ОДЕССИТ СРЕДИ СКРИПАЧЕЙ: Майкл Гуттман об одесских корнях мировой скрипичной школы

Майкл Гуттман. Фото из личного архива

 

Что вам известно об Одессе? Многое, но точно не все. Бельгийский скрипач Майкл Гуттман убежден, что именно Одессе мир обязан лучшей скрипичной школой, которая воспитала музыкантов высочайшего уровня. Вслед за своим учителем он считает, что Одесса — это больше чем город, и даже Париж немного не дотягивает до нее по красоте.

Сегодня вы узнаете о новых музыкальных трендах, о том, как скрипка разговаривает с душой, и почему музыку нужно успеть полюбить до сорока лет.

В 10 лет он стал самым молодым скрипачем, когда-либо принятым в Брюссельскую королевскую консерваторию. Сегодня это выдающийся музыкант, входящий в музыкальную элиту мира. Майкл Гуттман играет на скрипке Гварнери 1735 года, когда-то принадлежавшей великому итальянскому скрипачу Джованни Баттиста Виотти. По мнению критиков, он демонстрирует «невероятное богатство тонов и тающую красоту звука». Его называют «Шагалом среди скрипачей».

Гуттман является участником и руководителем музыкальных фестивалей по всему миру. В том числе консультантом легендарного Международного музыкального фестиваля Odessa Classics, который до войны ежегодно проходил в Одессе в начале июля. Его президентом и создателем стал украинский пианист с мировым именем Алексей Ботвинов.

Сегодня фестиваль представляет Украину в большом туре по европейским городам, объединяя нашу страну и Европу в одно культурное и смысловое пространство. И снова на сцену фестиваля поднимается Майкл Гуттман — великий музыкант и большой друг Украины.

Он настолько преисполнен любви и благодарности к одесской школе игры на скрипке, что его можно не только сравнить с Шагалом, но и смело назвать «главным одесситом среди скрипачей мира».

 

ОДЕССА — ЭТО БОЛЬШЕ ЧЕМ ГОРОД!

 

Как и большинство скрипачей в мире, я рос со знанием того, что такое Одесса: где она находится, кто в ней жил и работал. Этот интерес не случаен, ведь много великих скрипачей родом из Одессы. Поэтому для меня Одесса — это нечто большее, чем город. В том же смысле, в каком и Иерусалим.

Это не просто точка на карте. Одесса — великая культурная Идея, существующая одновременно и в физическом, и в духовном измерении. Именно поэтому она является родиной такого большого числа великих музыкантов. Впервые я приехал в Одессу по приглашению Камерного оркестра Одесской филармонии, это было много лет назад.

И тогда же я познакомился выдающимся пианистом Алексеем Ботвиновым, то есть задолго до того, как каждый из нас стал организовывать музыкальные фестивали. С тех давних пор нас с Алексеем объединяет настоящая многолетняя дружба — на всю жизнь! Для меня Одесса навсегда связана с дружбой и юностью.

 

 

«ПОЧТИ ТАК ЖЕ КРАСИВО, КАК В ОДЕССЕ!»

 

А еще Одесса ассоциируется у меня с моим любимым учителем — Борисом Гольдштейном, одним из великих скрипачей, которых дал миру этот город. Вообще, в моем становления как музыканта одесская школа сыграла огромную роль: это великие фамилии — Петр Столярский, Михаил Ямпольский и многие другие. Благодаря моему учителю я полюбил Одессу еще до того, как впервые побывал там! Борису Гольдштейну очень нелегко жилось в СССР.

Помимо всего прочего, советская власть лишила его возможности выезжать за границу. Но все-таки в 70-е годы ему чудом удалось вырваться на Запад и поселиться в Германии. Я познакомился с ним уже в начале 80-х. Мы начали подолгу общаться, я показывал ему Париж, возил в Брюссель, Амстердам… Это красивые города.

Мой учитель соглашался с этим, но с одним уточнением: здесь красиво, почти так же красиво, как в Одессе! С тех пор это стало у нас двоих «классической» шуткой. И теперь, куда бы я ни поехал — в Нью-Йорк, в Токио, в Лондон — я всегда повторяю: здесь красиво, почти так же красиво, как в Одессе!

