки, прощался. Набирал воду, сушил сено, святил куличи или нес домой страстную свечу. Болтал на Киевском вокзале или удивлялся встрече с земляком. И все живо, правдиво, красноречиво. Недаром писатель В. Короленко признавался: «Когда смотрю на его картины, мне кажется, что чувствую запах чабреца или неповторимый аромат цветущих вишен и нагретой на солнце степи».
Дальше — болезнь. Странная такая, неожиданная. Сначала заболело в правом боку. Боль оказалась злой и кусачей, врачи диагностировали нарыв или опухоль печени, но оперировать не решились. Николай страдал от той «колючки» пока не сдался. Это произошло через несколько недель после празднования его пятидесятилетия. Илья Репин, узнав о смерти ученика, написал: «Какая потеря! Он был настоящим украинцем, и не будет забыт своей родиной за свои правдивые и милые, как Украина, картины».
Александра пережила мужа на сорок лет и замуж больше не вышла. Дети художниками не стали: творческие гены проявились только в праправнучке. В Малютянке до сих пор зеленеет дуб, под которым делал зарисовки, а мы до сих пор, любуясь его полотнами, чувствуем то печную жару, то дождливую осень, то свадебный бубен, который приглашает к польке или сногсшибательному динамичному гопаку.
При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