 

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЕ ДРЕВО СОВРЕМЕННОЙ СКРИПКИ

 

В определенном смысле одесская скрипичная школа стала в XX веке самой интернациональной школой в мире. Музыканты отличались по уровню таланта, но в основном это очень хорошие педагоги. Даже в крупнейшей в США Джульярдской школе вместе с Иваном Галамяном преподавали педагоги, большинство из которых были одесситами.

Мои бабушка и дедушка родом из Харькова и Житомира. Я родился в Бельгии от украинских матери и отца. Как бельгийский скрипач я горжусь Бельгийской школой скрипки, которую прославили Анри Вьетан и Эжен Изаи. Но по-настоящему бельгийская школа состоялась, когда познакомилась сначала со школой Санкт-Петербурга, а потом и Одессы.

Если представить этот процесс как генеалогическое древо, мы увидим, как через польского скрипача Генрика Венявского протянулась связь между Бельгией и Одессой. Таким образом одесская скрипичная школа стала лучшей в международном масштабе.

Вы удивитесь, но сегодня большинство студентов в музыкальных вузах Америки — потомки одесских воспитанников величайшего педагога Петра Столярского.

 

ОДЕССКАЯ ТРАДИЦИЯ МИРОВОГО МАСШТАБА

 

Говоря об Одессе, мы можем вспомнить того же Давида Ойстраха и еще бесконечно долго перечислять имена многих всемирно известных скрипачей, которые преподавали в Одессе, учились в Одессе, уезжали из Одессы и возвращались в Одессу преподавать.

Мой учитель Борис Гольдштейн был ярким представителем одесской школы. Для нее характерно особое звукоизвлечение, максимальная выразительность игры с очень сильной технической базой. При этом акцент делался на «оперной» игре, когда скрипка как бы подсвечивает оперный вокал.

Вы знаете, что у Гольдштейна еще в советское время учился замечательный педагог Захар Брон, а перед этим он прошел обучение в одесской  школе Столярского. Потом Брон в свою очередь стал учителем Максима Венгерова, Вадима Репина, Дэниэла Хоупа и многих других. Одесская традиция и сегодня жива и продолжает влиять на мировое искусство игры на скрипке. 

 

 

 

ФЕСТИВАЛЬ, КОТОРЫЙ «ПОВЗРОСЛЕЛ»

 

Поскольку Одесса является очень важной частью моей личной истории, я был счастлив, когда узнал, что мой друг Алексей Ботвинов организовал фестиваль Odessa Classics. Я имел честь принять в участие в самом первом музыкальном событии фестиваля, оказаться в самом начале его истории. Я наблюдал за тем, как фестиваль развивается и растет.

Сегодня из ребенка он превратился в большого, красивого, взрослого человека. Удивительно, но это преображение произошло в довольно короткий срок — в течение буквально нескольких лет! Обычно становление проектов подобного масштаба растягивается на долгие годы. Такие фестивали, как в Зальцбурге, существуют по полвека. А вот Odessa Classics в следующем году исполниться 10 лет, но за это время фестиваль набрал невероятную мощь.

Думаю, это произошло и благодаря Алексею Ботвинову, и благодаря самой Одессе, куда очень любят приезжать музыканты, для которых она является уникальным «местом  силы». Мне кажется, что такое сочетание духовной энергии, теплого приема, прекрасных залов и невероятно отзывчивой публики, заполняющей эти залы, вы не встретите ни в каком другом городе.

Я объясняю успех Odessa Classics тем, что фестиваль восполнил людям нехватку чего-то важного, заполнил какую-то «черную дыру». Мне кажется, люди давно ждали чего-то подобного с участием лучших зарубежных и украинских артистов.

 

 

ЛЮДИ ХОТЯТ, ЧТОБЫ ИХ УДИВИЛИ

 

В самом слове «фестиваль», от латинского festivus — «праздничный» — заложена идея праздника. Война и фестиваль несовместимы, как горе и радость. Поэтому, к сожалению, пока проводить фестиваль в Одессе невозможно. Но можно презентовать Odessa Classics в европейских городах, как торжество украинской культуры, украинского духа.

Фестивали занимают особое место в мире классической музыки, потому что притягивают на свою орбиту совершенно разных зрителей, исполнителей, представителей самых разных стран, культур и музыкальных традиций.  Это создает особое пространство свободы.

Конечно, ничего такого нет в корпоративных проектах с системой годовых абонементов, когда перед организаторами стоит задача заполнить зал. Поэтому, чтобы гарантировать коммерческий результат, вы должны дать зрителю то, с чем он хорошо знаком: известный солист, известный дирижер, 5-я Симфония Чайковского, Скрипичный концерт Сибелиуса и т. д.

Однако фестивали, где есть место творческому эксперименту, имеют намного больший резонанс, потому что люди ожидают, что их обязательно чем-то удивят. Частота концертов на фестивале в 6-7 раз превышает частоту оркестрового абонемента. И это — вызов для публики, который может стать для нее настоящим шоком или откровением. Я не раз наблюдал, как это происходит в Одессе, а теперь в Таллинне, Цюрихе, Бонне, Салониках, Варшаве и других городах.

 

ПРОВАЛЫ И ВЗЛЕТЫ В ИСТОРИИ МУЗЫКИ

 

Дух свободы, любой творческий эксперимент всегда привлекает молодежь. Поэтому я оптимистически настроен в отношении будущего фестивалей. Я вижу на фестивалях классической музыки все больше и больше молодых людей. Сегодня они слушают не только рок, но и духовную музыку поляка Хенрика Гурецкого, китайца Тан Дуна, американца Филипа Гласса или украинца Валентина Сильвестрова.

Сейчас в тренде направление new age, вдохновленное иногда католической, иногда православной, иногда индийской традицией, но адаптированной под сегодняшнюю аудиторию. Посмотрите, какая трансформация музыки богослужебных текстов происходит у украинского композитора Виктории Полевой. Даже старинная музыка барокко сейчас получает новую жизнь.

Этот процесс постоянной адаптации ко вкусам молодой публики идет уже лет 40. Периоды охлаждения к музыке в истории бывали не раз — это нормально. Был Золотой век, в начале которого стоял Бах, а в конце — Моцарт! А дальше — провал, и все стали говорить, что великое поколение ушло и великая музыка закончилась.

В истории музыки не раз бывали большие лакуны, но за падением следовал взлет. Был очень плодотворный период между двумя мировыми войнами — творили Пауль Хиндемит, Игорь Стравинский, Арнольд Шенберг. После Мориса Равеля и Клода Дебюсси случились Дмитрий Шостакович и Сергей Прокофьев. А потом — опять пропасть.

 

 

ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

 

Можно сказать, что после падения Берлинской стены в 1989 году и на Западе, и на Востоке классическая музыка обретает новую жизнь. Например, если в годы холодной войны на Западе ты писал что-то тональное, тебя объявляли реакционером, фашистом и ретроградом. А в Восточной Европе и СССР, если ты решился на нечто атональное, тебя записывали в декаденты и пособники капитализма.

В итоге с 1945 года, сразу после окончания Второй мировой войны, вплоть до начала XXI века, между современной музыкой и публикой тоже существовало нечто вроде Берлинской стены. И хорошо, что сейчас под ударами других стилей и ритмов, джаза, рока, индийской музыки Берлинская стена пала — музыка снова стала красивой и интересной.

В том числе ее пробило и движение американских минималистов: Филипа Гласса, Стива Райха и Джона Адамса. Они сделали великое дело, восстановив доверительные отношения между композиторами и слушателями, которые ранее убивал чрезмерный интеллектуализм в музыке.

К сожалению, не до всех сразу доходит, что средневековая мелодическая «простота» — это закономерная реакция на слишком сложную, интеллектуальную музыку.

 

РАЗГОВОР МУЗЫКИ С ДУШОЙ

 

Я оптимистично настроен, потому что в мире классической музыки появился свежий ветер. Потому что даже если публика не придет на концерт Чайковского или Сибелиуса, она обязательно придет послушать что-то новое. Важно, чтобы мы это понимали и помогали приходить на концерты молодым людям.

Классическую музыку нужно полюбить, когда вы молоды и искренни. Потому что за музыкой на концерты приходят до сорока. А потом у старшего поколения появляется другая мотивация. Многие ходят на концерт, чтобы встретиться со спонсором, со своим банкиром или деловыми партнером, выпить в антракте шампанского с важными людьми.

Наше будущее — молодежь. Мы конкурируем за ее внимание со смартфонами, кино и медиа. Классическая музыка — это не усиленная динамиком, а акустическая музыка. Она говорит напрямую с душой, а не пытается просто развлечь слушателя. Конечно, до нее сегодня добраться непросто.

Но у классической музыки есть этот удивительный талант — достучаться до души человека!

 

---

При копировании материалов размещайте активную ссылку на www.huxley.media